Захар Прилепин: «С удовольствием читаю собственные тексты»
Лауреат премии «Национальный бестселлер»-2008 в эксклюзивном интервью «24» рассказал о зависти коллег по цеху к его биографии, заверил, что у нормального человека времени хватит и на семью, и на работу, и на политику, и предположил, что в ближайшем будущем Россию сильно тряханет
«24»: Скажите как лауреат, литературная премия много значит для писателя?
Захар Прилепин: Очень много, если фамилия писателя не Солженицын и не Распутин, или — с другой стороны — не Минаев. «Нацбест», «Большая книга», «Ясная Поляна», «Букер» влияют и на читателя, и на писателя, и на иерархии, и на продажи. Есть мнение, что если писатель не попал в тот или иной премиальный список, то он не существует в лит-процессе. По большому счету, это так. Я знаю только одного известного российского писателя, которого все премии, кроме «Ясной Поляны», миновали — это Алексей Иванов.
Вы почувствовали, что после «Нацбеста» к вам возрос интерес?
А что там чувствовать? Есть рейтинги продаж, и сейчас, по данным московских сетевых магазинов, я вошел в десятку самых продаваемых авторов.
Вы живете в Нижнем Новгороде. Нет желания переехать с семьей в столицу?
Нет. Москва выматывает силы. Я бываю там периодически дней по пять-шесть, и это чувствую. Тем более, есть коммуникации, которые позволяют отлично контактировать с теми, кто тебе нужен. А зачем жить в Москве? Чтобы светиться на всех тусовках, ходить на ток-шоу? Да, есть такой подход. И что, это помогает этим авторам поднимать продажи собственных книг? Не думаю. А есть писатель Иванов, которого мы уже вспоминали. Он живет в Перми и отлично там себя чувствует.
Герои романа «Санькя» противопоставляют себя государству, милиции и чиновникам, живут по принципу «если не мы их, то они нас». Что мешает им стать членами социума, пойти работать в офисы, например?
А разве это выбор для молодого человека — пойти в офисы? Зачем? Чтобы 50 лет работать и потом наконец-то достигнуть какого-то сомнительного статуса? Проблема в том, что в современной России очень замкнутая система власти, и те же молодые люди, герои «Саньки», не видят себя в этой системе, не видят, как на нее можно повлиять.
Принято сравнивать ельцинскую Россию и Россию путинскую. Дескать, при Путине начали закручивать гайки, и система стала такой, какая она сейчас есть.
Пожалуй, отличие только в том, что при Ельцине баррель нефти стоил $8, а при Путине — $100. Сама система вряд ли значительно поменялась.
Ваша идеология не мешает вам в жить в современной России?
Сначала сформировалась моя идеология, а потом уже я сформировался как писатель. Мои убеждения, как они сложились, когда мне было лет 20, так до сих пор практически не изменились. Меня упрекают коллеги по цеху в том, что я, мол, активно использую свою биографию для собственного продвижения. Но в ответ я только могу предложить им прожить самим эту биографию, почувствовать на своей шкуре. За мной следили, меня забирали, шантажировали. Не думаю, что это все было слишком приятно, особенно — моим близким.
Вы активно пишете для журналов, и эти тексты отличаются от художественных. Здесь, как у Довлатова — «когда я творю для газеты, задействую другую часть мозга»?
У Довлатова была еще одна цитата на эту тему, простите, если не дословно: «Я готов писать что угодно, но читать это — увольте». Так вот, я с удовольствием читаю собственные тексты, они мне нравятся. Конечно, это более легковесные тексты, но я ими доволен. Правда, с недавнего времени я прекратил практически все свои колонки — мне показалось, что меня стало многовато. Оставил только колонку в журнале «Русская жизнь».
К вам часто приходят за советом? Писатель снова стал неким духовным авторитетом?
Не думаю, что авторитетом. Просто кое-кто из читателей видит в моих историях ситуации, возникающие в их жизни. Вот и спрашивают что-то иногда, просят совета. В основном, через форум моего сайта.
Среди упреков в ваш адрес было обвинение в самолюбовании. Вы переживаете, если вас критикуют, как вам кажется, не по делу?
Вообще, я писатель, избалованный критикой, просто засахаренный. Из 100 рецензий, написанных на мои тексты, 98 меня хвалили, одна была нейтральной, и еще в одной критик меня ругал. Для писателя, мне кажется, очень важно чувство само-иронии. Я, если хотите, исповедую культ здорового молодого человека, получающего удовольствие от жизни. Это никакой не нарциссизм.
У вас большая семья, а есть мнение, что писателю, чтобы творить, нужно уединение. Как вам удается совмещать работу с семейными обязанностями?
Я пишу в своем рабочем кабинете после того, как выполняю свои основные журналистские обязанности. И нет никаких проблем. Да не было их и раньше, когда я писал дома, а по мне ползали мои дети. У нормального здорового человека времени будет хватать на все — и на семью, и на работу, и на политику. Я с иронией отношусь к писателям, которым, чтобы писать, нужно уединиться где-нибудь, всех отовсюду выгнать. Писатель определяется не обстановкой, где он работает. Прочитай первые сто страниц «Тихого Дона» и сравни их с тем, что ты создал. И станет ясно, писатель ты или нет.
Критик Лев Данилкин уверен, что читателю не хватает «фильтров», которые помогут ему отделить откровенно плохую литературу от хорошей. Как лично вы выбираете книжки, которые читаете?
У меня с этим нет таких проблем, потому что я сам — в лит-процессе, и 99% русских авторов, которых читаю, я знаю лично. Сейчас есть несколько авторов, в которых не стоит сомневаться. Каждый их новый текст будет достойным. Хотите, чтобы я назвал имена? Дмитрий Быков, Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Михаил Тарковский. Анна Козлова меня радует. Это если брать из авторов моего поколения. Проблема, наверно, в том, что читатель в основной своей массе ленив. Нужно совсем немножко напрячься, чтобы найти качественную литературу. Она есть, я вас уверяю.
Почему вы, кстати, публикуетесь под псевдонимом?
Прилепин — моя настоящая фамилия. Напишите это, пожалуйста, потому что сейчас во многих изданиях, я не знаю, откуда, появилась информация, будто моя настоящая фамилия Лавлинский. Это неправда. Да, меня на самом деле зовут Евгений. Имя Захар я взял, чтобы придать своему образу абсурдной завершенности. Так, кстати, звали моего прадеда.
Вас издают за рубежом?
Переводят и издают, но я не сказал бы, что активно. Вышла книга во Франции, скоро еще одна выйдет. Вышла в Китае. Были отдельные переводы на другие языки. Определенное движение есть, грех жаловаться.
Сколько лет уже вашим детям? Вы спокойны за их будущее?
Старшим сыновьям 10 лет и 4 года, дочке — 2 года. Они еще маленькие ребятки. За их ближайшее будущее я спокоен: пока у них есть отец, все будет нормально. Но я совсем не спокоен за то, что будет через 20-25 лет. Поэтому я и занимаюсь политикой.
Спортивные и эстрадные победы, которые сейчас одна за другой переживает Россия, вас радуют?
Меня настораживает то, что происходит. Все как-то слишком хорошо: и в хоккее выиграли, и нефть дорожает, и президента у нас сразу два, и оба красивые. Я не хочу сейчас выглядеть как советский диссидент, который болел за Канаду, когда та играла с СССР в хоккей, но мне кажется, что в ближайшем будущем Россию сильно тряханет. Не уверен я в нашем счастливом будущем.