Захар Прилепин. Ботинки, полные горячей водкой

Новый сборник рассказов Захара Прилепина "Ботинки, полные горячей водкой" не может оставить равнодушным, что угодно — только не это! Смех, слезы, радость и грусть, эмоции самые разные.

Захар Прилепин (Евгений Лавлинский) — наиболее яркое событие в русской прозе последнего времени. Известность ему принес роман о чеченской войне "Патологии". Затем прогремел и был отмечен "Санькя" (финалист "Русского Букера-2006").

В предисловии к предыдущей книге Прилепина "Грех" Дмитрий Быков очень точно обозначил главную особенность прилепинского феномена:

"Не совсем понятно, что делать с Прилепиным, по какому разряду его числить. У нас такой литературы почти не было. Собственную генеалогию он возводит к Газданову и Лимонову".

Быков упоминает также Аксенова, который сам эту традицию определяет как байронитскую, однако замечает, что такое определение не совсем верно — Байрон большую часть жизни был раздражен и несчастен, как и главный русский байронит Лермонтов, а "проза Газданова, Лимонова, Аксенова и тридцатидвухлетнего Прилепина переполнена счастьем — радостным удивлением перед собственным существованием и великолепными возможностями, которые оно открывает".

Одно не вызывает сомнений: герой Прилепина — один из подлинных героев нашего времени. В окружении многочисленных героев картонных и ненастоящих, пускающих пузыри в мутном болоте квазиреальности.

"Самое возмутительное, — заметил Д. Быков, - что Прилепин счастлив не благодаря, а вопреки — отвратительной русской реальности, которая многих, таких, как он, давит и гонит в петлю, на иглу, на дно. И нацболом стал Прилепин потому , что ему — стыдно за ту Россию, которая вокруг него. Она рождена быть красивой, богатой и сильной, как ты, а прозябает в ничтожестве.

Как так? Обидно!… Хватит внушать себе, что мир обычно хотят переделывать только убийцы. Мир хотят пределывать те, кто лучше этого мира; и далеко не всегда их труды напрасны… Еще десяток таких книг — и России не понадобится никакая революция…"

"Ботинки" как-то даже веселей "Греха", хоть юмор местами грустный. Раньше Сергей Довлатов так писал. Теперь - Захар Прилепин.

Судите сами. Одиннадцать рассказов сборника беспощадно хороши. Они очень разные и очень — счастливые. Такая вот редкость.

Из "Пацанского рассказа":

"Братик пришел из тюрьмы и взялся за ум.

- Мама, — говорит, — я взялся за ум. Дай пять тысяч рублей.

Мать перекрестилась и выдала деньги, с терпкой надеждой глядя братику в глаза.

Братика звали Валек, а друг его был Рубчик.

Рубчику от папаши достался гараж. Дождавшись моего братика из тюрьмы, Рубчик предложил ему завязать с прошлым, устроить в гараже автомастерскую, тем и питаться.

Братик, в отличие от меня, умел делать руками все. Правда, последние семь лет он использовал руки для того, чтобы взламывать двери и готовить наркоту. Но предложение Рубчика ему понравилось, и парни стали думать, с чего начать. Решили купить убитое авто и сделать из него достойный тихоход.

Авто обнаружилось в нашей недалекой деревне — всеми боками пострадавшая белая "копейка", в грязных внутренностях которой отсутствовала половина тяжелых железных деталей. При этом "копейка" еще умела передвигаться, но уже не умела тормозить. Педаль тормоза болталась, как сандалия на ноге алкоголика…"

Отдельно хочется сказать спасибо автору за слова, выражения, фразы. Такие, как про эту сандалию. Их много и за них спасибо:

"А ведь какое было счастье: тугое, как парус…"

"Во время поворота троллейбес потерял провода и стоял, красивый, красный, размахивая мертвым усом…"

"Я начал разглядывать пассажиров, они были удивительно далеки от меня, словно мы неумолимо разъезжались в разные стороны. Их лица не то чтобы плыли — скорей никак не могли запечатлеться на сетчатке глаза. Вот сидит мальчик, вот я перевожу взгляд — и нет мальчика, и я никогда не вспомню, как он выглядел. Вот встает бабушка, я только что смотрел на нее, но она вышла, и никто не заставит меня рассказать, каким было ее лицо.

Мир стал тихим и струящимся мимо, а я каменел, оседая на дно.

Троллейбус вез меня, будто я камень.

Мы проехали мост. Площадь. Перекресток…"

"Господи, спасибо тебе, — сказал я вдруг неожиданно для себя, с искренностью такой, какая была разве что в моем первом новорожденном крике, — спасибо тебе, Господи: у меня было так много счастья, я задыхался от счастья, мне полной мерой дали все, что положено человеку: прощение, жалость, безрассудный пульс нежности!"

" Страна была бедна, а мы настолько молоды, что не слышали грохота неба над головой…"

Марк Гурьев
Delfi - 22 сентября 2008 18:10