О РОМАНЕ З. ПРИЛЕПИНА «САНЬКЯ»

Выступая на сайте «Российского писателя», автор одного из комментариев недавно спросил меня, зачем писать о прозе Захара Прилепина вторую статью*. Но ответ-то простой! Включаю на днях телевизор, передачу «НТВшники», посвященную вопросу бедности и богатства в современной России, и вижу среди официально приглашенных экспертов и радетелей за народное счастье Захара Прилепина, который бурно и почему-то не боясь, зовёт нас с экрана зычным голосом «назад, в СССР».

Глазом не успеем моргнуть, как начнёт Захар заседать в Государственной Думе. Входил же одно время в передовую тройку лидеров «Справедливой России» на прошлых выборах в нижнюю палату парламента его коллега и друг Сергей Шаргунов. Потом, правда, вышла из этого некрасивая история. Вроде бы «раскусили» сущность Сергея и порвали с ним отношения.

А известный и уважаемый многими литературовед Павел Басинский, между прочим, сравнил роман З. Прилепина «Санькя» с романом Горького «Мать». Тоже сильный ход. Буквально возвёл в классики, и не где-нибудь в закутке, а на страницах органа власти – «Российской газеты».

Роман же Сенчин в «Литературной России», которой только что отдал своё предпочтение в Открытом письме Александр Потёмкин, объяснял: «Санькя» – о члене революционной, «экстремистской» партии. … Прилепин попытался показать, что движет этими юношами и девушками, бросающими яйца в государственных мужей, приковывающими себя наручниками в здании администрации президента, вывешивающими красный флаг на крыше Госдумы, садящимися в тюрьму вроде бы за пустяки».

Эти оценки показывают нам писателя Прилепина как некоего двуликого Януса. На удивление он всем нравится. Слева посмотришь, он, как охарактеризовал его либеральнейший Дмитрий Быков, «умудряется дерзить в глаза президенту, не боится ни черта, ни общественного мнения». Справа взглянешь – власть вполне лояльна к нему, если приглашает на встречу с премьер-министром. А то бы и на сто метров к Кремлю не подпустила. Значит, есть всё-таки что-то общее между нео-большевизмом и нынешним либеральём?

Ведь пока мы с вами наскребали денег, чтобы ещё только купить «Санькю», эта книга уже получила Всекитайскую литературную премию как «Лучший зарубежный роман года» и премию «Ясная Поляна» как «выдающееся произведение современной литературы».

Только к 2009 году совокупный тираж изданных в России книг Захара Прилепина составил четверть миллиона экземпляров, сообщает его сайт. И практически каждая его новая книга удостаивается высокой и звучной награды, хотя народ этого не просит!

Двуликим идёт Прилепин и через всё своё творчество. В книге «Ботинки, полные горячей водкой», в котором помимо «Пацанского рассказа», есть даже «Бл…ий рассказ», он, скорее, маргинал, оторви и выбрось. Ну, охота вам читать, например, о том, как гуляки-парни предлагали девушкам шашлык из «собачатины», который в конце концов оказался свиным?

И хотя и этой книжонкой, в предисловии к ней, восторгался всё тот же Дмитрий Быков, (называет её «одиннадцатью историями про «настоящих пацанов»), в реальности «Ботинки…» - авторская пустота души, похожая на ту просоленную тишину, которая устанавливается в мужской курилке после того, как в ней рассказан последний сальный анекдот. Её истории – скучны и вымучены, а вовсе не то художественное слово, с которому писателю не стыдно обратиться с трибуны к своему народу.

И, конечно, либеральный журнал «Огонёк» величает сборник весьма кудревато: «На самом деле подлинный жанр этих рассказов — эпос: пацаны из 80-х и 90-х предстают перед нами подобно древнегреческим героям или книжным дворянам».

В пору дальше сказать, что Прилепин написал «Илиаду», а не «Бл…ий рассказ», а потом заставить изучать её в школе. И не думайте, что я преувеличиваю. Книги Захара Прилепины уже включены в обязательную или рекомендованную программу и экзаменационные вопросы пяти российских университетов! На выход «Ботинок…» откликнулось 28 средств массовой информации. И они нам всячески навязывают мысль, что проза Захара ой как нужна народу!

Хотя, если присмотреться, она - всего лишь очередной либеральный «проект».

В романе «Санькя» главный герой Саша Тишин готовит новую революцию, никак не меньше. Уже третью за последние сто лет. Революции, как правило, не бывают в единственном числе. Они повторяются до тех пор, пока те, кто совершает их руками простого человека, ни закрепятся на вершине политической власти уже навсегда. А меж тем, с каждой новой кровавой «волной», число коренного населения государства заметно сводится на нет. И потому, хотя нам говорят, что политика - грязное дело, мы должны быть предельно внимательны к тем, под чьими знамёнами нам предлагают собраться.

Кажется, автор романа «Санькя» предельно обнажён. Но что-то сразу же в нём и настораживает. Что-то, что остаётся поначалу как бы в тени.

Вот Прилепин описывает безрадостный митинг оппозиции, который нисколько не похож на знакомую нам по учебникам истории маёвку. Саша Тишин озлоблен. Его раздражает всё: и говорливая оппозиция, и её гонители.

Тут и «верховный распорядитель митинга оппозиции, ответственный за порядок», и «депутат патриотической парламентской фракции»: у него «розовое, гладкое лицо отменно питающегося человека». И спецназ, который до поры до времени сидит в автобусе за шторками и ждёт «возможности выйти, выбежать, сжимая в жестком кулаке короткую резиновую палку, ища кого бы ударить зло, с оттяжкой».

Толпу, «согнанную за ограждение», Саша ощущает как «чумных». Транспаранты, по его мнению, «никогда и никого не смогли бы побудить к поступку». О ветеранах, которые вышли против власти с портретом Ленина в руках, он тоже думает плохо: «Почти все они были глубоко и раздраженно немолоды».

Так нас подводят к мысли, что не только страной правят «не так», но и разрушают наш дикий капитализм «неправильно». Мол, надо делать ставку не на разговоры и убеждения, а на быструю, горячечную молодежь, которая вполне способна взять власть в свои руки с наскока, дерзко, быстро.

Как будто молодость – это политическая привилегия, дарующая мгновенную удачу.

Потому автор любит и своего юного главного героя и его товарищей, но любуется и молодящимся «философом, умницей, оригиналом Костенко», в котором угадывается писатель и организатор НПБ Лимонов.

Но молодые люди, которых он собрал вокруг себя, и которых показывает З. Прилепин, мне - не нравятся.

Четыре года назад они были просто «злыми юнцами, не всегда понимающими, что они делают среди красных знамён и немолодых людей». В черных повязках, «глаза озверелые». Сейчас «ребята подросли», но их «взрослость» всё равно измеряется только «наглыми акциями и шумными драками».

Тогда, на митинге их было 700 человек. Сначала они вопили: «Революция», особо рьяно налегая на первую букву. Потом Веня сорвал с древка знамя и «обрушил его на офицера», у которого «потекла ровным ручейком посередь лба кровь». Затем кого-то задавило свалившейся железной оградой. И «революционеры», слишком уж похожие на бесов, стали развивать свою «тактику» … спасаться бегством: сшибая урны с цветами, топча нежный чужой товар, разбивая витрины и переворачивая иномарки. «Наглецы» скачут по крышам машин «с дикой, почти животной» «радостью», констатирует З. Прилепин, «ища, что бы такое сломать».

Таким образом, уже в начале романа «революционеры» представляют собою малообразованную свору маргиналов, а их «деятельность» тянет не больше, чем на мелкое хулиганство, за которое дают 15 суток. Ну, может, ещё и побьют. Так и они же не ангелы: в областном городе ни с того ни с его подожгли «Макдоналдс», например, да ещё – похохатывая, оттягиваясь на полную катушку. Бесы!

И когда один из милиционеров ругается: «Нет, ну что твари … делают! Всю улицу расх….и!», сочувствуешь не «молодым и наглым», а их «заклятым», «политическим врагам». Может, с ними надежнее?

Похоже ли это хоть сколько-нибудь на поведение героев Горьковской «Матери»? Невозможно сравнивать ни масштабы, ни глубину задач, не говоря уже о личностях. «Юная, орущая от счастья» орава хулиганов, по сути, не в состоянии принести никакого вреда тем, кто в результате перестройки сделался единственными и беспощадными хозяевами всей бывшей общенародной собственности. Поэтому для так называемого «митинга» у Вени есть вполне подходящее слово - «позабавься».

Чтобы так себя вести, не обязательно называться «революционерами». Можно быть просто инфантильным футбольным фанатом с восемью годами отсидки в классе коррекции. Поэтому «старушка», случайно проходившая мимо «митингующих» и не узнаёт в них своих защитников: «Нехристь», - обращается она к Яне. «Провокаторы», - заявляет она Саше, а ещё: «Жид. Жид и эсэсовец».

А может она права?

А потом как-то враз Саша и его драчливая «пацанва» переходят к захвату поста спецназа, потом - главного управления УВД и здания администрации губернии. И хотя делают они это вроде бы и ради меня, моего некоего «огромного будущего счастья», да ещё и в тридцати регионах России разом, меня опять берут сомнения. А по дороге ли мне с бесами? А верю ли я в праведность этих людей, а хочу ли я, чтобы именно они стали той «кухаркой», что будет ныне управлять моим государством? И понимаю, что нет.

Во-первых, это те самые люди, из которых вышел автор «Бл…ого рассказа». Это люди – Бл.-культуры и Бл.-идей. Значит, они начнут навязывать её и мне. Уже навязывают.

Во-вторых, хотелось бы остановить ваше внимание на любимой цитате писателя Прилепина: «Разве я сторож брату своему?» (Каин).

Каин был братоубийцей, который ненавидел Бога за то, что Он изгнал его родителей из рая, сделал смертными, а ещё и ждал после этого от Каина и Авеля подарков, жертвы, что, наверное, было в глазах Каина уже «сверхнаглостью».

Поэтому он, по одной из богословских версий, сначала оскорбил Бога, а потом убил и брата своего, который любил Бога гораздо больше, чем Каин. Собственно, эта версия и служит объяснению того, почему наиболее кровавых большевиков называли в годы террора каинитами. Ненависть, гнев, злоба ведут к погибели души.

И ведь Всеблагой Господь Каина за убийство Авеля не наказал! Сначала спросил: где брат твой. А когда Каин съехидничал: «Разве я сторож брату своему?» - просто изгнал его, и братоубийца превратился в изгоя.

Саня Тишин тоже чувствует себя изгоем, скитальцем. Весь роман он разъезжая, нигде подолгу не задерживатся. «Я не живу в России», – говорит он. И тут кривит душой, конечно. Он в России, никто не посадил его на «пароход философов» и не отправил ни в Турцию, ни в Сербию.

Когда же он заявляется в деревню, где доживают век его бабушка и дед, он и сам понимает, что деревенскость его «мнимая», наигранная. Никогда в общем-то не поливал он эту «почву» своим потом, чтобы ненавидеть врага за то именно, что он отнял у него её. Отец его в своё время добровольно перебрался в город, легко расставшись с деревней, мать тоже, тут у них ныне и квартира. В романе Саша не прикладывает никакого труда к обработке дедова участка. А, заявив бабушке, что отправился «погулять», скорбно курит то тут, то там. Потом выпивает и закусывает и … отправляется в город. Вот такие у него «изгойские скитания».

Тогда на кого же и за что же он так зол? Жизнь в Советском Союзе, вероятно, представляется ему «раем». И так как он с родителями этого «рая» лишился, «изгнан» из него, а хочет вернуть, то и кричит со товарищами: «Президента топить в Волге! Губернатора топить в Волге!», «Я ненавижу правительство!» Но разве рай так возвращают?

И достаточно ли этой ненависти для того, чтобы стать столпом страны?

Но Саня Каин ещё и потому, что когда «партия» доверила ему убийство латышского судьи, а какой-то тип опередил Тишина, Саша гневается именно на Бога, заявляя Ему: «Ты думаешь, я скажу: «Спасибо. Господи?» - Не скажу». А вот и кульминационный момент: «Зачем, Господи, отнял это ? Я возьму в другом месте».

То есть, зачем лишил меня возможности пролития крови - «я возьму в другом месте». Вот это и есть, по сути, Сашина натура. Ради того, чтобы она вылезла из него, проявилась более чётко и сильно, он в ресторане поезда не оплачивает половину счёта и, сознавая это всё-таки «подлостью» по отношению к официанткам, распаляет свою претензию к Богу ещё больше, когда издевательски спрашивает: «Хватит для ада?»

Так не АД ли готовит он своим приходом к власти и для нас?

А каинит вполне может не только низменное Бл.-искусство любить, но и обезбоживать, добравшись до власти, все остальные области государственной жизни. Это даже не «кухарка, управляющая государством», это «кобель» у руля страной, который, в лучшем случае её утопит, а в худшем призовёт на помощь Ходорковского и иже с ним.

Знаменателен потому разговор Саши с Яной, тоже «революционеркой», бывшей пассией Костенко, а теперь женой на одну ночь самого Тишина. «Блудливый кот, - ласкает она его, - жадный кобель… У тебя очень красивая эта твоя … вещь… Я подумала, как замечательно она будет лежать внутри меня». Как говорится, в комментариях не нуждается.

А философия «кобеля» по-кобелиному проста: «Я не нуждаюсь ни в каких национальных идеях… Мне не нужна никакая эстетическая или моральная основа, чтобы любить свою мать и помнить отца…»

Но любит ли он мать, как говорит? Она фактически им брошена, как и дед и бабушка в глубинной деревеньке Черноземья. Мать никогда точно не знает, где сын и чем он занимается. Это в её дом врываются, выломав дверь, те, кто ищет Сашу в связи с бездарным поджогом «Макдоналдса», который восстановили уже на следующий день. Саша - несчастье на её голову, одинокая старость без внуков и ласки.

Единственное, что делает Саша ради матери: угрожая осколком бутылки, отнимает кошелёк у водителя и делится деньгами с мамой. Но о таком ли будущем мечтала она?

«Мы идём в народ. Пить водку», - шутят «революционеры» костенковской закваски. Вот она Сашина «жизня», которую видит читатель: пить водку, по-дурному биться с кавказцами, задирая их, и оправдывать себя идеологией из пяти слов: «В наше время идеологичны инстинкты».

Да, пожалуй, «революция», которую готовит Саша, вся обращена в прошлое. Начиная от тоски по «потерянному раю», кончая местью: «Мне выпало счастье знать людей, с которыми незападло умереть. Я мог бы прожить всю жизнь и не встретить их. А я встретил».

И когда роман заканчивается, автор оставляет Сашу и нескольких его друзей фактически на эшафоте. Они в окруженном со всех сторон здании администрации губернии. Одного из младших товарищей Саши убивают на его глазах. Автор хочет выжать из нас слезу, но не получается. Потому что бешеных «кобелей» пристреливают. Тех, с кем Саше «славно брать, делить и приумножать власть».

Непонятных таких народу, обозленных «кобелей», живущих в уверенности, что мир вокруг ненавидит их так же, как они ненавидят его. «Кобелей», в силу своей маргинальности, утверждающих «однозначно», что «наш народ» «красно-коричневый», и больше никакой. А это уже – дорожка к фашизму…

Ирина РЕПЬЁВА, "Российский писатель"