ИНТЕРВЬЮ ПОСЛЕ СМЕРТИ: ЗАХАР ПРИЛЕПИН О ПОКУШЕНИИ, СОБСТВЕННЫХ ТРАВМАХ И РЕАКЦИИ КРЕМЛЯ
Интересно, что уже на второй день после покушения на писателя, политика и майора Росгвардии Захара Прилепина многие СМИ стали бодро писать, что его здоровье улучшается от часу к часу. «Ну, наверное, им так положено писать», — полагает Прилепин. И то, что не было какой-то реакции из Кремля, его тоже не смущает. Об этом и не только рассказал он в эксклюзивном интервью «Вашим Новостям».
ВН: — Как проходит ваш день в палате? Что читаете? Что-то пишете? Удаётся вам работать?
— Признаться, почти не читаю.
По крайней мере, в сравнении с тем, как читал раньше.
Священное Писание наугад. Избранное поэта фронтовика Павла Шубина, строк по 10.
Одну любопытную книжку про Ленина, тоже абзаца два в день.
Вот привезут новые книжки стихов моих товарищей Александра Пелевина и Алексея Остудина. Может, полегче будет, почитаю.
Сам ничего не пишу.
Я так сформулирую, чтоб без трагедизма: помимо всех травм, которых достаточно много и которые болят даже на обезболивающих, у меня, назовем это максимально мягко, травма головы.
Поэтому книги лежат пока. Головой я смотрю в потолок и на своих прекрасных врачей, которые заглядывают в гости.
ВН: — Как вы бреетесь?
— Нормально — жена принесла зеркальце и электрическую бритву. Беру и бреюсь. Пеленку подстелю под лицо, и всё.
У меня в первую неделю после случившегося начала расти борода, тем более что периодически меня вводили в искусственную кому, которая не давала возможности смотреть на себя в зеркало.
Но так как меня и дальше всё время оперировали, одна из врачей попросила бороду сбрить.
Ну я и сбрил.
Хотя потом подумал, что врач просто хотела, чтоб я был похож на себя прежнего.
ВН: — К кому за прошедшее время вы испытали большую благодарность? Кто сильнее разозлил?
— Я читаю понемножку в блогах, что пишут добрые русские люди. Как они вспоминают Сашу «Злого» Шубина, который погиб рядом со мной. Который на самом деле был не «злой», а само добро и сама преданность, хоть и с таким позывным.
Послушал приветы от Федора Конюхова, от Карена Шахназарова — и очень тронут, конечно… Я не могу всех перечислить.
Тем более что у меня нету прежних телефонов и ноутбука, так что догадываюсь, что многие знакомые и незнакомые написали туда.
Когда смогу — зайду в почту. Потом.
Разозлил — никто. Меня немного, но, скорей, весело подбешивает тон нашей прессы, которая со второго дня оповещает, как мне всё лучше и лучше. Ну, наверное, им так положено писать.
ВН: — Вам больно? Вы чувствуете боль в течение дня? Где? Какой силы?
— Напоминает диалог из американского сериала…
Периодически мне больнее, чем в те часы, что я лежал у машины переломанным, как печенье к чаю.
Но теперь у меня отличные врачи.
Я живой, и я, хоть и медленнее, но мыслю. Словно мысль стала не вода, а янтарь.
Поверьте, у нас были очень высокие шансы не вести этот диалог не только вследствие того, что я умер физически. А просто потому, что вы даже не стали бы его начинать.
Так что всё это само по себе чудо.
А боль однажды закончится.
ВН: — Какие открытия для вас сделал ваш собственный организм?
— Я пока не очень осмыслил.
Ну я выяснил на личном примере, что человек может подолгу не терять сознание в тех обстоятельствах, когда, может, лучше было и вырубиться.
ВН: — Что в эти дни, минуты беспокоит сильнее всего?
— Я скучаю по Саше. Он был больше чем сослуживец. Он был мой ангел-хранитель. Я не знаю, где его похоронили. Хочу к нему на могилу.
Он собирался вот-вот жениться. На удивительно прекрасной девушке. У нас оставалось еще полгода контракта, и он мог не продлевать его, прямо говоря. Он служил на этой войне с 2014 года и в каком-то смысле вырос на войне, потому что сбежал туда в 17 лет и уже там стал настоящим профи.
Он все долги отдал многократно.
Но когда мы создали летом прошлого года подразделение «Оплот» — а осенью с легендарным донбасским комбатом Сергеем «Французом» Завдовеевым окончательно сформировали этот батальон в составе «Росгвардии», Злой сразу пришел за мной следом и сказал, что будет служить столько, сколько я буду. Год так год, два так два.
ВН: — Есть ли у вас мысли про «я мог бы сделать поворот влево, и все бы остались живы», «мы могли бы сесть в другой автомобиль, и Саша был бы жив»? Есть ли мысли подобного порядка?
— Нет. Всё случилось, как случилось.
Они уже прибыли туда, и они бы уже не ушли, не закончив.
Это случилось бы завтра, послезавтра, когда угодно.
Вопрос только в том, что в деревне были еще и мои дети.
На другой день мы могли бы поехать в машине не вдвоем, а…
…я не буду об этом говорить.
ВН: — Знаете ли вы о какой-то реакции Кремля на покушение?
— Не интересовался, но давайте уж не будем навязчивыми. Кремль не обязан сообщать всем о своих реакциях.
Я знаю, что когда взрывали Захарченко, Арсена Мотора, затем Дашу Дугину, — была личная и конкретная реакция конкретного человека. Но иногда он её оставляет при себе.
ВН: — Чья реакция вас сильнее всего удивила?
— Ничья. Хохлы как хохлы. Они сначала сладостно улыбаются, рассказывая, как «едва не погиб комбатант и пропагандист, зато убили его охранника», потом, кося бесстыжими глазами, начинают врать про «завернутые гайки Кремля» и прочую ахинею, которую они несли, даже когда взяли Трепову, убившую Владлена Татарского и тут же рассказавшую про всю подоплёку.
Впрочем, и в моем случае — там всё прозрачно до степеней хрустальных.
ВН: — Были ли у вас предчувствия о том, что что-то такое может быть?
— У меня было знание уже многие годы, примерно с 2017-го, основанное на конкретных данных, которые поставляли конкретные службы, которые конкретно меня периодически спасали. Или как минимум оповещали, а дальше уже думал Злой, который с какого-то момента всегда руководил «личкой».
Первый свой донбасский батальон я начал создавать в 2015 году, мы плотно общались тогда с Арсеном Моторолой.
Там же было на него два покушения почти подряд. Первый раз его пытались взорвать у больницы, куда он приезжал за женой, которая только вот родила второго ребенка. Мы с ним виделись вечером, а утром — новости: Арсена Моторолу подорвали.
Он, помню, мне тут же позвонил. Я даже гордился этим потом. «Захар, я в норме, не беспокойся», — сказал и засмеялся в своей манере. Означавшей, что ему ничего никогда не будет.
Вскоре я заехал в Донецк уже как советник Захарченко, и мы с Мотором часто перетирали по всяким нашим делам.
А потом его убили. В этом лифте, где его подорвали, я, конечно, катался и с ним, и без него, а с тем его охранником, что погиб — Теймуразом, — не раз и не два.
А Михаила Гиви убили, когда я служил уже. Это уже 2017-й.
Это всегда было рядом.
Хотя сам я тогда еще не был в «планах» СБУ, думаю. Точно не в ближайших планах, скажу так. Мотор, впрочем, считал иначе и всегда меня увозил-привозил на наши встречи под своей охраной. У него всё это было поставлено всерьёз.
В любом случае я понимал, что это часть договора, который заключаю со своей жизнью.
А вот к 2018-му, когда я уже давно служил в армии ДНР, сложились совсем иные расклады. Там уже с Украины шли и прямо, и косвенно вести, что меня «ищут».
Захарченко мне сказал однажды: «Вывези семью из Донецка — заехали три группы сразу, работают по мне, Ташкенту, Абхазу и тебе».
Захарченко убили в том кафе, где мы с ним сто раз сидели за чашкой кофе.
Это потом определенными ботами разгонялось, как «некоторые донбасские командиры сидели по ресторанам».
На самом деле это у Захарченко манера была: каждый день показывать местным, что мы ничего не боимся и это наш город. Ну и всякие малые совещания по текущей повестке тут же и проводились — то в одной кафешке у администрации, то в другой. Захарченко в администрации не хотел, поэтому так. Ну или он ко мне заезжал сам. Или меня вызывал — у нас триста метров было расстояние между домами.
И вот мы либо дома, если раннее утро или уже ночь, пересекались, либо прямо посреди города.
Сначала ресторан «Пушкин» был, но там нашли по 3 кг тротила два раза подряд, и Захарченко велел его закрыть, а мы перешли в соседнее кафе.
Такая история была, короче. Обычная.
Тогда, как он и велел, я вывез семью из Донецка и заодно ушел в отпуск, в котором год уже не был. Это был июнь или июль, а в августе Захарченко подорвали.
Потом, если сокращать, началась СВО. И мы с марта работали на всех новых территориях, в том числе и даже в основном на тех, что мы, увы, уже потеряли сейчас. Злой всегда был со мной. Мы тогда уже почудили хорошо.
И мне сообщали, что меня ищут. Ну ищут и ищут.
Было несколько моих мимолетных знакомых в Херсоне, которых я вчера узнал, а через неделю их уже взорвали.
Потом была Даша Дугина — ее убили на фестивале «Традиция», который, на самом деле, я и создал в 2015 году, и он с тех пор с одним, кажется, перерывом, ежегодно и проходил. Он и задуман был как «задонбасский» смотр всех наших.
Потом был Владлен, с которым мы виделись где-то за неделю до — сидели вместе: он, Герка Садулаев, Настя Кашеварова.
И Саша Злой был рядом всегда. Он был, естественно, и в первом составе батальона, и на «Традиции». И тогда, когда мы с Владленом распрощались, Злой меня дальше увёз — на позиции в ЛНР.
Там уже плотно шла инфа, что меня ищут на Луганщине уже как офицера Росгвардии.
Так что чему я должен был удивляться? Я ж не ребёнок.
…А этого парня я видел за день до — в своей деревне.
У нас там народа живет мало, но каждые выходные и тем более праздники наезжает куча людей, очень часто незнакомых, так что это обычно всё.
Но мы шли с дочерью — гуляли с собаками, а он шел навстречу и резко свернул с дороги в лес.
У нас, впрочем, огромные опасные собаки: приезжие часто их опасаются и так делают. Но я всё равно как-то обратил на него внимание и с минуту молчал.
Дочь говорит:
— Ты чего молчишь?
Я говорю:
— Да ничего, показалось.
И забыл про него.
Это было в 11 утра примерно пятого числа.
Потом, придя в сознание, увидел его на фото и сразу вспомнил.
Иван Андреев
«Ваши Новости», 28.05.2023