Захар Прилепин признался, что российские спецслужбы запретили ему пользоваться мобильным телефоном
Писатель также объяснил, почему в мире нет демократии и чем опасен Игорь Стрелков на посту президента России.
Писатель, политик и подполковник Росгвардии Захар Прилепин после покушения на него проходит сейчас реабилитацию в нижегородской больнице. В интервью Daily Storm литератор рассказал о своем самочувствии, а также поделился мнением о последних событиях в мире. В частности, он убежден, что армянам в отместку за Нагорный Карабах необходимо свергнуть Никола Пашиняна и установить пророссийскую власть. Прилепин также объяснил, почему Игорь Стрелков никогда не станет президентом России.
— Как ваше здоровье? Какие процедуры проходите? Спустя шесть месяцев после теракта удалось ли восстановить способность свободно двигаться, как прежде?
— Полностью восстановиться пока не удалось, но медики изначально говорили, что подобные травмы предполагают примерно год реабилитации. Какие-то вещи восстанавливаются с опережением, но когда я стал давать больше нагрузки, больше ходить и тягать железо, организм стал протестовать. Зарастание моих 12 переломов стало приостанавливаться. Нельзя обманывать природу.
А так, все нормально. Пока не быстро, но хожу без палочки. Гуляю по пересеченной местности, но пока марш-бросок с рюкзаком совершить не смогу. Проверяли меня сейчас электричеством и сказали, что ноги как основная пораженная часть восстановятся на 100%.
— Уже известно, когда вас выпишут?
— Один аппарат Илизарова у меня остался, смотрят за окончательной консолидацией костей. Это должно быстро произойти, а потом уже будет реабилитация. Могут меня выписать уже скоро, но курсы реабилитации предполагают еще месяц или два, смотря какие цели ставить. Когда спортсмены ломают ноги, они реабилитируются — я буду тем же заниматься. Это зависит от того, насколько быстро я хочу двигаться после реабилитации.
— Чем занимаетесь в больнице в свободное время? Я слышал, что вам почему-то запретили пользоваться телефоном.
— Это не врачи запретили пользоваться телефоном, а рекомендации спецслужб, которые не хотят, чтобы я присутствовал в атмосфере. Украинская сторона не скрывает, что ее планы по мне не сняты. Не только мое выживание вызвало их раздражение, но и ряд действий: превращение батальона «Оплот» в полк спецназначения, создание спецподразделения «Родня». Украинская сторона воспринимает меня как человека, ненужного в живом виде.
А так, дистанционно управляю процессами: общеполитическими и военными. Читаю много: русская классика и Библия наконец мною освоены целиком. Чтоб прочитать всего Лескова, все книги Нового и Ветхого Завета, требуется время. Я же вернулся к «Урокам русского», и каждая программа требует прочтения какого-то объема текста. Была программа о Северной Корее — погрузился в эту тему, была программа про Петра Великого — читал о нем.
— Раньше жаловались, что в больничной койке не получается писать. Сейчас появились возможность и вдохновение?
— Вдохновение придумали бездельники. Я продолжил работать просто потому, что надо работать. Но все-таки был сломан позвоночник, а работа над текстом требует полного психологического погружения и прекрасной физической формы. А если у тебя начинает все болеть через час, ты вынужден поменять свои планы и отстраниться на что-то другое. «Уроки русского» со сломанным полгода назад позвоночником можно писать, а большие тексты — нет: будешь все время выбиваться из работы. Вот я даю вам интервью, а через час мне будет плохо и надо будет лечь на живот, дать отдохнуть спине какое-то время.
Срок все увеличивается — раньше мне через полчаса становилось плохо, сейчас час-полтора могу сидеть, через три месяца — смогу по четыре-пять часов. Для серьезных научных занятий надо иметь сильную спину, поэтому попозже. Кроме всего прочего, такое количество текучки с созданием и обеспечением подразделений, «Уроками русского», другими делами. Пока не до больших текстов.
— Как поживает полк «Оплот» без своего замкомандира, пока вы в больнице?
— Находятся в процессе входа в зону СВО на очередное выполнение боевых задач, шлют приветы. Костяк батальона в деле очень давно, большинство с 2014 года, они могут так или иначе восполнить мое отсутствие. Это же не какой-то молодой, собранный бог знает из кого батальон, который требует идеологическо-воспитательной работы! Там люди в основном мотивированные.
Весь иной функционал свой я выполняю на расстоянии. Труд замполита в наши дни не всегда касается работы с личным составом. Есть более широкий спектр задач, в моем случае — разнообразные формы лоббизма и добычи необходимых вещей. Война — это деньги, деньги, деньги. На БК, транспорт и все прочее, без этих вещей ничего не происходит.
— Ранее нам сообщали, что «Оплот» скоро переедет на новую базу в новых регионах и обзаведется тяжелой техникой. Это уже произошло?
— В процессе.
— Расскажите про создание центра «Сталь». Почему именно губернатор Нижнего Новгорода Глеб Никитин решил создать его на своей территории? Эту идею предложили ему вы или он вам?
— Мы с Глебом Сергеевичем были в хороших отношениях и созванивались, но это покушение по-человечески нас сблизило. Он включился в проблему по-братски, с первого дня поддерживал меня и обеспечивал всем необходимым. Когда я пошел на поправку, уже в процессе общения возникла эта тема, ведь у меня есть опыт и команда, занимающаяся этими вещами очень давно. Не помню точно почему, но, видимо, они просили помочь с набором добровольцев в зону СВО, а я предложил расширить задачу и сделать тренировочный лагерь. Никитин тут же согласился, и мы начали эту тему раскручивать.
Глеб Сергеевич — очень вдохновляющийся и патриотичный человек, способный принимать решения. У нас много чиновничества старого образца будут долго думать, созваниваться, гадать, хорошо все закончится или плохо. А Никитин видит, что тема рабочая и для Родины полезна, и тут же включается. Все произошло с такой скоростью, что мы сами были поражены. Вчера тема возникла — сегодня обсудили, завтра сдали бумаги по деталям, послезавтра уже начали строить.
Действительно, тренировочный лагерь «Сталь» — один из самых замечательных в России. Многие вещи, необходимые в зоне СВО, можно изучить у нас. Например, бои в городской застройке. У нас хорошие руины, идеальные для подготовки. Плюс фактически весь состав инструкторов — это инструктора «вагнеровцев». Мы этим горды и работаем с ними.
— За все время СВО сколько денег прислали в Фонд Захара Прилепина?
— Порядок цифр не помню, но предполагаю, они не очень большие. Знаю, что раскрученные фонды, не буду называть какие, собирают в десятки раз больше денег. Мы собираем примерно от двух до десяти миллионов в месяц — зависит от сезона и других факторов. При этом выхлоп у нас не сравним ни с кем. Никого не хочу унизить, но у кого ни спрашивал про те или иные организации и партии — их не видели никогда. А моих волонтеров на всей линии передовой знают в лицо. Продвинется передовая на 100 метров — и они там тут же появляются.
Кто приехал из столицы и только в это включился, ничего не знает и ищут администрацию, чтоб привезти им гуманитарку. Мои волонтеры не сваливают тонны гуманитарки где-то в Донецке под присмотром каких-то людей, а довозят точно куда надо. Если б у нас ресурсов было чуть больше, многие бойцы на линии соприкосновения и гражданские были бы счастливы. Мы там находимся с 2014 года, как ополченцы знаем, как приехать и уехать, имеем связи со всеми военизированными подразделениями. Поэтому нам там проще.
Важно помнить, что много довезенной и складированной гуманитарки не доходит до передовой. Бывает, по-прежнему, что приезжаешь в подразделение, а у них не хватает многих вещей.
— Вы писали, что «Родня» не входит в систему Минобороны и Росгвардии. Тогда куда они входят?
— У нас все легально. Куда надо — туда и входим. Есть сейчас сложносочиненная система отношений, она упорядочивается. У нас у всех ребят легальные контракты с легальными структурами. Просто мы создавали это для других неназванных структур.
— Вы неоднократно заявляли, что бойцов «Родни» тренируют «вагнеровцы». Почему решили так это рекламировать, несмотря на произошедшее в июне? Ни вы, ни Никитин не опасаетесь каких-то имиджевых или реальных проблем?
— Мы не думали, потому что товарищей не предаем. С «Вагнером» работали и до этого, а когда уже это произошло, ребята выходили со своими шевронами и даже ходили с ними в администрации. Еще висят флаги подразделений, с какими работали, никто их не снимал и этого не стыдится. Даже люди из администрации это правильно оценили — было бы стыдно отрекаться от подразделения, которое никем не объявлено вне закона.
Ребята просто пришли и начали с нами работать, потом сами привели других ребят. У нас и в «Оплоте» есть бывшие «вагнера» — думаю, их будет еще больше. Это нормальный процесс, потому что они профессионалы и ищут место, где есть хорошие легальные контракты и возможность работать.
— И никто ни в Росгвардии, ни в Минобороны не высказывал опасений?
— Это в день мятежа можно было на них смотреть с опасением, а сейчас-то что?! Мятеж произошел, а у меня за неделю до этого была фотография с Пригожиным совместная, когда он меня навестил в больнице. Сейчас все уже в иных мирах.
— Вы что-то слышали про ЧВК «Редут», которую якобы сформировали при Минобороны, а руководит ею Андрей Трошев Седой из «Вагнера»? Ваши подразделения как-то с ними связаны?
— Ничего про это сказать не могу. Просто слышал про эти вещи о частях «Вагнера», получающих иные вывески. Мы в этом контексте живем, поэтому что тут комментировать? Но конкретно с ними не взаимодействуем.
— Находясь в больнице, удается ли вам следить за делами партии и выполнять обязанности сопредседателя?
— У меня приостановлено сопредседательство, так как я военнослужащий. Непосредственно политической работой не занимаюсь, хоть и в курсе многих вещей. Моя команда работает в гуманитарной и политической сфере, и я ими руковожу, просто не делаю политических заявлений. Потому что в Росгвардии не поймут.
— Почему вы никак не комментировали произошедшее с сопредседателем «СРЗП» Геннадием Семигиным и его постом о трусости русских солдат? Считаете ли вы его заявление о взломе сайта правдой?
— Не комментирую все, что происходит вокруг Миронова и Семигина. Во-первых, это некорректно со стороны сопредседателя. Во-вторых, ко мне никто не обращался с этим. В-третьих, всей подоплеки не знаю.
Я Семигина лично не расспрашивал. Мы в былые времена периодически встречались и какие-то вещи проговаривали, но я его не видел со дня покушения. Как и все, прочитал о случившемся с ним в интернете. В Сети что только не происходит, теперь все это комментировать?! Леонид Юзефович говорил, что с определенного времени можно позволить себе не иметь мнения по любому поводу. Это не входит ни в мои военные, ни в политические обязанности.
— В сентябре прошли выборы в Донбассе в местные парламенты. Везде почти все мандаты получили единороссы. Почему не «Справедливая Россия — За правду»? И воспринимаете ли вы это как личное поражение? Вы же все-таки одно из самых медийных лиц Донбасса.
— Мы — взрослые люди и понимаем, как все происходит в России, тем более в Донбассе. Сам по себе Донбасс — это огромная пророссийская партия, они так себя и мыслят. Для них что «Справедливая Россия», что ЛДПР — значения не имеет. Они огромная партия Путина. Он у нас из «Единой России»? Значит, «Единая Россия» — и все. Самое главное, что руководители Донбасса воспринимают себя путинскими преторианцами.
Я не являлся политическим лоббистом и никогда не нес имя партии, даже когда находился в зоне СВО в качестве офицера. По разным причинам, но просто неэтично приехать и начать партию везде пиарить. Я приехал выполнять боевые задачи. Поэтому меня многие не ассоциируют никак (с партией).
Например, знаком я с Леонидом Пасечником (главой ЛНР. — Примеч. Daily Storm), а он даже не знает, что я представитель партии. Честно, я немного удивился, потому что в российском политическом мире он должен быть немножко осведомлен. Но он настолько погружен в свои проблемы и свою войну, что познакомился со мной просто как с офицером-гуманитарщиком. Я даже не стал ему ничего говорить — зачем ему это нужно?!
Да и моя родная партия тоже не популяризировала «Оплот». Если посмотреть на печатную продукцию в регионах, нет фотографий меня или Сергея Француза Завдовеева. Это была определенная политическая стратегия. Они представляли партию как московскую организацию, с серьезной историей и Сергеем Мироновым во главе. Получилось как получилось.
— Сергей Миронов заявил, что партия отказывается участвовать в президентских выборах и поддержит президента. Вы как сопредседатель (пусть и временно освобожденный от полномочий) участвовали в обсуждении этого решения? Поддерживаете такую позицию?
— Нет, не участвовал, в силу того что находился уже в зоне СВО или в больнице. Помню, что узнал новость от своих помощников. Так как я сам никуда выдвигаться не собирался, пожал плечами и сказал: «Ну ладно». Обычно Сергей Михайлович такие вещи согласовывал, но тут у него убежденность и порыв были столь сильны, что он принял решение сам. Ну принял и принял, хорошо.
— Считаете ли вы Игоря Стрелкова политзаключенным? Сочувствуете ли ему после задержания? Что думаете о его желании стать кандидатом в президенты?
— Как всякий русский человек, помнящий, что от сумы и от тюрьмы не зарекаются, нахожу его положение бедственным. Он любит свою жену, у них маленький ребенок, да и со здоровьем у Стрелкова не все в порядке. Думаю, что с ним могли бы в какой-то форме провести беседы и убедить, что ряд его политических высказываний мешает консолидации общества и даже проведению СВО. Стал бы какой-нибудь офицер критиковать его, пока он был министром обороны ДНР и находился в Славянске или Донецке, — думаю, ему бы тоже не понравилось. Странно, что не поговорили с ним.
Не нахожу его позицию конструктивной, потому что она напрямую касалась Захарченко и Пригожина, с которыми я работал и которых любил по-человечески. Тем более он продолжил их критиковать огульно даже после их смерти, когда никто уже ответить ему не мог. Помню и знаю, что 9 из 10 вещей, которые Игорь Иванович сообщал в своем блоге касаемо положения в ДНР и на фронте, не соответствовали действительности вообще или были в туманной связи.
Недавно он писал, что любит правду и считает ее наивысшей ценностью. Не знаю, как это сочетается с большим количеством непроверенной информации, которую он немедленно выкладывал в своих блогах, а спустя два дня говорил, что его источники не подтвердились. 800 тысяч подписчиков, что значит: источники не подтвердились? Как можно такими вещами заниматься — так нельзя. Но бог ему судья. В любом случае считаю, что чем скорее он выйдет на свободу — тем лучше.
Когда еще Лимонов выдвигался в президенты, он просил меня помочь и артикулировать это, выступить в его (Лимонова) поддержку. Я тогда сказал, что это иррациональное решение и что иногда в политике требуются парадоксальные ходы. Ему очень понравилось слово «иррациональные», и он сказал тогда: «Верно говорит Захар, иррациональные решения!» Хотя уже тогда, году в 2010-м, было понятно, что это ерунда.
В России, как и в любой стране мира (подчеркиваю), никакой человек со стороны в политическую систему уже зайти не может. Последняя попытка — и то не со стороны — прорыв (Павла) Грудинина. Тогда стало понятно, как безжалостно работает система, если какие-то вещи не проговариваются заранее. В любой стране тебя просто нивелируют.
Вообразите себе на секунду, что настоящего образцового коммуниста во Франции, Англии или США допускают на выборы. Просоциалистические идеи очень популярны в этих странах, и реальный коммунист мог бы соревноваться с Макроном, Трампом и с кем угодно. Но этого просто не может быть, потому что не может быть. И это выдвижение Стрелкова — из той же области фантастики.
Во всем мире так устроено, что есть зона с некими ограничениями, в которую есть билет и где надо играть по определенным правилам. Иначе мир бы обратился в хаос и повсюду летали ядерные заряды. Демократии в мире нет, и для Игоря Ивановича Стрелкова ее тоже быть не может.
— Есть версия, что СВО в вялотекущей стадии, поскольку в политическом закулисье идет дележка бизнеса на территориях, которые предстоит освободить. Поэтому же не бомбят военные заводы и инфраструктуру — это будущая собственность какого-нибудь российского олигарха. Вы считаете, такая версия имеет право на жизнь?
— Ничего об этом не знаю. Это может быть правдой касаемо каких-то сверхпредприятий, реально нужных для России как таковой. Интересы бизнеса уже однажды сыграли роль, когда мы не стали брать Мариуполь, хотя могли просто заходить: оттуда сбежали украинские нацбаты. Тогда интересы Ахметова были включены в повестку и экономический вопрос подменил военный. Мы из-за этого получили большие проблемы.
Сейчас на примере того же Мариуполя понятно, что если стратегически нам надо что-то брать, мы будем брать. Никакой вялотекущей истории нет — есть катастрофические бои с серьезным потерями, в том числе с нашей стороны. Когда мы говорим про твердость «линии Суровикина», которую украинцы не могут взять, это правда. Но мы тоже уперлись в Донецкой области, но не потому, что мы что-то не хотим разбомбить. Мы все готовы разбомбить, чтобы взять полную территорию ДНР.
Экономические интересы не играют никакой роли — мы просто не можем проломить оборону. У нас, судя по последним высказываниям президента, территориальная история не является преобладающей. Мы, видимо, подстилаем соломку на случай, если не будем владеть Украиной, ее левобережьем или большей частью страны. Возможно, в какой-то момент скажем, что хотели Донбасс — ДНР и ЛНР, получили и готовы на этом остановиться.
В этом контексте это предположение (об олигархической дележке. — Примеч. Daily Storm) еще более бессмысленно. Что мы там не хотим бомбить, если не хотим этим владеть? Где тут логика? Это все дележ шкуры неубитого медведя. Возможно, консультации идут непрерывно, в том числе на экономическом уровне. Но у нас пока ничего нет на передовой или в ближайших Краматорске, Славянске и Купянске, чего не могли бы разбомбить.
Уверен, что этот аспект включится в широкомасштабном наступлении. Но если будет политическое решение президента о необходимости идти вперед, уверяю, что все экономические договоренности обнулятся в раз. Он не посмотрит на консультантов, которые говорят, что мы не можем что-то ломать, потому что пригодится нам или нашему экономическому компаньону.
— Как вы считаете, правильно ли поступила Россия, активно не вмешавшись в Карабах?
— Нельзя и противоестественно спасать тех, кто сам не хочет спасти себя. Если великий армянский народ решил расстаться с Карабахом, то почему это должна быть русская боль? Я считаю, что мы должны были предложить беженцам из Нагорного Карабаха гражданство и какие-то формы переезда в РФ. Просто брошенный народ, который унизили перед всем миром и был оставлен Арменией.
Когда я был в Армении, меня буквально каждый второй спрашивал: «Скажи сразу, чей Карабах?» Если у всех это так болело, то почему же только российские миротворцы должны решать эту проблему? Почему вы ничего не сделали с вашим премьером, хотя уже прошлый конфликт дал понять, кто такой Пашинян?
Я знаю, сколь воинственны, деятельны и богаты армяне, и даже не берусь объяснить, что произошло. Помитинговали что-то там и разошлись по домам. А мы должны врубиться и всех спасать. Должно быть какое-то взаимное желание.
Россия вкладывалась в независимость армянского и грузинского народов, натурально спасала. Есть бумаги, что эти и другие народы обращались к России с просьбой принять их в подданство, потому что злыдни-соседи стремятся их уничтожить. Мы принимали, и русские люди гибли в огромном количестве, защищая их территории. Тогда обещали помнить в веках, но забыли. И сейчас позабыли. Просто жалко русских ребят. Хотите, чтоб Россия помогла, — хотя бы зарубайтесь вместе с нами.
— Вы сказали, что армянам с Пашиняном надо было что-то сделать. То есть надо было его сбросить?
— Народ имеет право на бунт, поэтому, конечно, должны были сбросить, если у вас предатель во главе страны. Найти какие-то формы политические. Вон, США во всем мире совершают перевороты. Конечно, надо было сбросить Пашиняна и поставить пророссийского премьера какого-нибудь. Приехать большой делегацией армянской, сказать, что готовы совершить переворот, у нас все для этого готово, благословите нас, пожалуйста. Я не слышал про такую делегацию. Думаю, что ее не было.
Россия в досоветские и советские времена имела правительства в изгнании, группу потенциальных управленцев другой территории. Но Россия часто перед собой задачи такой не ставила. А почему бы не ставить ее?! Если мы понимаем, что теряем Армению и что Турция работает в Азербайджане, то почему бы не сформировать армянский политический клан, который мы бы посадили на место Пашиняна?! Можно было бы, но что-то их остановило.
Мы же так работали и работаем с другими территориями. С той же Украиной, где пытались иметь и содержать пророссийскую власть. Правда, это обернулось неприятными вещами. Помогли Лукашенко и получили замечательного товарища. Что там такого происходило с Арменией, мне непонятно. Я не специалист, мне сложно комментировать.
— Сейчас весь мир разделился из-за палестино-израильского конфликта. На чьей стороне, по-вашему, надо быть россиянам?
— Россиян должно в первую очередь волновать, чтоб как можно меньше россиян погибало и получало травмы на СВО. Чтоб как можно меньше вооружения поступало для украинской стороны и больше поступало нам. Сторона, которая обеспечит нам подобные вещи, для нас и выгодна. Если Израиль сейчас переориентируется, предложит какие-то преференции Москве, то, может, какие-то вещи произойдут. А может быть, не предложит.
При этом с точки зрения общей морали мы должны болеть за всех. Людей жалко. Зачем убивать гражданских людей в таком количестве? Совершают безумные вещи, я жил и служил в Донбассе, поэтому могу сравнивать. Мы так никогда не делали. Может быть, у Украины не было технических возможностей, но и они так не делали.
— Перейдем к более личным вопросам. Из ваших детей, наверно, только младшая дочь Лиля еще ходит в школу. Посещает ли она «Разговоры о важном»? Нравятся ли ей эти занятия?
— Это предмет, что ли, какой-то? Впервые слышу. Это не значит, что я не общаюсь с дочерью, но почему-то мы это с ней не обсуждали. Недавно с ней провели два дня, все время расспрашивал про школу: какие ей предметы нравятся, а какие — нет. А что за «Разговоры о важном»?
— Это недавно появившиеся внеклассные занятия, где ученикам объясняют какие-то новости и события, в том числе касательно СВО. Поднимаются многие патриотические темы. Недавно про электоральные процессы был урок.
— Не знаю. Спрошу у нее, потом вам расскажу Может быть, до них это еще не дошло. Или не было в какой-то серьезной форме, чтобы зафиксироваться в ее сознании как что-то, что надо обсудить с отцом.
— Как складываются ваши отношения с прошлыми товарищами-коммунистами — Сергеем Удальцовым и Сергеем Шаргуновым?
— С Шаргуновым у нас были близкие отношения, а с Удальцовым шапочно знаком, пересекались на выборах Вадима Кумина (выборы мэра Москвы 2018 года. — Примеч. Daily Storm). С Шаргуновым виделись до СВО, после не виделись и не созванивались. У него своеобразная позиция по СВО — я не расспрашивал, в связи с чем он отменил продонбасскую риторику. Видимо, есть какие-то причины для этого. Может быть, играет вдолгую и нас ожидает какой-нибудь сюрприз. Не общаемся, потому что нет точек пересечения. Тем, чем я занимаюсь, они не занимаются, и наоборот.
— Как-то координируете съемки фильма «Ополченский романс» по вашему роману?
— Никак не координирую, но случаи прошлых экранизаций заставили меня отправить туда двух военных ополченцев, чтобы они смотрели. Ошибки могут случиться самые нелепые, которые даже служившие в армии могут совершить. Все-таки специфическая тема — Донбасс, партизанская война. Украина и Россия. Есть речь, повадки, какие-то слова, форма одежды, использование того или иного вооружения — везде можно лажануться так, что все будут хохотать. Поэтому двух бойцов отправил, и один уже снимается в роли самого себя. Я им сказал чтоб построже были.
— Читали ли вы стихи вышедшего из тюрьмы бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева (сборник «Тетрадь в клетку»)? Как они вам?
— Что-то слышал, но не читал. Хорошо, что люди пишут стихи, ничего плохого в этом нет. Допускаю, что это не самые лучшие в мире стихи, но иронизировать не буду. Понятно, что литературе надо учиться. Мне Захарченко как-то прислал стихи, сказал, что просто сел и писал полтора часа, потом убрал в стол и больше не сочинял. Он зачитал какие-то вещи — страсть внутри билась, но это не настоящие стихи.
Арсений Моторола мне однажды дал почитать тексты для рэпа, которые написал. Они ученические, но был какой-то определенный драйв. Месяца через два его подорвали. Звонила его жена, спросил: пропал ли его телефон с текстами? Он разбитый был от взрыва, но она смогла вытащить из него информацию и эти два текста. Мои товарищи записали на них песни.
Там важно, что это не просто слова. Когда Мотор говорит, что «мы пойдем на пули, с какой бы стороны ветра не дули», понятно, что это не какой-то рэпер-понторез, а человек реально идет на пули и об этом сообщает. Когда Улюкаев пишет «Тетрадь в клеточку», понятно, что за этим стоит реальная клеточка. Само по себе это уже ценно как литература факта, есть такое филологическое наименование. Вообразите на минуту, что какой-нибудь знаменитый сиделец XIX века оставил такие тексты — какой-нибудь министр Временного правительства или генерал Белой или Красной гвардии.
Когда человека вытаскивают из социума, отрывая от перспектив и богатства, он обращается к более тонким материям. Начинает рисовать, сочинять стихи, писать исповеди. Очень хорошо, если бы люди помнили про это, не только когда их за решетку сажают. Но это доказывает что человек — божественное существо и хочет жить чистой, прозрачной рифмующейся жизнью, но живет как живет.