Захар Прилепин: от войны, от тюрьмы, от сумы не зарекайся
У нижегородца Захара Прилепина всегда много новостей.
Писатель и журналист, известный своей самой разнообразной деятельностью. Раньше он снимался в кино и записывал совместки с известными рэп-музыкантами, а теперь у него свой батальон на Донбассе.
Поэтому, раньше новости были в основном литературные и политические, а сейчас всё больше военные и медийные. Сменил амплуа? Надолго? Мы решили дозвониться Захару и обо всём узнать лично. Примерно с двадцатой попытки получилось.
— Захар, наконец-то вы на связи.
— А меня российская симка ловит только на передовой, на Саур-могиле — есть тут такая высокая точка, место легендарных боёв, и ещё возле самой российской границы.
— Как у вас дела?
— Нормально. Всем донецкий привет.
— В России многие воспринимают так называемый «закон о реинтеграции Донбасса», который недавно подписал Пётр Порошенко, как объявление очередного витка войны. Многие уверены, что вот-вот война из традиционной фазы, к несчастью, ставшей на Донбассе привычной, опять перейдёт в самую горячую, с массированными, а не точечными бомбёжками городов и массовой гибелью мирных граждан.
— Только вчера было три попадания с той стороны в мирные дома в посёлке Зайцево. На линии соприкосновения потери ежедневные. Но вы правы, если Порошенко двинет полки своих киборгов и прочих робокопов в наступление, война снова коснётся не только непосредственно находящихся на фронте, но и людей, живущих (насколько это здесь возможно) мирной жизнью и хотя бы отвыкших прятаться в подвалы.
— Так начнёт или не начнёт Порошенко новое наступление?
— Знаете, мы тут очень мало это обсуждаем, бойцам вообще нет дела до его новых законов. У них одно желание: чтоб им поскорее дали приказ наступать самим.
— Дадут?
— Я не принимаю таких решений.
— Какие ваши прогнозы?
— Закон о реинтеграции Донбасса, подписанный Порошенко, на самом деле важен только в рамках его предвыборной компании. Как известно, Юлия Тимошенко уже ездила на поклон к Трампу. И, скорей всего, Трамп начинает склоняться к тому, чтоб поставить на Тимошенко на следующих выборах президента Украины.
Порошенко отдавать власть не желает. В этой ситуации ему надо заручиться максимальной поддержкой армии. Согласно новому закону, он взял армию под личный контроль, став Верховным главнокомандующим.
Кроме того, закон выполняет определённые PR-функции, показывая населению и неонацистским группировкам, что Порошенко якобы настроен очень серьёзно. Он же объявил в законе Россию «страной-агрессором».
Однако по моим ощущениям приказ о наступлении сразу и по всем фронтам он отдать не готов. Потому что если они влезут в очередной котёл — рейтинг Порошенко будет убит уже навсегда.
Порошенко будет играть, тянуть время, возможно, время от времени приказывая делать какие-то провокации на фронтах, резкие и болезненные. Но не более того.
— Как Россия ведёт себя в этой ситуации с вашей точки зрения?
— Россия всесторонне поддерживает Донбасс, и, как я понимаю, продолжает международные переговоры о вводе миротворцев. Если миротворцы будут введены — это, скорей всего, будет гарантировать окончание горячей фазы военных действий. Территории ДНР и ЛНР в этом случае будут по факту зафиксированы как самостоятельные и не подчиняющиеся Украине, хотя с юридической стороны останется множество вопросов. Это полумера, конечно, но зато позволит спокойно заниматься экономикой республик, привлекая ещё больше инвестиций.
Однако наша цель, как людей, служащих в армии ДНР — как минимум, вернуть полные территории Донецкой и Луганской областей. Об этом речи пока нет, к сожалению.
Будем следить, что называется, за развитием событий. Конфликт между Порошенко и Тимошенко может неожиданно дать какие-то новые вводные.
— Книги новые пишите?
— Нет. Давно уже нет, некогда.
— Вы приезжали в Нижний Новгород поддержать бывшего Главу города Олега Сорокина.
— Ну, естественно. Когда с лета 2014 года моя команда начала заниматься поставками гуманитарной помощи на Донбасс, нам помогали только, что называется, рядовые граждане России. Ни один высокопоставленный чиновник, политик и телеведущий, сколько бы не пели они в телевизоре о своём патриотизме, ни рубля мне не дали тогда. Хотя я их просил, а на Донбассе реально была гуманитарная катастрофа.
Когда я обратился к Олегу Сорокину — он тут же ответил: да. «Что нужно?» — спросил. Я дал список необходимого, миллионов на десять. Две фуры он стремительно нам снарядил. Так что, я безо всякого пафоса говорю: благодаря ему тогда в буквальном смысле были спасены человеческие жизни. Чего бы мне не приехать и не поблагодарить его.
— Вы с ним знакомы?
— Впервые мы встретились, когда собирали этот груз. После этого виделись два или три раза, однажды я побывал у него в гостях, году в 15-м, приехав с Донбасса. В гостях был, прямо скажу, чисто из писательского интереса: было любопытно, как устроена жизнь крайне влиятельного и заметного человека.
— И как?
— Знаете, как многодетный отец я всегда обращаю внимание на детей. За пятнадцать минут по поведению детей можно понять, кто их родители, как они их воспитывают, и что в доме допустимо, а что нет. При всех моих самых разнообразных вопросах к Сорокину, я могу сказать, что поведение его детей и сама обстановка в семье мне понравилась. Могу даже сказать: очень понравилась.
Очень неглупые, очень любопытные к миру и корректные дети. Совершенно неизбалованные.
Собственно, я просил изменить меру пресечения Олегу Сорокину именно в силу этих причин. У него совсем маленькая дочь, и ещё двое детей. У меня, помимо донбасской темы, имеется ещё в этом случае, определённая солидарность — отцовская.
Сейчас объясню, что я имею в виду.
И экономическая, и политическая конъюнктура периодически меняется. Вот, скажем, я нахожусь на Донбассе, я военнослужащий. В России есть серьёзное количество политиков, которые считают, что это повод для уголовного наказания. Я не очень верю, что Григорий Явлинский или Ксения Собчак придут к власти, но, гипотетически — вот, они пришли к власти, и решили меня посадить. У нас в УК даже статья есть подходящая: наёмничество. Я под неё с лёгкостью подпадаю. И меня посадят. По крайней мере, выберут до суда мерой пресечения содержание под стражей.
Мне было бы важно, если б нашёлся человек, который за меня б поручился, чтоб я хотя бы мог детей своих видеть, готовясь к суду и находясь под домашним арестом.
— Какая-то часть нижегородцев поддержала вас, какая-то отнеслась негативно. Читал в блогах, как вам писали, что эти десять миллионов, отправленных на гуманитарную помощь, Сорокин «забрал у нижегородцев».
— Ха! «Забрал?» Вообще в торговые центры, которые в своё время были открыты его компанией, ходит до миллиона нижегородцев в месяц. Вы понимаете: до миллиона! Мне попадалась эта статистика. А в предновогодние месяцы — свыше миллиона. Практически, весь город. Если кто-то считает, что Олег Валентинович настолько плохой — ну так пусть не ходит туда и других не пускает. А то это какое-то лукавство получается: начинают его обвинять, и в тот же день идут в его торговый центр и там тратят свои деньги.
Видимо, потому что это хорошие торговые центры. Моя семья тоже там закупается.
— Вам скажут, что он приобрёл эти торговые площади, используя служебное положение.
— Я спрашивал об этом в своё время у него самого. У нас, как вам известно, с Олегом Сорокиным долгое время, пока он был Главой города, имели место весьма конфликтные взаимоотношения.
И чуть позже он показывал документы, что площади на которых построены его центры, были приобретены до того, как он стал Главой. Почему-то в нынешней компании против Сорокина, это не обсуждается.
— На многих людей подействовали документальные фильмы, снятые о нём.
— Я не видел. Я просто помню, как автор этого документального фильма про Сорокина — по фамилии Мамонтов — снимал откровенную заказуху против партии «Другая Россия» — против Эдуарда Лимонова, нашего земляка, кстати, против меня и наших товарищей. «Другая Россия» боролась за «левые ценности» против коррупции и ельцинского наследства, и Мамонтов нас мочил.
Подозреваю, Мамонтов что угодно может снять.
Да и вообще, гипотетически, немного зная российскую политическую систему, подобные фильмы можно сделать о каждом втором управленце в России.
— Вы изменили отношение к Олегу Сорокину?
— Понимаете, он больше не Глава города. И судят его, насколько я догадываюсь, вовсе не за то, что о нём в фильмах показывают. Взрослые люди отлично отдают себе отчёт, что всякий персонаж, находящийся в контексте большой политики или большого бизнеса, очень часто находится под ударом. Вот у нас Павел Грудинин пошёл на выборы президента. Если б было нужно для общеполитической красоты, он был бы хороший управленец и колхозник. Если не нужно — он сразу становится миллиардером, который что-то там от кого-то утаил. Всякое бывает.
Случаются рейдерские захваты бизнеса — таких случаев новейшая история России тоже знает много. И активы семьи Олега Сорокина, которые он не вывел из страны в офшоры, как многие, а оставил здесь — наверняка у кое-кого вызывают определённый интерес.
Обычные люди, получающие информацию из телевизора, давайте признаем, всё-таки достаточно манипулируемы. Двадцать лет назад большая часть страны состояла из демократов и голосовала за Ельцина, при котором находились Березовский, Гусинский и прочие персонажи. Это никому не мешало. Теперь те же самые люди по большей части вдруг стали неистовыми патриотами и борцами с коррупцией.
Не исключаю, что завтра у них будут ещё какие-то другие убеждения.
Мне тут один воспалённый тип написал, что когда я приехал, чтоб попросить изменить меру пресечения Сорокину, я перестал быть нижегородцем. Вообще говоря, Сорокина депутатом избирали несколько раз — сколько там, тысяч 150 нижегородцев за него всякий раз голосовали? И что, когда они его избирали, сразу переставали быть нижегородцами?
Всё это достаточно смешно.
Пока Сорокин был Главой города, я был в жёсткой оппозиции. И если нам с моими товарищами по «Другой России» что-то не нравилось — мы на митинги выходили. И ни один из нижегородцев, которые сейчас меня клянут, на эти митинги не являлся. Их тогда всё устраивало. Они сейчас стали смелые, когда им по телевизору показали кино про Сорокина.
«Разрешённый протест» — это несколько даже унизительно. Если есть желание показать своё гражданское чувство: воюйте с теми, кто в силе, а не с теми, кто стал слабее вас.
У меня взгляды на жизнь и на политику не менялись с 1991 года, я всегда говорил, то, что говорю. Но Крым и Донбасс, конечно, многое изменили для меня.
В конце концов, я выступал против всей действующей власти до 2014 года. У меня были к нему многочисленные вопросы, которые я по большей части снял. Для меня всё, быть может, упростилось. Есть те, что сдают своих, есть те, что не сдают — вот что стало для меня важно, когда война началась.
А у людей, которые здесь — у них какая-то своя война; ну, ради Бога. Я никому не мешаю, никого не сужу. Просто повторю ещё раз: мне никакие градоначальники не помогали, никакие губернаторы не помогали тоже, хотя я лично знал и знаю многих из них. Сорокин помог — хотя вполне мог влететь под санкции в связи с этим. Я оценил его жест. Ещё я хотел, чтоб он видел свою маленькую дочь.
Остальное без меня решат.
— Ваши дети сейчас где?
— Мои дети недавно были со мной на Донбассе. Но они подзапустили, находясь там, свою школу, и мы вернули их в Нижний Новгород. Но они очень скучают по Донецку, очень любят этот город и очень подружились с моими бойцами.
— Как ваша жена решилась на такое: привезти детей в зону боевых действий.
— С одной стороны, она понимала этот риск. С другой… Знаете, детям надо — просто для будущей их жизни — понимать, что детские их печали и стрессы — это не конец света, что есть вещи пострашнее. Мы, когда приехали, я сразу повёл детей на награждение своих бойцов. Приехали ребята из нашего батальона на колясках: без рук, без ног, у нас много таких, мы воюем. И все эти ребята, молодые инвалиды, они всё равно бодры и улыбаются, они не сдаются. Мне надо было, чтоб дети это видели.
Мне надо было, чтоб они смотрели: вот группа уходит в разведку, они могут не вернуться. Потом они ночью возвращаются, всё чёрные от пыли, обстрелянные, выполнившие свою задачу, весёлые.
Или отец уезжает — «на работу». Уехал, потом приехал. Всё в порядке.
После этого, понимаете, поход в школу можно уже не воспринимать как трагедию.
Надеюсь, они правильно воспримут эту прививку.
От войны, от сумы, от тюрьмы, зарекаться не надо.