Захар Прилепин: «Есенин не был „почвенником“ с капустой в бороде»

3 октября исполнилось 124 года со дня рождения самого народного и, пожалуй, самого загадочного из русских поэтов Серебряного века. К «промежуточному юбилею», а торжества в масштабах страны и мира намечены на следующий год, издательство «Молодая гвардия» готовит книгу Захара Прилепина «Есенин. Обещая встречу впереди», выходящую в серии «ЖЗЛ». О жеребятах и телятах как части есенинской космогонии, женитьбе на знаменитой иностранке и всенародной любви «Культура» поговорила с писателем.

культура: Многие помнят Ваши книги о Леониде Леонове и Анатолии Мариенгофе, теперь Вы написали о Есенине. Похоже, долго к нему шли, хотя в одном из недавних интервью сказали, что всю жизнь находитесь в контексте его поэзии.

Прилепин: Ну, просто первые стихи, которые мне моя мама прочитала, были стихи Есенина. В нашем доме, в рязанской деревне, висел портрет Есенина, и был его определенный культ. Я читал его так много — до какой-то просто маниакальности, каждый день. И всю жизнь покупал все книги о нем, у меня их несколько сотен. Есенин — в известном смысле, вся моя жизнь. Мое отечество, мой путеводитель, мой учитель — если он, конечно, не против такого ученика. Впрочем, даже если против, ничего не поделаешь уже.

культура: Что-то стало неожиданностью — в его судьбе и образе? Есенин — крестьянский поэт в домотканой рубахе, Есенин — денди в идеально посаженном фраке. Что, на Ваш взгляд, ближе к его реальной личности?

Прилепин: Есенин разный, огромный, отражающий разнородность и парадоксальность русского характера, как мало кто. Но неожиданностей для меня не было. Если 35 лет изучаешь жизнь человека, сложно удивиться чему-то. Тут другое: если бы я эту книгу начал писать в 25 лет, а не в 40 — я очень многие мотивации его поступков толковал бы не столь, с позволения сказать, осознанно, как сегодня.

У Есенина есть такие строчки: «…страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь». В 25 лет это утверждение понять очень сложно. В сорок отлично понимаешь, о чем идет речь. Впрочем, многие и в сорок не понимают. Но это уже другой разговор.

культура: Как Вы расцениваете его феномен? Юноша из деревни, начавший ловко и сильно рифмовать, — это похоже на легенду. Что дало импульс к развитию таланта?

Прилепин: Русский народ копил, копил и накопил себе Есенина. Рифмовать, кстати, он начал очень плохо, и все его стихи, датированные 1910–1913 годами, написаны три-четыре года спустя. Он не был вундеркиндом. Но он очень быстро учился. У него была безупречная поэтическая интуиция и сногсшибательная поэтическая реакция. Горький определял его как специальный «орган» поэзии — это очень верно. Есенин был поэт в абсолютной степени. Все остальное в нем вторично. Но от этого не менее интересно, конечно.

культура: На лекциях Вы называете Есенина религиозным поэтом, о его религиозности много спорили. Для него это литературная образность или все-таки личная история?

Прилепин: Для него это все — образность, личная история и постижение русского духа и духа как такового.

культура: Многие говорят о его мистической прозорливости. Какие-то из прозрений осуществились?

Прилепин: Есенин не Ванга, чтобы записывать его прозрения. Но он последовательно отстаивал русское право на создание и сохранение собственной уникальной цивилизации в противовес «западной». Он крайне любопытно и в самых разных жанрах выступал против «западничества», «романства», «англофилии» и вообще «американизма» как такового. Сегодня, на новом витке истории, все это вдруг оказывается, прямо скажем, актуальным. При всем том Есенин вовсе не был заскорузлым «почвенником» с капустой в бороде — он поэтический новатор мирового уровня. Именно не нашего, российского, а мирового. И, отстаивая независимость и самобытность русской цивилизации, он осознавал, за что борется и на что делает ставку. И аргументация его вполне убедительна.

культура: В числе мифов о поэте, которые Вы развенчиваете в книге, версия о его насильственной смерти и роли в ней ОГПУ. Почему люди не верят в самоубийство? Просто не хотят?

Прилепин: Версии насильственной смерти возникают всегда — в случае раннего ухода знаменитых людей. Выходят целые работы, что Пушкина заказало жандармское отделение, что Лермонтова убил казак из кустов или если Мартынов, то вне дуэли, в ссоре, в упор, что Маяковского застрелил Агранов, что Цветаеву задушили два энкавэдэшника, что Шукшина отравили специальным газом. Видимо, это в человеческой психике — придумывать такое. Не забывайте, какое количество самозванцев знала мировая история! Что там всегда в основании? Правильно, внезапная смерть наследника. В которую вдруг переставали верить. У нас, между прочим, из-за смерти царевича Дмитрия едва не разрушилось российское государство целиком. Хотя никакой Годунов Дмитрия, конечно, не убивал. Поэтому во всей этой шумихе вокруг Есенина ничего удивительного нет. Но и разумного, увы, очень мало.

культура: Конечно, сложно обойти вопрос о женщинах в его судьбе. Семь серьезных романов, стихов никому не посвящал. Кто сыграл особую роль: Зинаида Райх, Айседора Дункан, Галина Бениславская?

Прилепин: Все перечисленные — Вы достаточно метко попали. Именно эти три женщины. И еще, конечно же, важны Лидия Кашина и Августа Миклашевская, с ними он не был близок, но был влюблен. Хотя нельзя не вспомнить о двух матерях его детей — Анне Изрядновой и Надежде Вольпин, замечательной, кстати сказать, переводчице, прожившей более девяноста лет и пережившей всех возлюбленных Есенина и только после этого написавшей свои остроумные и яркие воспоминания. И о Софье Толстой, конечно, внучке Льва Толстого, последней жене Есенина, любившей его какой-то потрясающей, безоглядной, невозможной любовью.

культура: Раз уж заговорили о чувствах. Почему Есенина так не любила эмиграция? Георгий Адамович, Владислав Ходасевич, Георгий Иванов считали его славу преувеличенной. Странно, что поэты такого уровня ревновали.

Прилепин: Он был советский поэт. Эмиграция вообще советское, сами понимаете, с трудом выносила. Но все-таки Вы не самые верные имена назвали. Ходасевич Есенина ценил очень высоко и первичный свой скепсис преодолел с лихвой. Адамович был пожестче, но и тот значение Есенина осознал со временем. Георгий Иванов, да, немного ревновал. Но если уж кто-то не любил Есенина, так это, к примеру, Бунин Иван Алексеевич. Вот этот бил Есенина наотмашь в своих статьях. Мережковский Есенина терпеть не мог и даже написал во французской прессе своеобразный донос на Есенина, когда тот жил в парижском доме Айседоры, прямо намекая французским властям, что дебоширу и советскому глашатаю Есенину во Франции не место. Вообще, правоконсервативная эмигрантская пресса била очень сильно — и, пожалуй, даже жестче, чем ортодоксальная советская критика. Я много об этом пишу — до недавней поры у нас не слишком много уделялось внимания тому, что о Есенине писали за границей и как его воспринимали тогда. А это любопытно. И порой удивительным образом рифмуется с днями сегодняшними. Есенина, естественно, обвиняли в продажности — наша эмиграция зачастую без этого не может. Она верит в искренность только собственных убеждений. Все остальные — за мзду. Даже вот Есенин.

культура: А чем объясняете всенародную любовь? Есенин и Высоцкий — культовые имена, причем среди разных социальных слоев.

Прилепин: Есенина любит народ, это правда. И столь же сильно народ любит Высоцкого. Есть даже картина, где они изображены за столом, под «беленькую» беседуют — видимо, о судьбах России. Но… Это все наши фантазии — и безосновательные. Едва ли они сидели бы так. Вот Есенин и Шукшин — да, могли бы. Обратите внимание, что Шукшин и Высоцкий не очень сошлись и не дружили, хотя вполне могли бы.

культура: Кстати, почему?

Прилепин: Высоцкий — при всем его гении  — это другая история, нисколько не есенинская. И эстетика тоже совсем другая. И даже ценностный ряд — мало совпадающий. Высоцкий — городской, конечно же. Высоцкий — арбатский, дворовый. У Высоцкого свой набор тем, которые с есенинскими, в сущности, не совпадают. Есенин — поэт, повторюсь, христианский, затем, и это не противоречие, поэт советский, затем, как мы помним, еще и деревенский — с его лошадями, жеребятами, овцами, собаками, телятами и лисицами как важнейшими элементами его не просто творческого мира, а мировоззрения, в известном смысле — его космогонии. У Высоцкого ничего этого нет. Если их и роднит что-то, то ставка на удачу, беспутная жизнь и женитьба на знаменитой иностранке. Это да. Но это биографическое, а не творческое.

Дарья ЕФРЕМОВА
Газета «Культура», 03.10.2019