Жить со всей дури
Ботинки, полные горячей водкой: Пацанские рассказы
В новом сборнике Захара Прилепина есть рассказы, которые органично вошли бы в прошлогодний «нацбестовский» «Грех» — рассказы с напряжением, опасностью, счастьем и близкой смертью. Такие, например, какие и открывают, и закрывают книгу: «Жилка», «Дочка». Есть также пара отличных портретных рассказов о сильных людях и жестоком времени: «Славчук», «Убийца и его маленький друг». Два рассказа о жизни и творчестве, о судьбе и славе: «Звезда рок-н-ролла» и «Ботинки полные горячей водкой» — про собратьев-писателей. Но определяет лицо книги немножко другое, что обозначено в подзаголовке — пацанское. Там дело не только в немереной выпивке, легких девках и настоящих пацанах (из истории в историю переходят отсидевший брат героя и его друг Рубчик). Главное, чем берут рассказы, — веселая, шалая, жизнелюбивая дурь. Прекрасная дурость, не пропадающая даже когда речь идет о чем-то неоспоримо умном или безусловно хорошем. Прилепин просто отличный рассказчик и человек (одно от другого не оторвать) — цепкий, языкастый, неповерхностный. Как еще можно представить сборник рассказов? Разве что рассказать, «про что» там.
Вот про то, как ездили в деревню покупать убитую машину: «Братик пришел из тюрьмы и взялся за ум.
— Мама, — говорит, — я взялся за ум. Дай пять тысяч рублей.
Мать перекрестилась и выдала деньги, с терпкой надеждой глядя братику в глаза».
Тут, в общем, все с первой фразы понятно. Смешно, как в жизни, с непременными правдивыми преувеличениями: на тему русского бизнеса, дураков и дорог.
А вот рассказ «бл…дский» — так он и называется. С теоретическими обобщениями в самом начале: «Мужчины думают, что женщин интересует секс. А женщин интересуют мужчины. Все остальное из шалости или от жалости». Содержание составляет в меру идиотская байка из разряда «а вот еще случай был». Неожиданным становится только финальный катарсис рассказчика. С настоящими слезами: «Если память не врет, это случилось в предпоследний раз за всю жизнь».
Или история про собачьи шашлыки (впрочем, собаки, как выяснилось, не было). Здесь снова все оказывается не тем, чем кажется. Собачатина оборачивается обычной свининой, а распутные девки из общаги — ангелами. Дурацкие вещи, происходящие в этих рассказах с троицей молодых раздолбаев, нужны только затем, чтобы проявить разлитое во вселенной счастье. Ведь счастливо улыбаться неведомо чему — первая привилегия дураков.
А есть в сборнике образцово готический рассказ, сельский хоррор — про «смертную деревню». Брат уговаривает рассказчика съездить с ним до не очень далекого поселка — навестить товарища.
«— Напьешься со своим другом, и будете за тюрьму говорить, — вяло отнекивался я. — Мне не нравится, когда так много про тюрьму. Я там никого не знаю.
— Не будем, — пообещал братик. — Тюрьма в тюрьме надоела».
По дороге они дурят, выходят не на той станции, блуждают по ночному лесу и оказываются в странном человеческом поселении, откуда потом в панике уносят ноги. Местный товарищ, до которого все же удалось потом добраться, подтвердил все их опасения: да, есть такое прОклятое место — и нагнал еще жути. Все как полагается в серьезной пацанской страшилке. Но страхи, конечно, дурацкие — какими им еще быть? — и развязка рассказа неубиваемо светла, как и печаль, наступающая, когда веселая дурь спадает. Завершающий аккорд книги — два последних рассказа — совсем не веселый: о женщинах и вечной вине мужиков перед ними. Это уже как-то не по-пацански.