Мне выдали аванс — теперь буду его отрабатывать
В Нижнем Новгороде живут два человека — Евгений ЛАВЛИНСКИЙ и Захар ПРИЛЕПИН.
Первый — главный редактор аналитического портала «Агентство политических новостей-НН». Служил в ОМОНе командиром отделения, работал разнорабочим на кладбище, грузчиком, охранником в ночных клубах. Участник контртеррористической операции в Чечне в составе ОМОНа. Награжден медалью и знаками отличия. Еще он участник нескольких десятков политических акций на стороне леворадикальной оппозиции, член Национал-большевистской партии.Второй — литератор, с 1997 г. постоянный автор газеты «Генеральная линия/Лимонка», дебютировал как поэт в 2001 г. Победитель международных сетевых поэтических конкурсов, участник семинаров и форумов молодых писателей, лауреат премии Бориса Соколова (2004) и премии газеты «Литературная Россия» (2004), финалист премии «Национальный бестселлер» (2005).О его романе «Патологии», который и попал в финал «Национального бестселлера», так написано в «Роман-газете»: «Никто еще с такой силой не показывал, какой след оставляет война в душах молодых людей… Повесть молодого писателя Захара Прилепина — это, несомненно, открытие в литературе. Она „обречена“ на успех у читателей». Что интересно, оба родились в 1975 году в Рязанской области, окончили филологический факультет Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского, женаты, имеют двоих сыновей… В общем, Лавлинский и Прилепин очень не похожи друг на друга, но все же существуют в одном человеке, который старается не путать и не ссорить этих двух людей, и утверждает, что не страдает раздвоением личности, а наслаждается этим!
— Ныне писательская среда в основной своей массе толерантна, — утверждает Захар Прилепин (или Евгений Лавлинский?), — то есть, с одной стороны, люди либеральной закалки лично мне прощают мои радикальные и в известном смысле экстремистские политические убеждения, — а с другой стороны, патриотическая общественность ничего не имеет против того, что, например, свои тексты я публикую в таких изданиях, как «Новый мир» или «Дружба народов», или «Искусство кино» — в которые до недавнего времени не ступала нога подобных мне.
Все это — замечательная почва для развития литературы. Благоприятствует этому и, простите за цинизм, наше больное, дурное, вывихнутое во многих суставах время. На литературу «минуты роковые» всегда действовали оживляюще.
— На что сейчас «клюет» читатель, если так можно сказать?
— Российский читатель — понятие совершенно замечательное и малоизученное. Но он есть, этот читатель, и обилие книжных магазинов только на одной Б. Покровской — тому подтверждение (я недавно был в Париже — там на весь город книжных лавок меньше, чем у нас по дороге от памятника Горькому до памятника Минину).
«Клюет» читатель на самое разное и готов «клюнуть» еще на очень многое, потому что незашорен и открыт. Конечно, часто неблагоприятно воздействует мода на какую-нибудь ахинею вроде Коэльо, и все бегают с этим «философом для бедных», как безумные.
Но то, что в первых строках лидеров продаж серьезной литературы упомянутые мною Дмитрий Быков, Проханов, Лимонов, то, что активно переиздают (а, значит, покупают) военную прозу — великолепных авторов, таких как Астафьев, Бондарев, Константин Воробьев, Виктор Некрасов, наконец, то, что есть интерес к молодой прозе, — например, к книгам моего товарища Сергея Шаргунова, — все это не может меня не радовать.
Мне кажется, читателю больше не интересны столь модные еще недавно разоблачения «сталинских репрессий» и всевозможная, дурного пошиба, чернуха. Читатель жаждет живого слова, живых эмоций, посему так моден непритязательный и плохой в сущности писатель, зато очень искренний и совершенно очаровательный Гришковец. Читатель ждет, что с ним будут разговаривать на современном языке, со всеми атрибутами актуальной реальности — и отсюда, конечно, успех Пелевина. Наконец, молодой читатель во многом антибуржуазен, чрезмерная сытость или мещанская пошлость ему, как и в начале XX века, неприятны, — отсюда успех западной нонконформистской литературы, — читают и «Бойцовский клуб» и «Американский психопат», и таких замечательных авторов, как Чарльз Буковски, или чуть запоздавших в России Селина и Генри Миллера.
— На чьих книгах вы сами были воспитаны?
— Как и всякий советский подросток, я воспитан на отличной детской литературе — Джек Лондон (которого в Америке давно забыли), Жюль Верн, Аркадий Гайдар, Александр Беляев. Потом — Алексей Николаевич Толстой, подзабытый ныне Степан Злобин — автор исторических романов, чуть менее забытый, совершенно восхитительный Гарин-Михайловский… Это те авторы, что были прочитаны (и многократно перечитаны) мной лет до четырнадцати.
А потом, конечно, русская классика. Лет в четырнадцать я начал читать очень много поэзии «серебряного века», тогда малодоступной. Но я находил где-то в библиотеках, в букинистических магазинах редкие издания и переписывал от руки в отдельные книжечки Велимира Хлебникова, Игоря Северянина… Делал еще в 1987 году толстенные сборники, отпечатанные на машинке — «Русский футуризм», собирал туда десятки авторов. Такие антологии на прилавках магазинов появились только года два назад, — а моими самодельными сборниками почти 20 лет назад зачитывались филологи нижегородские.
— Что перечитываете?
— Очень многое хочется еще прочесть, поэтому жаль времени, и оттого почти ничего не перечитываю. Исключений всего несколько — мои любимейшие писатели Леонид Леонов, Гайто Газданов, их перечитываю постоянно, и каждый раз поражаюсь тому, что я физически не могу понять, как они это сделали. Впрочем, то же самое, конечно, испытываешь, когда перечитываешь прозу Пушкина, Лермонтова, Гоголя — это непостижимая и недостижимая высота. И Шолохов, конечно, абсолютный гений.
— Это ваш «джентльменский набор книголюба»?
— Из отечественных авторов — да. О зарубежных можно говорить бесконечно долго. Потрясшая меня книга — «Иосиф и его братья» Томаса Манна. Я прочел с огромным удовольствием всего Генри Миллера. Как минимум по одной волшебной книге написали Ромен Гари («Обещание на рассвете») и Джулиан Барнс («История мира в десяти с половиной главах»). Последние книги американского Набокова — необыкновенно хороши: «Ада, или Радости страсти», «Смотри на арлекинов»…
Помимо модной, но не всегда хорошей литературы, есть литература чуть менее известная, но куда более качественная. Вот живет в Сибири такой писатель Михаил Тарковский, мы, кстати, издаемся в одном издательстве. Он родственник тех самых Тарковских, поэта и режиссера, но совершенно иной, иного состава и духа человек. Пишет отличную прозу, просто замечательную.
Конечно же, я хотел бы поделиться своим мнением (которому я доверяю) и сообщить, что современная поэзия — это вовсе не Вишевский или Иртеньев, — а Геннадий Русаков, Борис Рыжий или Александр Кабанов. Может быть, книги последних купить сложнее, но зато — это истинное слово, а не кривлянье и фиглярство.
Читать на самом деле можно все, что угодно. Куда сложнее отдавать себе отчет, что Маринина — это просто неприлично, Михаил Веллер — писатель, может, и забавный, но дурной, а вот Андрей Битов или, например, Тимур Зульфикаров, это, наверное, скучно кому-то, но зато — настоящее. Вообще, хорошей литературы очень много и выбрать между хорошией, не прикасаясь к дурному, — можно. Причем — на любой вкус. Было бы желание получить качественный продукт, а не превращать собственную голову в помойку.
— Нужно ли начинающему автору гнаться за оригинальностью?
— Ну, вы сами догадываетесь, что не нужно. Тем более что постмодернизм сейчас малоинтересен и куда актуальнее новый реализм. Хотя со скидками и исключениями, конечно.
Писать надо, как Максим Горький, кажется, учил, — о том, что знаешь, и постараться поменьше выдумывать и брать на себя только то, что вытянешь.
— Вы так и писали роман «Патологии»?
— «Патологии», как выяснилось, получились таким живым, кровоточащим куском, а живое всегда интересно.
— Как выглядит процесс написания книги?
— Процесс следующий: у меня выпадает свободных пятнадцать минут (свободных от моих малых детей, от работы, от второй моей работы, от иных неотложных дел, в том числе от политики) — и я сразу пишу. Ввиду того, что такие минуты выпадают редко — пишу тоже редко. Если есть пять свободных часов, могу написать рассказ или большой кусок романа.
Такие понятия, как «будни» и «выходные», мне давно ни о чем не говорят.
— Есть ли желание полностью уйти в писательство? И как это «уживается» с работой в «Агентстве политических новостей»?
— «Агентство политических новостей-НН» — этой мой проект, мой и моего друга Дмитрия Елькина. То есть, мы с ним построили этот дом — «АПН-НН» и живем в нем со всем нашим отличным коллективом. Я не наемный работник — я сам себе хозяин. Но бизнес есть бизнес, и здесь ничего надежного нет.
Что касается писательства, то главное не в собственно писательской работе, а в независимости. Я хотел бы получить независимость материальную, чтобы не заниматься всякой поденщиной никчемной, а делать исключительно то, что считаю важным и нужным.
Естественно, успешное (то есть, приносящее материальные плоды) писательство — предпочтительно, и я с удовольствием занимался бы только им (хотя политику я оставлять не собираюсь). А писательство «в стол» я не рассматриваю и никогда не рассматривал всерьез. Для отца семейства, коим я являюсь, такое времяпрепровождение является просто аморальным.
— Кто ваши друзья по цеху?
— Я хорошо знаком с очень многими людьми из мира литературы. Переписываюсь с известным критиком Евгением Ермолиным и замечательным поэтом и публицистом Геннадием Красниковым. Мне неоднократно помогали и Владимир Бондаренко, и Леонид Юзефович, и Дмитрий Быков.
Я знаком, конечно же, с Эдуардом Лимоновым. Общался с Владимиром Маканиным. Одну из премий получил из рук Фазиля Искандера, колоритный такой старик. Недавно ездил в Болдино, подружился с отличным поэтом Владимиром Силкиным, с которым, как выяснилось, мы родились в соседних поселках в рязанской глубинке.
Часто людей интересует Виктор Пелевин — с ним я не знаком. Но «Патологии» мои он читал.
Близко общаюсь я с ребятами своего поколения, — поколения условно тридцатилетних, — с Сергеем Шаргуновым (которому 25), прекрасным писателем из Карелии Димой Новиковым (которому 35), а я ровно посередине, у меня недавно был юбилей, мне три десятка лет.
— Слава пришла?
— Знаете, я не буду кокетничать. Я получил за год четыре литературные премии, вошел в шорт-лист мега-престижного «Национального бестселлера», обо мне написали (и написали хорошо) почти во всех крупных литературных и публицистических изданиях страны — причем высказывались обо мне такие люди, что уже носят титул «живых классиков», я печатаю свои тексты в самых маститых журналах и главных литературно-публицистических газетах, издал книгу в отличном московском издательстве «Андреевский флаг», веду переговоры с зарубежными издателями, получил в конце концов около двух сотен писем от читателей…
Мои тексты читают и хорошо отзываются о них люди самых разных социальных слоев и статусов: от моих бывших и забубенных коллег, скажем пышно, по оружию до спикера Совета Федерации Сергея Миронова и бывшего главы администрации президента Сергея Филатова… Меня все это, конечно, по-хорошему забавляет.
Но это, конечно же, еще не слава, а, скорее, успех. Два этих понятия в русском языке означают несколько разные вещи.
В общем, мне выдали отличный аванс — теперь я его буду отрабатывать.