Шершавое счастье

После двух жестких, на грани экстрима, романов «Патологии» и «Санькя» (шорт-листы «НацБеста» и «Буккера» соответственно) Захар Прилепин выпустил в «ВАГРИУС» роман в рассказах «Грех». Это цикл новелл из жизни молодого провинциального парня: бывшего спецназовца в Чечне, бывшего грузчика в магазине, бывшего вышибалы в ночном клубе, бывшего могильщика… Штрихи из жизни русского искателя счастья, суровое и нежное повествование о скитаниях исконно русской души в потёмках новой жизни. С виду разрозненная и растрёпанная, на деле вполне цельная горсть историй о простых и естественных радостях бытия.

Гиблая современность давит на Захарку (так зовут героя) всем своим мощным прессом. Будучи творчески одаренным человеком, он зарабатывает на жизнь грубой мужской работой. Оружие Захарки — автомат, кулаки, лопата. Мир жесток и циничен, всюду алчность и бессердечие. Выжить можно, только отвечая ударом на удар. Герой Прилепина постоянно готов к драке, к отпору, к возмездию. Даже осматривая хлипкую деревянную дверь в квартире соседа, он мысленно прикидывает, сколько ударов ногой ему понадобится, чтобы выбить ее. Он прям и целен о всех проявлениях своей натуры — в любви к жене и двум маленьким детям, в ненависти к лощеным пижонам из ночного клуба, в бою с бородачами-«чехами» и в запое с корешами… Не случайно его родовые, крестьянские корни — в Муромских лесах.

Прилепин — писатель безусловно талантливый, хотя и сыроватый ещё местами. Шершавый и грубый — и донельзя лиричный. Революционер-радикал — и колоритнейший деревенщик. Баталист — и бытописатель русских провинциальных нравов. Среди его персонажей — и патологические сволочи, и неисправимые добряки. Он расставляет акценты с истинно русским размахом.

Излюбленные декорации в «Грехе»: грязные подъезды, обшарпанные квартиры в «хрущобах», прокуренные избы. Именно там проживают свою неприметную жизнь герои Прилепина. Там властвует русский морок. Быт маргиналов, отверженных он рисует размашистыми, точными, злыми штрихами. Ему явно не понаслышке знакома психология человека, у которого в кармане ни рубля, женщины не было уже три месяца, а в голове беспробудный похмельный гул. Заветную бутылку водки его герои распивают не в ресторане, а в подземном переходе, закусывая классической ириской, одной на троих.

Архетипы русской прозы незаметно оживают в его сочинениях. Горьковские босяки, шукшинские деревенские чудики, лимоновские молодые негодяи. В рассказе «Сержант» всплывают мотивы экзистенциональной военной прозы (Гаршин, Андреев, Василь Быков), в «шести сигаретах» — целый пласт отечественной «кабацко-уголовной» литературной традиции.

Герой Прилепина в конечном счет — это затаившийся до поры Илья Муромец. Сверхчеловек, по воле судьбы прозябающий в ничтожестве. Солдат запаса, одержимый брутальными комплексами подростка с окраины… «О, эти детские, юношеские, мужские плевки! Признак нервозности, признак того, что выдержка на исходе, — и если сейчас не впасть в истерику, не выпустить когти, не распустить тронутые по углам белой слюной губы, не обнажить юные клыки, то потом ничего не получится».

Вообще у Прилепина много юношеской бравады, нерастраченной энергии, желания «сунуть обидчику», пострелять, разгромить. Но у него есть дар «заразительно» (по слову Д. Быкова), выпукло, чувственно описывать простые движения человеческой души. Инстинкт отца, мужа, внука в конце концов вытесняет в его герое навыки накаченного спецназовца. И неказистая, непафосная, полная тайн русская жизнь поворачивается к нам своей симпатичной стороной.

Андрей Мирошкин
«Книжное обозрение» № 36-37 (2150-2151)