Захар Прилепин: «Для путинского режима литература не имеет никакого общественного значения»

О том, почему Захар Прилепин начал писать, сколько он зарабатывает творчеством, почему российским политикам не интересна современная литература и почему украинская книга не является хитовой на рынке России, Прилепин рассказал в интервью «Главреду».

Вообще-то случайно. Я занимался самыми разными вещами. Например, работал шесть лет в отряде милиции особого назначения и долгое время думал, что моя жизнь будет связана с военной и правоохранительной деятельностью. Мне это было любопытно. До сих пор ностальгирую по сообществу качающих железо мужчин, у которых нет никаких отвлеченных идей, мыслей, ничего их не мучает, кроме того, как накачать трицепсы. Ну а потом в России начали происходить самые разные неприятности, дефолты и прочие экономические чудеса. Это совпало с появлением в моей семье первого ребенка. Тогда я понял, что нужно искать себе другое занятие, чтобы обеспечить семью. Я устроился работать журналистом, сделал себе достаточно быстро карьеру. Ну а потом и журналистика мне, не то что проелась, но показалась слишком сиюминутной деятельностью. Мне захотелось сделать что-то более серьезное. Я стал писать свой первый роман «Патологии», строчек по десять каждый день, каждый вечер – ни дня без строчки.

Конечно, как всякий подросток я писал стихи. Более того, в моей семье был культ чтения, культ поэзии. Когда мне было 14-15 лет, я увлекся поэзией «Серебряного века». Кроме того, тогда доступ к книгам был не то чтобы недостаточный – тексты символистов, футуристов не были изданы, и я их от руки переписывал, вел огромные толстые антологии. Представьте, они еще не были изданы в России, а я их собирал по архивам, по библиотечкам. Я не понимал две трети из того, что там написано, но меня преисполняло само ощущение музыки и волшебства слова. А потом так с 16-17 лет у меня совершенно сместился жизненный крен, я куда больше увлекался оружием и всякими мужскими забавами.

Конечно, там отчасти отражен чеченский опыт. Так вот, я написал эту книжку и с легкой руки моих нескольких добрых знакомых, в том числе Димы Быкова, она быстро была опубликована, получила премии. И я подумал, что это хорошее, веселое и прибыльное дело.

Для какого-то количества людей. Думаю, в России человек двадцать пять или тридцать могут зарабатывать деньги на литературе, и я попал в этот список.

Я думаю, в современной русской литературе, да и в украинской, само понятие «слава» чрезмерно. Потому что тиражи, которыми продаются наши книги, не сопоставимы с теми, которые были четверть века назад.

Ну да. Например, я думаю, что в России есть миллион человек, которые прочитали мои книги и 100 тысяч, которые готовы покупать мои книги. Соответственно на этом я могу зарабатывать какие-то серьезные деньги.

Я не слежу за статистикой, но могу сказать, что когда приезжал в Киев, на встречи со мной приходили полные залы. Это очень приятно. В Украине, особенно в восточной, в Киеве, это достаточно просто. Вот в Львове чуть сложнее, там гораздо меньший интерес к современной российской литературе. Там гораздо более политизированное отношение к литературе. Хотя в Львове я прекрасно отдохнул и нашел замечательных товарищей. Я заметил, что люди, интересующиеся литературой во Львове, никоим образом не совпадают с подобным сегментом в России. Например, во время моего визита меня тут же позвали в какую-то компанию, где сидели какие-то банкиры, бизнесмены, мы пошли в сауну, отдыхали, выпивали. Все эти люди отлично разбираются в русской литературе. Это просто очаровательно, у меня там появились знакомые, приезжал к ним в гости. А вот в России таких читателей представить сложно.

Я никогда не задумывался над тем, что они хотят. Знаете, есть такой писатель Эдуард Лимонов. Его однажды спросили: «Вот ваши читатели не поймут вашу новую книжку». На что Лимонов сказал: «Да плевать я хотел на своих читателей». Это звучит грубо, но на самом деле это наилучший комплимент читателю, потому что он (читатель. - Авт.) должен доверять тебе, ты должен доверять читателю и делать свое дело. Я же не детективы пишу. Я разбираюсь с самим собой, решаю для себя важные мне задачи и никоим образом не просчитываю эффект, который произведет та или иная моя книга. Основным моим достоинством является моя собственная честность. Надеюсь, читатель это оценит. А если не оценит, то это только моя вина, а не их.

Никакого давления нет и быть не может. Для путинского режима литература не имеет никакого общественного значения, по крайней мере, в их глазах, в глазах политиков, потому что они книг не читают, не очень понимают какой от них (книг. - Авт.) может быть вред или смысл. Вообще не читают! В отличие от ситуации начала ХХ века, когда книга была эффектным оружием воздействия на массы, сегодня, если у тебя нет телеканала или танковой дивизии, или миллиона долларов – ты не являешься субъектом политики. Ну, написал Прилепин книжку, ну и черт с ним. Сталин в свое время писал «сволочь» на полях сочинений Платонова. А вот представить, что Путин напишет «сволочь» у меня на полях, или Ющенко напишет такое же на полях сочинений Жадана, я не могу. Им даже в голову никогда не придет открыть эту книжку.

Нет. Я и более радикальные вещи совершал в своей жизни – этот никак не отразилось и никак не отражается.

Занимаюсь. Периодически принимаю участие в проведении митингов, пикетов, связанных с организацией «Другая Россия».

Да нет. Бывает и не тихо, бывают проблемы с законом. Но я, как видите на свободе, легко перемещаюсь, мои книги лежат в каждом магазине, веду колонки в самых серьезных изданиях и говорить всерьез о полицейском режиме в России я не могу. На западе, особенно во Франции, Польше, Америке, любят об этом спрашивать. В России ситуация чуть сложнее, они (политики. – Авт.) просто узурпировали власть и туда не пускают никого, а вот сама общественная деятельность более-менее свободная.

Они серьезно относятся только к телевидению: первому и второму каналам. Там что-либо сказать о президенте – невозможно. А все остальное их вообще не волнует.

Конечно. И лично знаком и дружу с некоторыми из них. Но понимаете, собственно украинская литература, которая пишется на украинском языке, не настолько хорошо, быстро и активно переводится в России, поэтому я более знаком с теми людьми, которые позиционируют себя как украинские авторы, но пишут на русском. Например, Андрей Курков, Александр Кабанов, Владимир Нестеренко, Сергей Жадан. Книжка Жадана «Депеш Мод» - очень хорошая. Также читал Андруховича.

Не переводятся, и прямо говоря, они не являются той литературой, которая находится в поле зрения, на которой сфокусировано внимание. Она (украинская литература. – Авт.), все-таки, немножко отдельно. И те, кто интересуются литературой, они могут интересоваться и украинской. Но в целом она не в поле зрения.

У меня есть домик на берегу реки, отдельный кабинетик, где я пишу. Речка около дома протекает. Я пописал и пошел ногу помочил в воде, вернулся обратно, еще пописал. Но вообще, я писать могу везде. Я все свои предыдущие книжки написал сидя в общем журналистском кабинете, когда еще не был редактором. Вокруг журналисты шумели, кричали, ругались. Поэтому мне лучше, но не обязательно сидеть в тишине.

Необходимы большие государственные программы, которые включают пункт «А» – поддержку библиотек, пункт «Б» – активное культивирование той литературы в сегодняшней России, которая претендует на наследование классической. И, безусловно, экранизация текстов как классических, так и современных. Потому что такой способ является наибольшей степенью воздействия на читателя: люди немедленно бегут читать, увидев экранизацию той или иной книги.

Илона Ярмолюк, «Главред» - 08.09.10