Жизнь без швов
— Мы тут на Сардинии наслышаны о том, что в Китае курицы болели, а когда у нас происходит страшное бедствие, остальная Италия даже не в курсе. А ты, весь из себя такой писатель, журналист, ничего ты об этом не слышал, — упрекает итальянского писателя Альдо Нове его собеседник — овчар, у которого из-за эпидемии погибло больше половины овец.
Есть писатели, избегающие публичности. Они считают: всё, что должно, сказано в книге. Затворник-Сэлинджер. Принципиально не дающие интервью Томас Пинчон и Морис Бланшо. Пелевин, отвечающий на вопросы журналистов по интернету.
Другие — из числа прижизненно великих, — понимая, что славе неизбежно сопутствуют сплетни и мифы, предусмотрительно заботятся о том, чтобы создать собственную легенду. Так появляются объемистые тома интервью Набокова и Бродского.
У многих пиар входит в обязательную издательскую стратегию. Эти используют малейшую возможность поговорить «за жизнь». Хоть про котиков-собачек, хоть про политику. Главное — мелькнуть, запечатлеться, засветиться, стать медийной персоной.
Наконец, есть и те — их единицы, — кто берет в руки диктофон и сам начинает задавать вопросы. Уже не «ведомый» — «ведущий».
И тут возникает вопрос — ради чего, зачем?
В последние месяцы появились сразу три книги-интервью, авторы которых — писатели. И все они — из числа возмутителей спокойствия той трудно определяемой в четких границах субстанции, которую принято называть культурным сообществом.
Захар Прилепин, один из самых модных сегодня прозаиков, умеет подать себя броско. Если уж он берется с кем-то беседовать, это ни больше ни меньше как «разговоры с русской литературой». Выборка откровенно субъективная: писатели, с которыми его сталкивала судьба, те, кто ему интересен. Выстроена и несущая вертикаль: патриархи, признанные мастера, безусловные лидеры, «офицеры русской литературы», лауреаты, «застрельщики направлений», известные и востребованные, «литературное будущее», а также его, Захара Прилепина, учителя и любимейшие современные писатели и «последний народный поэт в России». Естественным образом выходит, что Прилепин и за собой столбит место в этой писательской компании.
Прилепин известен как человек идеи, политически ангажированный. Но в этих разговорах он уходит от споров, отстраняет идеологию, всячески подчеркивает человеческие достоинства идейных противников: «Ни в чем с ним не согласен, а какой красивый и добрый человек все-таки». «Именины сердца» — название книги. Собеседников Прилепин плотно обволакивает комплиментами, порой заставляя не раскрываться, а отбиваться. Простодушных читателей, клюнувших на его имя, берет на слабо — а ну-ка выслушай три десятка писателей, из которых тебе известны в лучшем случае полдюжины. Тех, кто «в теме», шокирует, сводя под одной обложкой людей, в прежние времена не подавших бы друг другу руки, и превращая разговор о советском прошлом в вариацию ностальгически-гламурных «песен о главном». Критиков то и дело заставляет спотыкаться о технические «швы». Задает дежурные вопросы, на самом интересном месте обрывает разговор, объявляя себя «голосом за кадром», то и дело заступает на первый план… Но при этом какой-то удивительной силой удерживает внимание, заставляя почувствовать: современная русская литература — вовсе не фантом.
Собеседники Дмитрия Быкова — звезды. «Дмитрий Быков и все-все-все» — это 48 из 1000 героев его интервью, взятых за 25 лет и потянувших на двухтомник. В книгах Прилепина и Быкова только один общий герой: писатель Александр Проханов. Прилепин ослеплен им, как звездой — «такой лохматой, грузной, с пышной гривой, обдающей то холодом, то жаром». Потому и разговор сосредоточен главным образом на прохановских книгах. Быковский Проханов — идеалист, мистик и политик, и поэтому говорить с ним интересно о русском народе и свободе, об Иване Грозном и комсомольцах, о Боге и разрушении народного хозяйства, о Путине, Ходорковском и об охоте на бабочек. Быков умеет зацепить собеседника именно что за живое. У Бориса Гребенщикова спрашивает о наркомании в «Аквариуме». Ответ: неправда — хороших наркотиков не достать, и вообще они превращают в овощ, а настоящий кайф дает работа. Аллу Демидову «пробивает» вопросом о том, действительно ли она такой жесткий и прагматичный человек, каким кажется, — и вызывает на разговор о внутренних убеждениях и человеческих отношениях… Получилась книга о современной элите — не той, что устраивает гонки на швейцарском автобане и оттягивается в Куршевеле, и не благообразно-праведной и правильной, а той, чьи песни поют в застолье и фильмы в сотый раз смотрят по праздникам, что считает долгом оставить свою правду о Великой Отечественной и ехать к солдатам в воюющую Чечню, не боится писать романы-исследования про сегодняшний Кавказ, петь на русском перед украинскими «западэнцами», рискующей публично говорить о том, что с нами происходит, зная, что твоя точка зрения не совпадает с мнением большинства, способна признавать ошибки и отвечать за свои слова…
В русском переводе книги Альдо Нове «Меня зовут Роберта, мне 40 лет, я получаю 250 евро в месяц…» на бумаге пока не существует. Семь глав из нее, семь человеческих историй — это половина книги — опубликованы на сайте «Частный корреспондент».
Сорокадвухлетний итальянец Альдо Нове — поэт, прозаик, критик — принадлежит к литературному поколению «юных людоедов». Точность характеристики подтверждает вышедший у нас его сборник «Супервубинда» — короткие, в две-три странички чернушные монологи на публику (отсутствующую). Минута славы для выведенных телевизором мутантов. Гипернатурализм. Охальничанье, зубоскальство и дурь запредельные. «Меня зовут Розальба. Мне двадцать семь, и я так на минуточку хороша собой». «Меня зовут Марио. Я мужчина. В детстве я не верил в привидения»… Название новой книги откровенно рифмуется с этими рефренами-зачинами из «Супервубинды». Нове и не скрывает: спустя 10 лет он возвращается к своим героям — поколению, у которого нет будущего. Только теперь это не карлики, написанные «в припадке черного юмора», не лентяи, неучи и бездари. Будущего нет у совершенно «нормальных» людей — дизайнера, учителя, рабочих. Все они — «новые бедные». Интервью с ними Альдо Нове взял по заданию коммунистической газеты Liberazione.
Сюжеты судеб складываются в социальный портрет поколения — первого за многие десятилетия (если не столетия) поколения детей, которые живут хуже своих родителей. Это мир, в котором родители жертвуют всем, чтобы дать образование детям, а дети еще беднее, чем родители, где сантехник может зарабатывать на порядок больше профессора, где идеология заменилась рынком, надежды на приватизацию обернулись тотальной безработицей. Это «история прав сначала завоеванных, а потом потерянных». Когда все больше людей приходит к осознанию факта, что «наше поколение живет, проедая капиталы, накопленные в прошлом», а спасти может только культура. Словом, очень похожая на нашу история.
Тот еле сводящий концы с концами овчар с Сардинии видит единственный выход — «жесткий, но эффективный»: собраться и блокировать аэропорты и порты, тогда на проблемы обреченного на вымирание народа обратят внимание…
Доведенные до отчаяния жители Пикалёва поступили именно так — перекрыли трассу. И, как мы знаем, внимание на них действительно обратили. К ним приехал Путин. О том, чтобы туда поехал кто-то из писателей, что-то пока не слыхать.