Захар Прилепин: Для Дудя мы все упоротые…

Писатель Захар Прилепин рассказал в интервью писателю Роману Богословскому о своём отношении к либералам, Дудю, Навальному и другим медийным персонам.

— 31 августа в центре Донецка погиб глава ДНР Александр Захарченко. Ты уже прокомментировал в СМИ свою версию произошедшего («Здесь в любом случае не обошлось без Украины, без Киева, а интересы могут быть самые разные: политические, финансовые, военные, а может быть, средоточие и тех, и других, и третьих интересов», — отмечал Захар Прилепин в СМИ. — Прим. ред.). После этого убийства нет ли у тебя опасений относительно безопасности твоих поездок в Донбасс?

— Ты всерьёз задаёшь этот вопрос офицеру армии ДНР, который там три года провёл? А до этого было безопасно? Мне порой гражданские люди кажутся несколько невменяемыми.

— Могли ли покушение на Захарченко организовать или каким-то образом поучаствовать свои?

— А ты часто задумываешься, что тебя могут убить собственные дети или родители? Давай поговорим об этом?

— И что теперь будет с ДНР? Кто может стать лидером?

— Там народ лидер. Персонификация отменяется.

— Захар, скажи, бывают ли у тебя депрессия, чёрные полосы, неудачи? И если да, то как ты это переживаешь, как борешься?

— Депрессий у меня до сих пор не было ни одной, я не очень понимаю, что это такое. Чёрные полосы и неудачи? Нет, тоже нет. Если смерть или жуткие ранения товарищей в Донбассе — только это. Но они военные и знали, на что идут. Так что не знаю, что сказать.

— Не так давно на одном из рок-фестивалей наш с тобой общий знакомый Вадим Самойлов ругнулся матом со сцены. В контексте Крыма, Украины. Как ты считаешь, любить свою страну, не любить Украину и ругаться матом со сцены — это одно и то же?

— Выругался и выругался. Тоже мне проблемы. Роман, это всё не одно и то же. И что такое «одно и то же»? Есенин, к примеру, матерными частушками расписывал стены Страстного монастыря и хамил с эстрады нерадивым слушателям. Русская поэзия и поведение Есенина — это «одно и то же»? Давай кастрируем Есенина, сделаем его приличным и симпатичным, чтоб никого не травмировать. Имейте смелость воспринимать артиста, каков он есть. Потом, кто сказал, что Вадим не любит Украину? Откуда ты это взял?

— Хочу уточнить, я имел в виду официальную Украину, политическую. И ещё поясню: ряд моих друзей после этого поступка сказали: «Вадима Самойлова больше для меня не существует». Так что этот вопрос и твой ответ больше для людей, которые так же считают, а не для меня.

— Не существует он для них. Пусть они себя спросят, существуют ли они. Мне Вадим симпатичен. Я вообще люблю людей широких в жестах, а «приличных людей», которые с ласковыми улыбками едут петь в Киев, а в Донецк не едут категорически (потому что они «за мир»), люблю меньше. И вот это вот фарисейское поведение мне куда неприятнее, чем выходка Вадима. В Донбассе стреляют, там убили тысячи взрослых и сотни детей. Эмоции Самойлова мне понятны. Странно, что твои друзья, быть может, имеющие представление о футуристах, о биографии Хемингуэя, о битниках — о чём угодно, — задаются такими в сути своей мещанскими вопросами. Ах, выругался матом, боже мой, какой кошмар. Давайте все вместе упадём в обморок. От обстрелов в четыре года длиной никто в обморок не спешит упасть.

— Я посмотрел интервью Бледного из «25/17» у Дудя. Там немного речь о тебе велась. И Дудь, как бы помягче сказать, задал Бледному вопрос, по которому вполне понятно было, что он, возможно, ставит твою вменяемость под сомнение…

— Он спросил, упоротый ли я.

— Вот-вот, точно. Упоротый ли ты. В целом сам ты что об этом думаешь? Вообще, все эти новые медийные люди — Дудь, Паша Техник, Биг Рашен Босс, Хованский — они вообще надолго?

— Мы просто живём в реальностях, максимально далёких друг от друга. Я живу в пространстве русской истории и русской литературы. У меня вокруг «Слово о полку Игореве» и «Тихий Дон», а мимо проходит птица Дудь на тонких ногах и водит головой туда-сюда, кося глазом. Для него мы все упоротые. Для нас он — птица. Надолго ли они? Ну вот в моё время были такие люди, как Юрий Шатунов, которого все девочки страны любили, телеведущий Владислав Листьев, кумир миллионов домохозяек, певица Наталья Ветлицкая, которую желали все мальчики страны. И Лимонов тоже тогда был уже. И вот Лимонов сидит на месте, и через полвека у него будет то же самое место. А про остальных я ничего не скажу, дай Бог им здоровья, если живы, и Царствие небесное, если нет. Половина имён, которые ты назвал, мне вообще не известны. Равно как и я им. Пусть им будет всем хорошо. Через десять лет ты меня о них уже не будешь спрашивать.

— Сам к Дудю пойдёшь, если позовёт? Припомнишь ему «упоротого»?

— Пойду, чего не пойти. А чего припоминать? Он спросил у Бледного, упоротый ли я, то есть он, по большому счёту, сомневается. Причём не во мне, а в какой-то своей правоте. Впрочем, в его мире я, конечно, упоротый. Это безусловно. Быть нормальным в их упоротом мире — вот что было бы обидным для меня.

— Мы все, кто более или менее близко с тобой общается, знаем, кто такие для тебя либералы со знаком минус. Ты о них часто пишешь, и портреты их известны. А есть ли либералы со знаком плюс?

— Есть несколько вменяемых правозащитников совершенно либеральных взглядов, которые всё понимают и про российский беспредел, и про украинский, и про перманентное западное фарисейство. Оксана Челышева, например, эмигрировавшая из России в Финляндию, при этом честная, смелая и последовательная: защищать надо всех, кто незаслуженно унижен и преследуем, — вот её принцип. Наверное, Леонид Абрамович Юзефович — самый лучший либерал. И вообще в этом смысле мера весов. Если чуть скандализировать ситуацию, то на самом деле я вполне себе либерал. Сергей Шаргунов — хороший либерал. Самый лучший. Мы готовы к диалогу, мы тоже любим свободу и уважаем чужое мнение. Мы максимально широки в убеждениях, принимаем и правых, и левых, и на своей правоте не зациклены. В отличие от припадочных сектантов, выдающих себя в России за либералов.

— Вот мы плавно и подошли к персоналиям… Ты периодически пишешь про Дмитрия Быкова не очень лестно. Но ведь Быков твой литературный отец, он много тебе помогал. Разве расхождение во взглядах отменяет уважение к тому, что человек для тебя сделал?

— Слушай, про отца — это ты несколько перегнул, правда…

— Когда я сам задал этот вопрос Дмитрию Львовичу, он отписал мне: «Это не я, это Колобродов ему помог». Не знаю, перегнул или нет. С удовольствием выслушаю твою версию.

— Быков пытался мне помогать, я очень это ценю. Он отнёс «Патологии» в «Новый мир», и он звонил в «Молодую гвардию», предлагая издать мою тогда ещё не написанную биографию Леонида Леонова. Но «Новый мир» «Патологии» не взял, а в «Молодой гвардии» сказали, что никакого Прилепина не знают, и перезвонили мне сами спустя два года, когда я вдруг получил «Национальный бестселлер». Это по поводу того, что он для меня сделал. Тем не менее он щедрый парень был тогда, широкий в жестах, и даже попытка что-то сделать — это уже дело; и я всё это помню. А! Ещё он написал предисловие к книге «Грех», но это была моя третья книга, уже вышли «Патологии» и «Санька», а идея с предисловием принадлежала Елене Шубиной, она хотела как-то правильно меня маркировать, видимо. Впрочем, и за это спасибо.

Я тоже ему много хорошего сделал, уж точно не меньше, чем он мне. Однако я говорю о нём теперь совсем по другому поводу. Если он пишет несусветные гадости про Арсена Моторолу Павлова, которого вообще не видел и которому ничего подобное в глаза никогда не сказал бы, я не могу смолчать, тем более что Арсен ответить ему не может уже. Быков, когда оскорбляют его товарищей или его учителей, ведёт себя так же, как и я. Это нормально. Раскрыл рот — получай ответку.

— Мне уже не раз доводилось слышать, что Прилепин чуть ли не мафиози. Что он создал вокруг себя банду…

— Так ты же и сам часть этой банды в определённом смысле. Ты же несколько раз сидел в моих компаниях, ты их видел. Что там от банды?

— Я думал, может, чего-то не знаю и ты руководишь втайне чем-то вроде мексиканского наркокартеля?..

— …сидят за одним столом писатель Колобродов, актёр Сиворин, актёр Мерзликин, рэпер Рич, рэпер Типси Тип, рэпер Хаски и два моих брата-ополченца. Это банда?

Нет, это мои товарищи. И, быть может, невольная, на мышечном уровне память, что когда-то так мог сидеть Есенин в компании имажиниствующих поэтов, артистов, художников и композиторов. Я люблю компании, я люблю, чтоб было густо, наваристо и весело. Я люблю «встречать» друг с другом людей из разных сфер. Мой дом на Керженце, мой дом в Донецке и мой хутор в Подмосковье — Лапино — места таких встреч. Всем это только в радость. Не в радость тем, кто испуганно косится из-за угла.

— Нам с тобой обоим известно, что литератор — или, лучше, «литературный журналист» — влияет на политику гораздо больше, чем официальный политик. У тебя в этом смысле какие планы? Ты пойдёшь в политику официально — в костюме, галстуке? Или так и будешь влиять со стороны?

— Не больше влияет литератор, но по-другому. В ближайшем приближении это влияние может быть не вполне различимо, но, отступая на десять шагов, вдруг понимаешь, что влияние Лимонова, Проханова и Дугина на политику было больше, чем почти у всех патентованных политиков 90-х. За редчайшими исключениями. Сегодня мы вживаемся в страну, придуманную Лимоновым, Прохановым и Дугиным. Впрочем, к сожалению, придуманную ещё и Чубайсом, Гайдаром и Собчаком. Поэтому такие странные очертания у страны, иррациональные. Что до меня — я в политику не пойду. Мне там скучно.

— Упомянутый тобой философ Александр Дугин, а за ним и я (не знаю, как ты), совсем недавно сильно были ослеплены Трампом. Что думаешь о нём и его действиях? Риторика была довольно впечатляющей — положительной в отношении России. Сейчас же всё вернулось к неоконсервативному дискурсу, к обамовщине. Как нас в очередной раз обманули?

— Трамп играет свою игру, в целом его вектор понятен и, более того, конструктивен. Но у него там «ястребы», «демократы», «советологи» (читай — профессиональные русофобы), финансовые лобби и прочие кланы и секты, мнение которых он должен и будет учитывать. Иначе они его сожрут. Поэтому с США у нас будут сложные отношения. Но могли бы и хуже быть.

— Твоё мнение о Навальном?

— Лёша хороший парень. Просто из какой-то другой страны.

— Тогда о другом Лёше. О Колобродове, который написал о тебе книгу «Захар». Кому пришла идея её написать? По меркам литературным, ты человек ещё молодой…

— А что такое «литературные мерки»? Это, по сути, просто изданный сборник статей Колобродова, написанных обо мне в разное время. Издательство захотело их издать — издало и продало несколько тиражей. Завтра захотят издать статьи Колобродова про Сенчина и Елизарова. Или про тебя и прочих «тридцатилетних», и что? Ты начнёшь задыхаться от скромности и кричать: «Нет, нет, не смейте, я „по литературным меркам“ ещё молодой!» Начнёшь?

Вон Юрий Поляков в «Литературке», которую тогда возглавлял, какому-то молодому дураку именно такую статью и заказал — про меня и мою нескромность. Причём заказал ровно тогда, когда сам о себе готовил две книги чужих статей и… книгу в серии ЖЗЛ! В разделе «Жизнь продолжается». В этом разделе прижизненная книга до случая с Поляковым выходила, на моей памяти, только о Солженицыне. Нормально?

Открою секрет: такую книгу «Молодая гвардия» предлагала издать и обо мне. Но тут я как раз отказался. А в случае с Колобродовым — нет. Теперь по факту. Ты, Ром, должен быть в курсе, что о десятках русских писателей уже при их жизни выходили книги. Книга обо мне вышла, когда мне было сорок лет. Про Есенина и Мариенгофа выходили книги, когда им не было ещё тридцати. Им было едва за двадцать! И ещё они свои портреты печатали и продавали в книжных магазинах, которые им же принадлежали. Вот бы Полякова на них напустить. Точно то же самое в случае с Леоновым и Шолоховым — до тридцати лет о них выходили книги, а портреты их печатали и продавали. О Валентине Григорьевиче Распутине первая книга вышла, когда ему было 49. Ну и так далее. Десятки, если не сотни, примеров.

— Давай напрямую тогда: ты ставишь себя с ними в ряд? С великими? С памятниками?

— Ну, а с кем мне себя сравнивать? С мелкими? В конце концов, книга — это просто пачка бумаги в переплёте. Вышла и вышла. Кому не нравится, пусть завидуют молча.

— И в конце небольшой блиц. Я знаю, что сейчас вовсю идут съёмки фильма по твоему роману «Обитель». Как всё продвигается? Встречался ли ты с Безруковым, который исполняет главную роль?

— Нет, я ни с кем не встречался, встречаться не буду, на съёмочной площадке не был и туда не поеду. Пусть делают что хотят.

— Мне известно, как много ненависти на тебя ежедневно выливается. Отовсюду. Как ты с этим справляешься? Есть какой-то секрет? Как нейтрализуешь чёрные потоки?

— Никак. Если не читать, то этого и нет. Проходит год — и я стою на своём месте, а все, кто обо мне писал, — я не знаю, где они и были ли вообще.

— Расскажи, чем будешь заниматься в ближайшем будущем? Какие союзы, организации, объединения будешь создавать, поддерживать, инициировать?

— Биографию Есенина допишу, даст Бог. Сколько раз я его имя в интервью упомянул? Три? Думаю о нём. Больше ни о чём пока не думаю.

Роман Богословский
life.ru, 05.09.2018