Захар Прилепин: Мы получаем выплаты через Госуслуги и живем в соцсетях. А как что не нравится, кричим про цифровой концлагерь

Популярный писатель — о том, почему долго не пользовался смартфоном, кто заслужил Нобелевку и как провел самоизоляцию.

На совместной горячей линии «КП» и ВГТРК по поправкам в Конституцию председатель партии «За правду», популярный писатель Захар Прилепин ответил на вопросы читателей «Комсомолки» и ее журналистов.

О цифровом концлагере

— О цифровом концлагере шумят люди, которые пользуются айфонами, которые имеют аккаунты в соцсетях, которые живут в современном мире, которые ходят по магазинам, где везде наставлены камеры. С одной стороны нас устраивает, что за нами присматривают все время, что мы все время под камерами проходим. Даже путь машины Михаила Ефремова можно проследить сразу по всем дорогам. А с другой стороны, когда нам не нравится, мы говорим: вот, цифровой концлагерь. Мы так или иначе вошли уже в этот контекст. Я-то, может быть, этим и недоволен. Я до последнего не пользовался айфоном, пока мои товарищи просто мне не купили и сказали: нет, ты там нужен в этих вот Вотсапах. Пришлось им пользоваться. Я сам живу в деревне, где нет интернета, где нет телевидения, где мобильная связь не доходит. Но в целом я понимаю, что страна так или иначе приняла это. Ребята, неизбежно, конечно же, вся эта информация будет концентрирована однажды. Она сейчас лежит в разных папках. А потом ее соберут всю в кучу. И мы так или иначе пользуемся этим. Мы пиццу себе по телефону на личный адрес заказываем. Мы все что угодно делаем, не выходя из дома. Вот сейчас по Госуслугам все получили деньги на детей, кто желал. Очень быстро все это сработало.

Про последние дни Эдуарда Лимонова

— Мы были в ссоре с Лимоновым. Потому что он ее вынес в социальные сети. Он очень рассердился на меня за создание движения и партии «За правду!». И даже застал первый учредительный съезд. Потому что я двадцать лет был в партии «Другая Россия», а до — в НБП лимоновской (запрещена в РФ). И, конечно же, он воспринял это как демарш. А я — взрослый человек 44 лет. Я понимал, что возможности так или иначе действовать в рамках данной организации нет. И всего того, чего я хочу добиться для своей родины в рамках «Другой России», невозможно. И он тоже отчасти это понимал. И он вынес ругать со мной в публичную сферу. Но я-то знаю, что он переругался со всеми своими приближенными, близкими и родными людьми. А все радуются, что, типа, вот, Прилепин там получил от Лимонова. На самом деле Лимонов всех просто раздавил и выгнал прочь из своей жизни. Конечно, ни о каких поправках в конституцию мы говорить не стали бы. Но у Лимонова был один завет последние годы. Он говорил, что никогда не надо спорить с народом. Он сам человек, который прошел сложнейший путь, с алкоголем, с наркотиками, с чем угодно. И нарушавший законы многократно. Он, тем не менее, последние годы становился все более и более консервативен. И шел в русле народных представлений. И сегодня для народа, безусловно, важны и все те поправки, про которые мы говорим. Про русский язык, про территорию, про семью из двух разнополых людей, и так далее, и тому подобное. И более того, у него шел постоянный диалог в десяти его последних книгах с императором. Он сам так и называл — «император Путин». Он сам называл и говорил: «Позови меня! Позови, я хочу оставить завет действующему главе России». Лимонов не был столь радикален, честно говоря, как многие думают последние годы. Он потеплел к Владимиру Владимировичу. Я думаю, что Лимонов внутренне относился с пониманием ко всему этому. Хотя внешне мог там какое-то выражать недовольство. Но внутренне он понимал, что логика в этом есть. И она абсолютная.

Про безмолвный русский народ

— То, что я вынес из 30 лет своей сознательной жизни, это то, что в целом, даже если обмануть народ на ближней перспективе, в дальней перспективе он навяжет свою русскую, российскую консервативную здравую точку зрения. По сути, то, что сегодня произошло с властью, то, что власть приняла патриотическую риторику, левую риторику, даже не всегда соответствуя ей в своих реальных делах, это навязал мрачный, безмолвный 100-миллионный русский народ. Он сказал: ты, власть, должна оберегать границы России, усиливать свое влияние, защищать несчастных. И, так или иначе, власть идет у него на поводу. Поэтому даже те молодые люди, которые сегодня покупаются на разнообразные манипуляции, даже они со временем, подрастая, когда у них появятся дети, они постепенно видоизменят свои взгляды. Но большинство в России вменяемое, оно дорожит тем, что имеет.

Про политику на самоизоляции и Кустурицу

— Я не изолировался. Я не соблюдал никакой самоизоляции. Мы всё это время работали, открыли 60 центров волонтерских по всей стране. Я разъезжал по всей стране, имея для этого все законные основания, всё оформив — пропуска и все остальное. Самоизоляции не было. Я сейчас совсем не занимаюсь музыкой. Да и вообще как-то странно в статусе политика выходить на сцену и что-то там петь, кричать. Я недавно об этом сообщил своей жене Маше. У меня есть такой друг, его зовут Эмир Кустурица. Я зову его на разные мероприятия (я фестивали провожу). Он приезжает со своей группой. Ему 60 лет. Я посмотрел, как он поет, как он на сцене. Хотя для Сербии он не просто великий режиссер. И это не мешает ему быть одним из основных персонажей (а может быть, главным персонажем) сербского народа, в каком-то смысле политиком, идеологов и петь и плясать. Жена говорит: «Не переживай. Лет 5-10 позанимаешься этим, а потом и запоешь, как Эмир Кустурица».

Про свои книги о Шолохове и Есенине

— Я взял две основные фигуры русской литературы ХХ века. Есенина с бесконечными спорами о том, что его задушили чекисты, забили канделябром, как, собственно, нам показали в сериале. Есенина у нас отстаивают русские патриоты, которые говорят, что это враги России убили нашего Сережку Есенина. Либералы с примкнувшим к ним Солженицыным, стояли на этой точке зрения. Но это мифология, жесточайшая, отчасти безумная, отчасти даже подлая. Есенин покончил жизнь самоубийством, никто его не убивал. Он был сильный, безусловный русский патриот, более того, советский поэт. И половина написанного Есениным так или иначе прославляет советскую власть в России. Ну, уж так получилось. Поэтому надо иметь дело с текстами Есенина. А уж про его жизнь, тяжелую и в чем-то беспутную, это отдельный разговор. Есенин просто спился. Сгубили его проклятые американцы, потому что он уехал в Америку с Айседорой Дункан. Там же был закон антиалкогольный, он пил одну проклятую самогонку, от которой можно было просто слону умереть. И он здоровье надорвал.

Что касается Шолохова, конечно же, он написал «Тихий Дон», я это безусловно докажу, просто как дважды два. И про Нобелевскую премию для Шолохова скажу. Если советское государство участвовало в лоббировании этой премии (а оно участвовало), это совершенно нормально. Потому что все западные страны и разнообразные корпорации лоббируют Нобелевские премии для Светланы Алексиевич, для кого угодно, это обычный вопрос, который касается и спорта, и дипломатии в целом, и политики, и чего угодно. И мы обязаны сегодня лоббировать Нобелевские премии для русских писателей. Пусть Женя Водолазкин получит, например.

Почему политикой интересуется только 3 процента населения?

— Меня не удивляет, что политикой интересуются люди 45+. Потому что люди имеют уже достаточный опыт жизни в российском государстве. Еще и в предыдущем государстве. И они несут высокую степень ответственности за то, что они хотят оставить детям и внукам. И поэтому у меня на встречах с читателями всегда основной контингент — это 40+. Потому что у людей дети. И они хотят получить ответы на какие-то вопросы, которые, как они понимают, теперь касаются их напрямую. А их касается и Украина, и Донбасс, и русский язык, и неотчуждаемость территорий, и социальная защита. То есть люди приходят и с огромными вопросами, и с очень малыми вопросами. И это меня не перестает удивлять, что вот людей в России волнуют такие масштабные вещи. Но люди 35+, конечно же, я считаю, имеют право войти в политику. Но если вы говорите, что они индифферентны, дело в том, что я вас уверяю, что во все времена, и в девятом веке, и в пятнадцатом, и в восемнадцатом, большая часть населения всегда индифферентна. Это совершенно нормально. Если у нас будет в стране 150 миллионов активистов или 100 миллионов по взрослому населению, то мы ее просто не удержим в руках. Всегда семь, десять, три процента, полтора процента активных людей они являются инициаторами всех основных процессов. И, на мой взгляд, сегодня поколение сорокалетних, которое является, между прочим, большинством в России, тем более еще и работающим большинством, которые платят налоги, которые рожают и воспитывают детей, вот это поколение недостаточно представлено в органах власти, в том числе и в законодательных. А если вам надо опыт, то вот, пожалуйста, у нас президент, который обладает очень серьезным политическим опытом и продолжает его реализовывать.

Почему поправки нужно принимать именно сейчас?

— У людей очень часто отсутствует способность мыслить перспективно. Потому что они в данный момент видят, что все в порядке и все нормально. А люди не очень понимаю, что за три-четыре года, за три дня, за месяц, как вот Василий Розанов писал, что Россия слиняла в три дня, — могут произойти такие изменения, которые само бытие изменят. Вот в США, представьте, сейчас там падет Трамп, или где угодно. Это все происходит так быстро, что вот сегодня полицейский кому-то надавил ногой на шею, а завтра уже все республики подали на отделение. Ну, вот как было в России в феврале–ноябре 1917 года. Поэтому думайте о будущих поколениях. И возможность прихода к власти людей с дичайшими представлениями о действительности, которые раздадут все территории, отменят все языковые нормы и сделают что-то такое, что нам даже в голову не помещается, она очень высока. Надо помнить о том, что русский язык к 1989–1991 году был один из мировых языков. Дико влиятельный, на всех континентах так или иначе продвигавшийся. И за счет этого мы получали и туризм, и влияние политическое, и дипломатическое, какое угодно, которое в конце концов конвертируется и в наши с вами доходы. Потому что язык — это не только туристический инструмент, это просто экономический инструмент. Он приносит нам прямую прибыль, если он работает за пределами страны. Но для того, чтобы он работал за пределами страны, надо и в самой стране чтобы был абсолютно четко зафиксирован его абсолютный статус, который, конечно же, никак не унижает все остальные языки.

КИРА ПОРУБОВА
«КП — Нижний Новгород», 26.06.2020