Захар Прилепин: Любую агрессию в отношении наследия надо сделать токсичной

Настало удобное время для реформы системы охраны памятников, считает известный писатель и общественный деятель.

С недавних пор писатель и член Центрального штаба Общероссийского народного фронта (ОНФ) Захар Прилепин стал руководителем рабочей группы ОНФ по вопросам сохранения культурного наследия. Чуть раньше в Саратове был дан старт проекту ОНФ «Добровольцы культуры», который призван осуществлять общественный мониторинг состояния исторических памятников в регионах и помогать общественным инициативам хранителей национального наследия. И этим проектом руководит Захар Прилепин.

Прологом ко всему этому стал майский медиафорум независимых СМИ «Правда и справедливость», на котором писатель модерировал диалог общественников с Президентом Владимиром Путиным на тему культуры — и там были подняты многие актуальные вопросы сохранения наследия.

Каковы цели и программа действий Захара Прилепина на ниве охраны памятников? «Хранители Наследия» поговорили с писателем.

— Захар, насколько нам известно, нынешнее хождение в мир охраны памятников — для вас уже второе. Говорят, в 2000-е годы в Нижнем Новгороде вы помогали активистам, боровшимся за сохранение исторического города?

— Да, это так. Но тогда это имело больше политический подтекст: у нас был конфликт с местной властью, пришедшей из Москвы, шла работа против нее по всем направлениям, мы не давали им навязать Нижнему Новгороду свои законы и интересы, так что протесты против высотной застройки, митинги, защита исторических зданий — все шло в дело.

Но вообще градозащитная деятельность — парадоксальным образом, помимо нашей воли и желания — всегда почему-то приобретает некий политический оттенок. Начиная от создания ВООПИК в 1966 году. Изначально его многие воспринимали как новую спущенную «сверху» политическую структуру, даже как структуру, консолидирующую определенные политические круги. И сегодня, как только где-то возникает активность по линии охраны наследия, она тут же наделяется какими угодно дополнительными компонентами: экологическими, гендерными, культурологическими.

— А в нынешней градозащите вы видите политическую сторону?

— Я ее не вижу, и объективно ее нет. И в нынешнем «изводе» мое обращение к этой теме не имеет никаких политических компонентов, но, очевидно, затрагивает интересы людей при деньгах и полномочиях.

Есть субъективное отношение людей, которые любое действие тут же наполняют «сверхсмыслами». Приведу простой пример. Мы создавали с Эдуардом Бояковым и Сергеем Пускепалисом Русский художественный союз. Просто культурную организацию без политических целей. Но тут же вышло полсотни аналитических статей, доказывавших, что наш Союз — это наступление «черной сотни». А через неделю, так совпало, началось дело против моего друга Кирилла Серебренникова, и эти два события тут же связали между собой напрямую. И это притом, что при всей разности наших эстетических позиций я за Кирилла заступался, и он по жизни мой друг.

Сегодня ситуация в общественном сознании и оппозиционная деятельность настроены во многом на антиклерикальность. Как и в 1950–60-е годы, когда расширялась деятельность по защите памятников архитектуры и, в частности, храмов, к чему приложили руку мои любимые писатели, в том числе Леонид Леонов. И тогда группа квазилиберальной интеллигенции увидела в этом наступление «черносотенцев». Это слово ничего не означает, просто ярлык, который вешается. Такую же ауру градозащита может получить и сегодня.

Можно просто начать храм защищать, и скажут: «А, все понятно, пришли с попами и казаками нас разгонять».

Но я хочу повторить, что для меня нет никакой политической или идеологической подоплеки в этом вопросе. Я готов заниматься работой по сохранению наследия с любыми людьми, любых взглядов и убеждений, любого вероисповедания.

И несколько примеров, которые мы имеем по этому направлению, меня воодушевили. В Саратове, когда «Добровольцы культуры» там появились, тут же пришли люди из самых разных движений и организаций: «яблочники», экологи, монархисты, анархисты. Желание защитить и спасти исторический Саратов их объединило, и это — просто прекрасно. Это именно то, чего я и хотел. Конечно, они мне показывали всячески, что не согласны со мной по разным политическим моментам. Но в данном случае это все не важно: мне просто хотелось сказать им спасибо за активность, за то, что не сидят сложа руки. Кто-то исторические дома красит, кто-то пишет письма в госорганы, кто-то проводит художественные акции — все идет в дело. За все–спасибо.

— А в чем вы видите здесь свою миссию? Рабочая группа ОНФ, «Добровольцы культуры» — это такой общественный медиатор? Или некий «приводной ремень», только от общества к власти, который власть заставляет крутиться?

— Я меньше всего об этом думал, честно… Когда мне поступило предложение войти в состав исполкома Народного фронта, я сказал, что мне 44 года и я никогда не имел никакого отношения к власти, скорее даже наоборот — был на противоположных позициях, да и сегодня далеко «не слился с ней в объятиях». Но я понимал, что работа на государственном уровне может оказаться очень эффективной: я вижу, что в силах сделать какие-то вещи, о которых потом смогу рассказать своим детям. Я смогу им сказать, что не только ходил по митингам –что я делал, и могу сделать снова, если понадобится. Но главное — я вложился, в буквальном смысле, в вещи, которые мне дороги.

Я и сказал людям в ОНФ, что буду с ними сотрудничать, если мне дадут конкретный фронт работы. А культура и есть фронт моей работы в самом широком смысле. Да, я и приводной ремень, и медиатор, и человек, который реализует свои детские мечты или даже, если хотите, блажь.

Вот я люблю Сергея Есенина. Я сам родился в рязанской деревне, потом жил в городке Скопин. Я всю жизнь читаю Есенина и всю жизнь о нем думаю, и написал о нем книгу, которая должна выйти этой осенью. И теперь я могу защищать от застройки те пейзажи и ландшафты, которые его вдохновляли и которые сегодня стали «Есенинской Русью».

Или, скажем, я люблю советских композиторов сталинской эпохи. Я вырос в Скопине — родном городе композитора Анатолия Новикова, автора «Эх, дороги…» и «Полюшко-поле». И вот в Скопине я вижу проблемы с музыкальной школой его имени и хочу, чтобы ее отремонтировали, и вернули на дом, где он родился, мемориальную доску Новикова… Я люблю Егора Летова. Люблю древнюю церковную архитектуру. И теперь я получил реальную возможность это спасать или этому помогать. Не только письма подписывать, а делать реальное дело.

И я вижу, что это и в самом деле работает. Приезжаешь куда-то — и люди во власти, у которых до темы культурного наследия или руки не доходили, или они не обращали на нее должного внимания, говорят: «Какое счастье, что ты приехал, у нас уже все готово. У нас уже есть план» и т. д. Я не оцениваю сейчас искренность этих высказываний. Но я думаю, что это все на пользу конкретному делу.

Признаться, когда мне предложили вести встречу Народного фронта с участием Владимира Путина, я не придал этому значения — а люди во власти это «считывают», что мне, в свою очередь, помогает в работе.

Да, на данном этапе я хочу иметь конкретные результаты.

— У вас много поездок по стране. Какое общее впечатление от работы системы госохраны наследия?

— Проблем объективно огромное количество. И когда специалисты этой сферы мне сообщают, что сегодня старинных храмов гибнет и разрушается больше, чем на определенных этапах при советской власти — знаете, это как-то перестраивает сознание. Когда узнаешь, как и сколько у нас водной только Московской области объектов культурного наследия было выведено из реестра памятников, а сколько этого происходит по всем регионам — никто толком и не считает… Когда такая информация к тебе стекается, то начинается переоценка всей ситуации.

Я-то думал, что беспредельщики в Нижнем Новгороде были. Но сейчас, глядя на статистику некоторых регионов, понимаю, что у нас сидели просто мирные старые коррупционеры, которые могли напугаться пятнадцати нацболов, выходивших на митинги и говоривших, что не дадут ломать тот или иной дом.

Да, ситуация обескураживает: где денег нет, что-то стоит и догнивает. Где деньги есть — там сносится.

Меня мучает и отсутствие медийного внимания к этому.

Потому что в рамках продолжающейся идеологической борьбы с советской властью мы в каждом втором ролике видим, как большевики-вандалы сносят храмы, как ломают историческую Москву и проч. А ведь сейчас происходит все то же самое. Но ни один Дудь не снимет ни одного документального фильма про эту ситуацию, и миллионы людей просто не будут про это знать.

Поэтому я и решил заняться вопросом культурного наследия, и пришел в эту сферу со своими ресурсами. Я не люблю, когда мне все время поворачивают голову назад и говорят: «Смотри, что натворили тогда-то». Я — за то, чтобы смотреть, что сейчас творится. Давайте займемся сегодняшним днем, а не позавчерашним. Будем работать.

— Где же, по-вашему, то звено, за которое нужно потянуть, чтобы вытянуть всю цепь?

— На данном этапе у меня нет ответа. Я хочу войти в проблематику, и в ходе разрешения локальных проблем, от московско-королевских до саратовских и константиновских, понять, как настроены люди во власти и общественность, есть ли у людей самоотверженность и растворенность в теме, честность, беспристрастность.

Проблемы — это же не только сами ситуации, это еще и люди. Есть понимание, что структурно всю эту работу нужно продолжать через самые высшие инстанции. Возможно, выделять отдельную структуру, которая будет эту сферу контролировать.

Мне рассказывают про итальянский опыт, про нашу Росохранкультуру. Можно все это переосмыслить и представить концепцию реформы сферы охраны наследия в масштабах страны. Показать–вот место, где сквозняк: выдуваются памятники, задувается бабло.

Из конкретных мер мы уже готовим поправки к законодательству. Мы хотим, чтобы исторические здания можно было передавать не только инвесторам, но и общественным организациям, которые занимаются их защитой и сохранением. Понятно, что все памятники архитектуры и их реставрацию государству в одиночку не потянуть, нужны все новые и новые собственники и пользователи. Но при этом нельзя освобождать государство от полномочий по контролю за происходящим с памятниками и их охране. Деньги на это все выделяются. Первое лицо государства поддерживает все инициативы на этутему. Проблемы начинаются на более низких этажах власти, особенно там, где рядом возникает строительныйбизнес. Тут же все инициативы умирают. Так что мы должны зайти «сверху» — это чисто политический компонент. Политический не в смысле борьбы идей, а по форме реализации.

Сейчас нам важно наработать авторитет и опыт, а потом выступать с предложениями.

— Как же все-таки найти управу на человека с рублем?

— Я бы сказал, может быть две «управы». Первая — это законы, которые должны исполняться. Если они исполняются, то наказание не отвратимо. И изменения в этом смысле есть. И сигнал сверху был: зарвавшихся не крышуют, а сажают. Мэров, губернаторов, генералов — посадили человек 120 за последние три года.

Вторая «управа» — это наши «Добровольцы культуры». Если мы зарабатываем авторитет и политически себя фиксируем как проводника приказов сверху, то нам никто ничего не скажет. «Нам главный приказал». На человека с рублем нужен человек с мандатом.

Нужно продумать мозаичную сегментированную систему взаимодействия государства и общественности, где-то по вертикали, где-то по горизонтали.

Чиновники должны понимать, что поставленные Президентом вопросы «не замылятся», что придут проверяющие и посмотрят, что сделано. А пока… На встрече ОНФ в Саратове 30 вопросов было поставлено и решено, но при этом в 29 случаях из 30 чиновники понимают: раз сейчас никого не посадили, то потом все забудется. Вот еще хороший пример — подмосковный Королев. Президент дал четкое поручение после заседания Совета по культуре: сохранить историческое ядро города, связанное с жизнью и деятельностью выдающихся конструкторов советской космической отрасли, включить их дома в реестр. Дома в реестр так и не вошли до сих пор. Но мы следим за этой ситуацией.

Любую агрессию в отношении наследия надо сделать токсичной и наказуемой. Чиновники должны понимать, что в случае чего — они потеряют свои кресла очень быстро. Потому что есть управа.

— Вам не кажется, что бедствия наследия происходят во многом из-за того, что общество отчуждено от собственной истории? Как-то опасливо, пугливо к ней относится.

— Да, такой момент существует. Но все стремительно меняется. Я не поклонник многих европейских реалий, но, когда я приезжал в Италию, Францию с презентациями своих книг, мне часто говорили: «Захар, как здорово, что ты говоришь про величие России, огромной страны. У нас этого нет, у нас это вообще считается фашизмом»…

Да, это так, но за границей зато есть другой положительный момент: любовь к тому локальному месту, в котором ты вырос, к которому привязан, ощущаешь его своей малой родиной и ни за что не дашь в обиду. В 1991 году на экраны вышел фильм «Харли Дэвидсон и Ковбой Мальборо» с Микки Рурком в главной роли. Там два друга воюют за свой любимый не большой бар, который некие бандиты пытаются «отжать», незаконно увеличивая аренду. И вот весь фильм они сражаются за то, чтобы это место оставалось таким, каким было всегда. Тогда, в 1990-е, я, признаться, не понял, о чем речь и вообще зачем это снято. Сюжет показался идиотским. А вот сейчас я его прекрасно понимаю. Вместо такого бара может быть школа, музей, берег реки. Те места, где люди выросли, которые для них и являют образ родины.

Нам надо объединить нашу мировую отзывчивость, о которой Достоевский говорил, — и ощущение малой родины и реальную заботу о ней. И когда одно с другим соединится — нам равных в мире не будет.

Пусть будет наша распахнутость необычайная, но, с другой стороны, у каждого будет понимание: вот мой музейчик, вот моя часовенка, я за них в случае чего голову оторву, в крайнем случае — знаю, кому пожаловаться. У нас это понемногу развивается.

— Тут очень хорошо бы помогла система государственной пропаганды ценностей и объектов нашего наследия. Но они практически не встречаются, например, в федеральном телеэфире…

— Да, сейчас все максимально монетизировано. Какие бы правильные вещи я не говорил в своей программе, но если это не будет иметь рейтинга, то канал будет терять деньги. И мне скажут, «Да, все правильно и хорошо. Но тут у нас космические происшествия, там уголовный розыск… Их смотрят больше людей». Нужно придумать конкурентоспособный продукт, делать нашу тему привлекательной. Двойная нагрузка у нас получается.

Но я уверен, что сейчас — очень удобное и правильное время для того, чтобы серьезно скорректировать всю систему и ситуацию в культурном наследии. Есть осознание ценности и важности этого вопроса у государственной власти, есть и выделяются деньги, есть понимание у самих людей, которые живут «на земле», в малых и больших городах и хотят видеть вокруг не руины, а восстановленные здания с историей, частью которых является их собственная жизнь. Так что — за дело.

Беседовали Евгения Твардовская, Константин Михайлов
«Хранители Наследия», 12.09.2019