Захар Прилепин: Эволюция по-русски = деградация
Захар Прилепин согласился встретиться с корреспондентом «Фонтанки» в короткий промежуток между своим прилетом из Парижа на премию «Нацбест» и следующим путешествием в Нью-Йорк. В несколько часов разговора уместились и судьбы России, и воззрения писателя и, как бы он ни открещивался от этой роли, политика, и отца, а также известные персонажи последних месяцев и лет.
Разговор, несмотря на несколько хулиганский, но очень чёткий и меткий русский язык, оставил приятное послевкусие беседы с цельным человеком. Что только подтвердилось после визирования: на всех одиннадцати страницах текста на каждом положенном месте вместо унифицированной «е» Захар скрупулёзно поставил такую авторскую и такую народную «ё».
- Раз уж поводом для приезда стал «Нацбест», то начнём, пожалуй, за литературу. Какое основное направление в литературе сейчас? Что модно, что не модно?
«Нацбест» — это премия, которая никак не спешит за модой. В отличие, например, от премии «Нос», выбирающей не столько тексты, сколько сложившиеся литературные репутации. «Нацбест» же пытается спроецировать всё то, что станет интеллектуальной литературной модой.
Основной тренд, судя по нынешнему «Нацбесту», — это ощущение хаоса, морока, предапокалиптические предчувствия. Почти во всех текстах реальность либо неприятна, либо тошнотворна, кроме, разве что, питерского ироника Сергея Носова. Ну и Марина Степнова с замечательным романом «Женщины Лазаря» — у неё есть то, что патетично именуется «надежда», возможность обрести дом хотя бы к финалу бесконечных жизненных мытарств – ну, она ж женщина. У Терехова, наоборот, заканчивается тем, что герой строит-строит себе дом, но в конце концов дом отнимают, самого героя убивают, и это такая нормальная мужская точка зрения на бытие. Это ведь не совсем частный роман Терехова про частные события, это, безусловно, и глобальный социальный диагноз.
- Вообще, складывается ощущение, что сейчас мода на литературу реализма... Такой, адекватный реализм...
Так или иначе, да. 90-е прошли под знаком юродства и пересмешничества. Любые базовые понятия — родина, честь, любовь, - выворачивались наизнанку, их отбивали как большую подушку, из которой во все стороны летел пух. С какого-то момента читатели всем этим пресытились. Кто-то затосковал по нормальным ценностям в ненормальном мире. Постепенно возник интерес к тому, что именуется новым реализмом. Но я бы не сказал, что этот реализм такой кондовый, в духе соцреализма, - нет, сейчас всегда есть элементы абсурда, на пространстве текста есть неизбежное ощущение какого-то бреда. Мир вокруг нас плывущий, кривляющийся, босхианский – ну и описывается он подобающим образом. Другое дело, что в отличие от постмодернистов, новый реализм так или иначе имеет в виду то, что называется гуманистическими идеалами. А постмодернисты просто имели эти идеалы.
- А реализм, он вообще нужен?
В том числе и для элементарного осмысления происходящего. Нужные книги нужно читать вовремя. Никакая лента, никакие блоги, никакие журналистские расследования не действуют так жестко на людей, как вовремя прочитанные художественные тексты. Моё поколение сделали тексты Лимонова, Мамлеева, Проханова. Сто лет назад всё то, что произошло в стране – безусловно, произошло под влиянием Чернышевского, Толстого, Леонида Андреева, Горького. Это было колоссальное воздействие, можно было какие угодно прокламации развешивать, какие угодно разоблачения делать в газетах, но художественные тексты были определяющим фактором.
- Сейчас-то доходят тексты до людей? До целевой аудитории?
Ситуацию в стране и в социуме, как известно, меняет не большинство, а, может, 5-7%. И именно это количество читает тексты, до кого-то из них эти тексты доходят. Меня другое заботит — большинство читателей в России — люди таких, мягко говоря, либеральных взглядов. Это не русские люди из провинции, таких как раз минимальное количество, и я уж буду до конца нетолерантен: если в России есть миллион евреев, то из них 999 тысяч читают. Русские же, 99 миллионов взрослых людей, они вообще ничего не читают.
- В связи с последними событиями есть необходимость и желание читать литературу, связанную с революциями? Причем современную литературу, которая бы экстраполировала бы происходящее сейчас на страницы.
Читать надо всё, что угодно, если хорошо написано. Литература, связанная с революцией и с национал-большевистской партией, уже стала массовой. В своё время мной был написан роман «Санькя», связанный с протестной деятельностью. Чуть раньше на ту же тему высказался Стогов Илья.
Меня как-то спросили, оставила ли запрещённая сейчас национал-большевистская партия след в литературе, - я слёту насчитал произведений пятнадцать, где нацболы не только эпизодические, но и главные герои. Собственно, по-моему, никаких других партий никто и не описывал никогда – вот только у Терехова появились единороссы в виде таких очевидных упырей. А нацболы как верный градусник – они давно уже точно показывали состояние общества. Когда люди описывают сейчас Болотную, пытаются как-то осмыслить, предугадать - нацболы разговор об этом вели ещё чёрт знает когда.
- 6 мая, что это было в Москве?
Жесть.
- Я вот ехала смотреть, как умрет оппозиция, но всё это закончилось так, как закончилось... и потом начались «гуляния» и удивившая меня «контрольная прогулка», когда тысячи людей вышли на улицы за писателями. При этом понятно, что большой процент вышел тупо посмотреть на них вживую и взять автограф... Так же, как у нас по зиме приходили на митинг посмотреть на Навального.
Не думаю, что дело только в «пришли посмотреть». Мне кажется, что эти люди всё-таки испытывают некую симпатию к конкретным писателям и к их взглядам. Это не то, чтобы пойти посмотреть на Мадонну или Анджелину Джоли. Не хочется перетягивать одеяло на себя, но оппозиция наконец-то стала делать то, о чем мы говорили, когда был митинг на площади Революции 10 декабря: а мы тогда уже требовали переводить протестную активность в более серьёзную фазу.
Потребовалось полгода, чтобы понять, как нужно себя вести. Но за это время было немало сказано недобрых слов в адрес Лимонова, и в адрес Андрея Дмитриева — руководителя «Другой России» в Петербурге, и в мой, в том числе. Говорили, что нужна эволюция, что не надо противостояния, что не надо провокаций... а тут люди поняли, что, блин, так не получается – пока мы эволюционируем – власть гаечки подкручивает, и делает ровно то, что считает нужным, игнорируя всех эволюционеров...
- Так это правильно, что надо не сидеть, а идти?
Можно и сидеть, но не уходить тогда. Сто двадцать человек на Чистых прудах — это мало. Вот если бы село сто тысяч человек с определенными целями, это было бы уже другое. Но и у власти были эти полгода, чтобы все проанализировать, кого-то подкупить, кого-то напугать, нагнать ментов... Когда были выборы парламента, можно было требовать их отмены, а теперь уже и президентские прошли. Чего люди требуют? Путина избрали, парламент вообще чёрт знает когда избран. Сейчас, мягко говоря, момент потерян. Долго раскачивались.
- А чего тогда сейчас требовать? 12 июня, например.
Мне кажется, что сейчас надо держать оппозицию в тонусе, чтобы она отдавала себе отчёт в том, как действовать, когда настанет «час Х», и была бы лишена розовых мыльных представлений, вот всей этой маниловщины - «как здорово, что все мы собрались»...
- Возвращаясь к 6 мая, можно вспомнить, что там происходило, я и сама была на Болотной и оказалась в месте, где была людская свалка, такой вот филиал «ходынки», такой маленький ад на 40-50 человек. Только чудо предотвратило то, что не было жертв. И тут возвращаюсь в Питер, и у нас появился лозунг по Бальмонту «Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот»...
Правильный лозунг, только все-таки не Ходынка была... и хорошо. Но вообще, да, там после первой революции было написано много прозорливых стихов – и Бальмонтом, и Брюсовым, и Сологубом.
- Сейчас есть время писать, при том, что происходит? Надо это вообще делать?
Такое ощущение, что мы с утра до вечера ходим и занимаемся «бомбометанием»... таким ненасильственным «бомбометанием» красочных шариков в стены «кейгиби»... Это же не так. Всегда есть время работать. Даже у Лимонова, который, да, живёт в серьёзном ритме.
- У него каждый день теперь небольшая проповедь... (в "Живом журнале" — Прим. ред.)
Он ещё и две книги успел написать за последнее время.
- Так кто должен сейчас реагировать: журналистика или литература?
Никакой дилеммы нет. В русской традиции это совмещалось, у большинства классиков две трети их ПСС (полное собрание сочинений) составляет публицистика. Каждый из них считал долгом живо, бурно реагировать на происходившее в стране. Это сейчас появилась такая генерация писателей, которые только в литературе. Это тоже позиция. Но вообще в традициях русской литературы всегда быть политизированным, быть несколько возбуждённым. Лимонова многие считают выродком на поле русской литературы, но он-то как раз совершенно традиционен.
- У Вас, как у писателя, есть право делать если не политические, то литературные прогнозы. Пару лет назад Вы предрекали, что к 2025 году Россия неминуемо развалится. Последний год как-то поменял, ускорил этот процесс, повернул вспять?
Нет.
- Ничего не поменялось?
Вряд ли что-то изменится, может быть, замедлится процесс развала, хотя я в этом не уверен. Хочется, чтобы, глядя на оппозицию, власть хотя бы немного начала оглядываться на творимое ей самой. Только за один апрель из России ушли 58 миллиардов долларов, вы понимаете масштаб? По тому, как стали завинчивать гайки, по тупой, салтыково-щедринской, реакции на все происходящее, можно сказать, что у власти планы совершенно другие. Никакой перезагрузки, никакого переформата не предвидится. Они собираются жить в той модели, которую они себе в последние 12 лет отстроили. И она неизбежно приведет к краху российской государственности. У нас не эволюция, у нас натуральная деградация сейчас. Мы самая вымирающая страна в мире, мы страна с отсутствием хоть каких-либо перспектив в научной и промышленной сфере.
- Я в некоторой степени верю в теорию, что всё в истории движется по спирали и каждый раз виток короче и короче. Мы снова прошли «оттепель», имели некую деформированную стадию Союза, опять видим Путина на посту президента.
Это к Быкову, он любит кольцевую систему истории России. Я не очень уверен в этом. Всегда можно найти некую механику, но с ее помощью никаких предсказаний сделать невозможно. Я в России нынешней любые подобные схемы вижу отвлекающими от главного. А главное: если сохранится такой порядок вещей, то мы рискуем потерять свою страну. Вот, собственно и все. А план «оттепель-заморозок-кровавые сопли» нас настраивает на то, что вот, сейчас переживем одно, потом будет другое, а потом, наконец, всё будет в порядке, как всегда бывало. И тут появляется ложное ощущение, что Россия всегда была, что были половцы, татаро-монголы, дворцовые перевороты, Сталин - мы всё пережили и нынешнее тоже переживем. Ни черта! Каждое десятилетие на планете исчезают десяток языков, две-три страны. Кто нам сказал, что России эти процессы никогда не коснутся. Этого никто не обещал.
- Хорошо, возвращаясь к новому-старому президенту, который через 4-летний виток к нам вернулся. Если снова позовут в Ново-Огарево, поедете?
Сейчас не поеду. Незачем ехать. Все, что я хотел сказать Путину в прошлый раз, я сказал.
- Тогда же Вы говорили про необходимость амнистии и свободных выборов. Вот, выборы — пожалуйста, как просили.
- Ну, это было на самой первой встрече, еще в 2007 году. Даже новая схема с губернаторами, которых они вроде как позволят выбирать, но при этом могут и наложить вето на те или иные фигуры — для власти даже такая схема очень болезненна. Она тоже рискует выйти из-под контроля. Один раз президент наложит вето, второй, в третий будет уже смешно. Надо будет кого-то уже разрешать. И они этого заранее пугаются, стремительно назначая новых губернаторов, лишь бы никого не выбирать. Все это говорит только о том, что власть не доверяет даже своим политическим элитам. Ни «Справедливой России», ни «Единой», ни, тем более, ЛДПР с КПРФ. Они хотят максимально, как шагреневую кожу, свести вокруг себя ближайших людей, подкованных, окольцованных, контролируемых и только ими и пользоваться. Складывается неизбежное ощущение, что власть живет в недоверии к собственной стране. Не может ей доверить даже элементарно выбирать губернаторов из числа элит, а даже не людей с, грубо говоря, улицы, как это бывало в начале 90-х. Власть будто бы живёт в осаде, на минуту отпустив руль, они рискуют его потерять вовсе.
- Всё же многие наблюдатели на президентских выборах, в том числе и от оппозиции, говорят, что большинство голосовало реально за Путина, пусть, можно допустить, что некоторый процент ему для уверенности дорисовали.
Да это сразу было понятно, что он выиграет. Поэтому и надо было добиваться перевыборов парламента ещё зимой, получить не полноту власти, но просто легализовавшись на низовом политическом уровне. Если б были легализованы, получили доступ к средствам массовой информации, вошли в парламент Навальный, Лимонов, Чирикова, Дмитриев, Удальцов – все эти люди - это создало бы вскоре новое соотношение сил, новое бурление. А то, что Путин выиграет, — что тут было гадать. Кого, собственно, было выбирать? Прохорова? Россия не либеральная страна. Она право-консервативная, лево-консервативная, какая угодно, но не либеральная. Зюганов и Жириновский — ну, о чем мы говорим? А вот, если бы допустили того же Навального на три месяца в телевизор – в качестве кандидата – это было бы весело. Если бы Лимонову дали высказываться не в блоге, а обращаясь к ста миллионам телезрителей. Давайте так сделаем и посмотрим, что будет происходить. Но они ж не сделают. Ксения Собчак придумала такой вопрос для блондинок: почему партию Прохорова зарегистрировали, а партию Лимонова — нет?
- Может, попробовать ответить на этот вопрос. Почему не регистрируют «Другую Россию»? Или, точнее, почему Лимонов не хочет регистрировать?
Лимонов не хочет, потому что он рационально рассуждает, что всё равно не зарегистрируют. Участники «Другой России», равно как и Навальный, — люди другого биологического вида для нынешней власти. Это недоговорные люди в их понимании. Им нельзя денег предложить, на них нет компромата, на них нельзя влиять. В виде «Другой России» они себе зарегистрируют раз и навсегда одну большую проблему.
- Ну, будет незарегистрированная большая проблема...
Для незарегистрированной партии гораздо больше возможностей выставлять её маргинальной, сажать в тюрьму, а если они придут и сядут в парламенте, то это уже другая история.
- То есть и нельзя допустить, а вы и не хотите?
Не так, многие из нас хотели бы интегрироваться в нынешнюю политическую систему и вести в системе себя внесистемно. Лимонов понимает, что рационально это невозможно, отдает себе отчет в том, что играть в эту игру с регистрацией нет смысла, так как это ничем не закончится. Он регистрировал еще НБП год за годом начиная с 1995-го. И каждый раз итог был известным. Он вот пытался зарегистрироваться в качестве кандидата в президенты. И что? Он же не клоун вечно этим заниматься ради того, чтоб там раз за разом ставили штамп «Отказать». Нет, я его понимаю в этом смысле.
- Вернемся к Вашим старым высказываниям. 2010 год. Навальный, Лимонов, Ходорковский у власти — уехал бы в деревню и думал бы о политике, как о страшном сне. Ну вот, Вы в деревне, Навальный и Лимонов в авангарде протестного движения.
Нет, до деревни моей мне по-прежнему очень далеко. Но вот что касается Ходорковского — тут очень любопытно. Как я понимаю, его за год до следующих выборов придется выпускать. А это совершенно замечательная ситуация. Он не слился, он не сдался, остался в самом лучшем смысле упёртым. Так что власти можно только в лёгком ужасе предполагать, как он себя поведет на воле. Во-первых, я уверен, что он свое бизнес-состояние восстановит на раз. Во-вторых, с политической точки зрения, он человек замечательный, длинной воли, каких мало. А усадить его ещё на один срок уже невозможно, так как уже срок годности по всем его делам кончился. Но ждать ещё пять лет – это ужасно долго.
- Нет опасений по части того, что Навальный с Лимоновым, мягко говоря, расходятся?
Навальный в адрес Лимонова ни разу никаких замечаний не произносил. Что до Лимонова – то, да, в определённый момент его можно было заподозрить в некоторой даже ревности по отношению к Навальному. Но последние его высказывания о Навальном стали более уважительными. Алексей же человек практически относящийся к политике, не эмоционально. Когда надо он сделает правильные выводы и просто забудет, что Лимонов когда-то что-то про него сказал.
- Лозунг «Если не Путин, то кто?» Навальный подходит под это?
Подходит, конечно. По заработанному авторитету, по манере поведения, по подходу к политике. Он готовый европейский политик в лучшем значении этого слова.
- Но ведь Навального не знают толком в регионах. Вообще бытует мнение, что на местах многое происходит только потому, что к ним приезжает московский политдесант. Астрахань та же...
Нет, Шеин в Астрахани был до, а потом приехал десант. Движуха в регионах есть сама по себе. В том же Екатеринбурге на митинги выходят 5-6 тысяч человек.
- 5-6 тысяч для них это много? А 15 тысяч для Петербурга?
Вполне.
- России сейчас надо быть Европой? Или Азией?
Дело не в этом. Надо быть всем. Политик должен уметь вести себя в любом обществе. Вот Навальный как раз политик такой новой формации, а если учесть его взгляды, то право-националистического политика у нас не было давно. При этом он адекватно правый.
- Возвращаясь к теме России. Глубинка, деревня, по Вашему опыту, это ли оплот страны?
Деревню давно истребили, её извели. Она сейчас реанимируется на других основаниях. Люди, пережравшие столичной жизни, начинают в массовом порядке скупать недвижимость. Они не возродят ни сельское хозяйство, ни крестьянскую культуру, но хотя бы не будут пустовать земли. Там, где я поселился, ещё три года назад не было никого, а сейчас уже начинают селиться горожане один за другим.
- Это же пародия на деревню.
Да, пародия. Но в России есть проблема полной опустошённости территорий, если какие-то люди живут — уже хорошо. Уже будет создаваться новая культура общения. Это неплохой процесс – хоть что-то.
- Это же всё равно иллюзия. Вот Вы живете в деревне, у Вас дом, более-менее понятный быт. Но у Вас же не печь, Вы на газовой плите готовите. Это такой дауншифтинг по-русски.
Ну, да, не печь. Той деревни и не будет.
- Что лично Вы, кроме десяти-двадцати соток вокруг вашего дома, облагородили? Что вырастили?
Я детей там взращиваю. В совершенно другом воздухе они растут, в другой системе мировоззренческих ценностей. Я абсолютно убежден, что жизнь ребенка, живущего в городе и в деревне радикально отличается. Тем, кто вырос в деревне, будет, мне втайне кажется, сложнее расстаться с нашей страной, с ее мифологией – они больше прирастают к этому.
- Но в школу-то дети Ваши в городскую ходят?
В прошлом году мы просто забрали ребенка из школы. Он полгода занимался со мной, с нянями, потом приехал и всё экстерном сдал на пятерки.
- Стоит ли перед ним вопрос адекватной социализации?
Никаких проблем с социализацией у него, я полагаю, нет. Он сам вышел в тот возраст, когда он устанавливает базовые модели поведения в своей среде. Чтобы не было каких-то сложностей, у него всё есть, что должно быть у нормального ребенка. Во все игры он поиграл, все фильмы посмотрел, какие надо. Телефон у него модный с Интернетом — но через месяц он его на полку положил — надоел. Ему интересней или почитать что-то, или сесть на велосипед, поехать в лес, или какие-то там у них ещё игры есть деревенские.
- То есть всё нормально...
Спасение России, оно не в географии, конечно, а в конкретных людях, которые сохраняют базовые национальные понятия.
- Кто эти люди?
Они каждый раз будут появляться в своей среде. Но надо их видеть, надо их слышать. У нас сейчас разрушена элементарная иерархическая система, нам сложно.
- Как быть?
Надо менять модель поведения и восприятия. Общество нацелено не на изменение социума и демографии, а на тотальный гедонизм. Знаете, я сейчас выступаю в роли 90-летнего старика, у которого нет полового влечения, и он начинает нудеть, что все погрязло в пороке. Но я действительно нахожу, что Россия заигралась в аморальные игры, в свободу всех от всего. 8 из 10 браков распадаются, мы первые в мире по количеству детских суицидов, безумное количество брошенных детей – но при этом мы как заговорённые твердим, что каждый сам вправе выбирать себе свою жизнь, что не надо всех этих скучных консервативных ценностей. Да у нас дети жить не хотят, они выбрасываются из этой жизни, как дельфины выбрасываются на сушу из грязного моря.
- Можно такому государству доверять функцию воспитания детей?
Надо хоть какому доверять! Надо принуждать государство проповедовать консервативные ценности. Надо понять, наконец, что люди по большому счёту не могут сами за себя отвечать. Они куда больше склонны лечь и ничего не делать. Они внушаемы очень – им тысячу раз сказали, что они ничего никому не должны – они и рады верить.
- Это национальная лень?
Мало наций, у которых бы была высокая степень самоорганизации. Это доверчивость, скорее. Самая комфортная страна в мире сейчас, как говорят — Норвегия. Но она находится по сути в той же ситуации, что и Россия, за исключением нашей тотальной коррупции. В Норвегии нашли нефть, плавно распределили по стране и все живут хорошо и предпочитают больше ничего не делать. Ни технологий, ни науки, ни автопрома, ни культурной экспансии – ничего этого, по большому счёту, нет.
- Хорошо, не можете толком доверить государству. Почему тогда Вы в Париже, Нью-Йорке, под Нижним Новгородом, всё время где-то, а не возглавите процесс, если знаете, как?
Процесс деторождения?
- Нет, этот процесс, судя по четырем детям, у Вас хорошо поставлен. Я про другое: в Москве выйти? Почему не встать параллельно с Навальным, Удальцовым и компанией?
Я рационально понимаю, что происходящую в оппозиции ситуацию не переломить. Когда был митинг изначально на площади Революции, а потом его перенесли на Болотную, Немцов мне позвонил и спросил, Захар, будешь выступать? Буду. И были сперва я, Немцов, Парфенов, Быков, Чирикова... А потом вдруг выяснилось, что выступающих 72 человека, что на трибуне собрались десятки людей, которых вообще ни на каких трибунах я в жизни не видел, да и не хотел бы видеть. И вписываться в эту историю и выступать 36-м или 42-м номером - мне не хотелось лезть во все это и толкаться локтями. Мне это с точки зрения этики показалось несимпатичным. Пускай, если они начали дискредитировать эту ситуацию, то пусть сами и доводят всё до конца. Я не собирался нести с ними совместную ответственность за все их благоглупости и сто лет как наскучившую мне либеральную риторику. В итоге либеральные вожди достаточно быстро и довели это дело до логического конца: итог протестной активности, помимо заклинаний «мы все теперь стали другими» - близок к нулю. Те, кто осмысляет реальность, они уже все поняли.
- Теперь что делать? Держать в тонусе?
Ну, все себя держат в тонусе, в Нижнем держат, в Питере, да. Мы все в тонусе и всё нормально. 12-го числа я должен прийти? У меня день рождения сына. Я буду праздновать. Чего вы хотите?
- Нет, я не агитирую Вас, я понять пытаюсь.
Нацболы в политике как были, так и будут. Нас все равно не затрешь. Я рационально смотрю на все это. Когда складывается ситуация, я реагирую. Когда была площадь Революции, я должен был в Италию улетать. Я отменил Италию, всё бросил, приехал с утра к Лимонову в квартиру. Надо было участвовать – был важный момент. Сейчас не такой момент.
Так надо ждать или создавать ситуацию?
- Я её создаю: пишу бесконечное количество текстов, книги, езжу по стране, на те митинги, на которые могу прийти, — прихожу. Всё нормально. Я не претендую на звание лидера оппозиции. У меня нет такой задачи.
- Есть ощущение, что сейчас время для книги, которая бы перевернула ход истории?
Ну, это всё пафосно звучит. Но, так или иначе, книги переворачивают какие-то представления, конечно, меняют очень многое. Лимонов колоссальным образом повлиял на огромное количество людей. И Пелевин влияет, и Быков, когда выходят. Вот в книжке «Санкья» появился герой, маргинал, нацбол, дикарь. Его не было и он появился – он стал понятен всем, что называется эстеблишменту, - в том числе и культурному. И для всех тех, кто сходил на спектакль «Отморозки», - по роману «Санькя». Там в первом ряду сидели банкиры, министры ельцинские, чиновники. Затемняется свет, герой вытаскивает пистолет, направляет фонарь на первые ряды, переводит ствол пистолета с одного зрителя на другого и спрашивает, согласно сюжету книги: «Что за х**ня тут сидит?» - а там все эти люди. Вот они пришли, это увидели и с этим смирились. Теперь они с этим имеют дело, а раньше так не было. Вот я этого героя вытащил из жизни, описал и навязал, теперь он есть.
- Пошел процесс...
Пошел. Теперь придумаем другого героя.
Всё, что нацболы говорили, всё сбывается. Нас раньше вообще как дегенератов воспринимали. То, что мы произносили в 1996 или 1999 году, сейчас говорят все. А тогда нас считали прямо-таки сумасшедшими.
- Что делать, если всё-таки развалится в один момент?
Нет, одномоментно не будет. Деградация будет незаметной, потом раз — и кусок отвалился. И все скажут, ну, что поделать, ну, отвалился. Это и есть пресловутый эволюционный процесс – всё будет осыпаться понемногу.
- Это что: инфантилизм, нигилизм, страх перемен или устойчивый консерватизм?
Консерватизм, да, желание, чтобы всё постепенно выправилось, надежда, авось.
- Это разве не про то, что народ смог хоть что-то приобрести после времен, когда ничего не было, и теперь просто боится это немногое потерять. Такую персональную, локальную стабильность? Слишком много сдержек и нет свободы выбора, потому что тут кредит, там ипотека, тут должен, там обязан? Потому и Путина выбирают, как гарант стабильности, при котором свой маленький капитальчик получили.
Да. Это так. Это никак не переламывается. Но осознание сейчас пришло как раз к людям, которые более обеспечены. В Москве вышли на улицы люди с хорошим заработком, высшим образованием. Залог деградации в том, что люди, сидящие на кредитах, не могут во многом вести гражданский образ жизни, совершать иррациональные поступки, они вписаны в систему. Но в конечном итоге, наша система даёт нам сегодня выжить и пожить, но обнуляет наше будущее – надо как-то дойти до осознания этого.
- Вот представители «Альфы» не скрывают, что они финансируют фонд Навального. Не как люди своей компании, а как персоны. Олигархические элиты начинают говорить, что они поддерживают оппозицию. Такие элиты могут что-то изменить?
Это процесс двоякий. Те люди, которые находятся в большом бизнесе, они ведут себя как американцы в политике, в том числе и во внешней политике с Россией. Они раскладывают яйца в разные корзины, играют на трех шахматных полях одновременно. Они договариваются с Путиным, выходят на оппозицию, успешно или нет пытаются предложить свою помощь. То же самое и наши олигархи. Они просчитывают любое изменение ситуации и вкладывают деньги на всякий случай. Есть и другие причины. Глядя на Ходорковского, и не только на него, они понимают, что деятельность любого человека с большими деньгами в России не имеет никакой гарантии от всевластия государства. И это их тоже раздражает. И третье, у многих из них человеческая совесть не совсем потеряна. Все деньги заработаны, а теперь появилось желание хоть как-то зафиксировать себя во времени и пространстве.
- Теперь перейдем к популярному, неизбежному и очевидному вопросу в ваш адрес. Не люблю слова с «фобиями», мужчинам страхи не к лицу, поэтому вместо гомофоба предложу Вас называть в соответствии с выражением одного моего приятеля - «воинствующий гетеросексуал». Что творится? Как воспринимают Россию и Петербург, если уже появилась мировая тенденция бойкота города как нетолерантного. Может ли в обыденном понимании все перерасти в банальную охоту на ведьм, подсматривание в замочную скважину к соседу?
Не надо драматизировать. Ничего такого не произойдет. Вся ситуация раздута самими гомосексуалистами. У нас ввели уголовную статью и преследуют их? Нет. Они могут встречаться, жить своей, черт её побери, размеренной половой жизнью. Просто пропаганда тут при чем? Не надо выдавать за норму то, что нормой не является. Гомосексуализм – не норма, а исключение из нормы. Не надо популяризировать то, что параллельно, перпендикулярно норме. Другое дело, что закон можно было бы не вводить, в нормальном и здоровом государстве все должно быть и так понятно.
- Может быть, это все сделано, чтобы отвлечь народ на сторонние обсуждения? Раздувают и уже не помнят о волнениях, чем-то ещё злободневном?
Проблема гомофобии не является для России весомой. Они что, занимают лучшие рабочие места где-то кроме шоу-бизнеса? Это проблема этическая, а не социальная. Человечество жило по определенным правилам тысячи лет. Вот либеральным воззрениям полвека, а человечеству тысячи. Гомосексуалистов было, скажем, 2% всегда, пусть и живут своей жизнью, и оставят всех остальных в покое. Давайте другое показывать и защищать. Многодетных матерей, к примеру.
- В таком мире и такой стране, где во главу ставятся подобные проблемы, что Вы не расскажете своим детям, что бы они сами со временем узнали?
Да я всё, что спрашивают, всё рассказываю, соразмерно их возрасту. Нет табуированных вещей. Они книги мои читают, всё, что нужно, могут в Интернете найти. Надо просто давать детям прививки правильного сознания.
- Что, в таком случае, должно быть «мастхэв». Вопреки мнению родителей оберечь до поры до времени, чего ни в коем случае нельзя скрывать, чтобы он в здравом уме жил в нашей стране?
Все базовые вещи он должен знать: что есть родина, у неё есть огромная история, мифология, должен знать все проблемы, та же наркомания, есть семья, есть честь мужская, есть женственность. Если они будут знать, что такое нормально — они будут осознавать и ненормальное. Эти границы должны быть для ребенка чётко поведены. Сейчас у многих они размыты: нормально предать родину, развестись с женой, бросить ребенка — это почему-то нормально! Да ни черта подобного! Такая модель поведения может быть ситуативна, отражать твою физиологию, но не быть нормальной.
- Сами говорите: ребенку нужна мама и нужен папа. Вы постоянно в разъездах. Каков процент Вашего участия в воспитании? Достаточно ли этого?
Может быть, недостаточно, но я обычно с июня по октябрь никуда не езжу, провожу все время с семьей. До пяти-семи лет дети находятся больше под влиянием матери, а отец существует как некая образцовая фигура. Потом, когда дети становятся договороспособными, подрастают, моя роль выходит на первый план. Мне жена уже сказала недавно, что она дала им все, что могла, теперь моя очередь выводить их в социум.
- Может, с собой брать?
В том числе. Пока у меня темп поездок просто колоссальный. Я же не езжу, например, во Францию на две недели – я езжу на день, на два, туда и обратно. А мой старший сын учит французский, он лучший ученик в школе, я просто теперь буду ехать специально на неделю, брать его, чтобы он там учился разговорному языку, чтобы он мог в качестве моего переводчика выступать в конечном итоге в бытовых ситуациях.
Вообще надо чаще общаться, чтобы ребенок видел, что у родителей риторика и практика — две вещи, соединенные воедино. Мой отец за всю жизнь не провел со мной ни одного серьезного разговора на тему, что такое хорошо и что такое плохо, но самое его поведение было для меня совершенно образцовым — было понятно, вот это — мужчина. Для этого нужно тактильное общение с ребенком, нужно дыхание, плечо. Ребенку нужно додать любви и ощущения его необходимости. Но опять же не перегнуть, чтобы он считал себя цветком, на который можно только дуть благоговейно. Дисциплина в нашем доме введена в постоянный оборот воспитания, она присутствует просто неукоснительно. Любое указание родителей введено в обязательность и обсуждению не подлежит.
Ксения Потеева, «Фонтанка.ру» - 07.06.2012