ПАРОВОЗ ИЛИ ЛОШАДЬ ВРОНСКОГО?

Три месяца осталось до завершения в России Года культуры. И, казалось бы, на экране должны по нарастающей появляться лучшие писатели, артисты и актёры. Они и появляются. Но иногда просто оторопь берёт от откровений наших современных писателей. Вот, к примеру, на прошлой неделе гостем телеведущей Марии Бравиковой на канале «Россия-24» стал счастливый обладатель «Книги года – 2014» в номинации «Проза года» за роман «Обитель» Захар Прилепин.

Влюблённо глядя на своего визави и с придыханием объявив, что «все в восторге от «Обители», ведущая рассыпалась в похвалах и комплиментах, что вполне естественно – перед ней сидел в спортивной футболке (сейчас так модно), закинув ногу на ногу, человек, всем своим видом утверждающий максиму: «жизнь удалась».

И тут же Мария с нотками праведного гнева в голосе заявила, что, когда «Обитель» стояла в витринах всех лучших книжных магазинов Москвы, в центральном книжном магазине Ленинградской области (мне как жителю Ленинградской области таковой неизвестен по причине его отсутствия) на вопрос: «Есть ли у вас новый роман Прилепина? - ответили - А, это такая большущая и дорогущая книга! Мы одну заказали, и её, по нашим данным, уже даже купили».

Подводя некий итог сказанному, ведущая высказала мнение, что для нестоличных «книгопродавцев» у романа Прилепина есть два недостатка: цена и объём. Объём – это было сильно сказано, особенно для меня – технаря с двумя высшими техническими образованиями, но, как весьма скоро оказалось, – точно. Далее Мария предположила, что толстых книг сейчас никто не читает…

И тут в разговор вступил Захар Прилепин.Он по-товарищески посочувствовал Марии, которой «попались некие непрофессионалы из Ленинградской области», и для меня началось просто настоящее пиршество духа. Во-первых, автор «Обители» доложил, что сейчас всё читают исключительно большие романы, а рассказики, стишки и фельетоны в настоящее время никому не нужны. Во-вторых, в подтверждение своих слов он привёл в пример романы (истинно русских писателей) Д. Рубиной и Л. Улицкой. И в-третьих, доверительно поведал о том, что сейчас вся страна зачитывается «Историей России» Б. Чхартишвили (Акунина), да, да, того самого, который совсем недавно брякнул, то ли собираясь отъезжать, то ли уже отъехав в цивилизованные страны: «С путинской Россией у меня нет точек соприкосновения, мне чуждо в ней всё. У Владимира Путина выбора уже нет. Он в любом случае кончит плохо». Мало нам было покрытых вековой пылью «Записок о Московии» австрияка Сигизмунда Герберштейна и «трудов» его нынешних последователей самоназначенных историков: «сванидзе», «млечиных», «пивоваровых» и проч., мало того, что единого учебника по истории России, анонсированного президентом В. Путиным, как не было, так и нет, – но зато теперь у нас есть «История России» от Чхартишвили, «исторические» нелепицы которого неоднократно (в свободном доступе) былиотмечены многими критиками. Но и там, в далёком далеке, как свидетельствует Захар, Чхартишвилибудет очень близок нашему народу. Да, я чуть не забыл, – Акунин обещает заезжать к нам и присматривать за страной.

А дальше я чуть не разрыдался у телевизора – Прилепин доверительно сообщил, что прожил довольно большой отрезок своей жизни в социуме и (именно так) «был с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». Слёзы сразу высохли – мне показалось, что (как заявил сам Захар в одном из интервью) поедание в течение трёх лет им и его семьёй одной квашеной капусты явно не тянет на то, о чём выдохнула А. Ахматова. Мелковато. А, точнее, – пошло.

Я несколько увлёкся. Разговор-то шёл всё-таки о литературе и о народе. По Прилепину: «Мы все состоим из того, как нас придумали А. С. Пушкин, Ф. М. Достоевский и таковы, какими выписаны в «Слове о полку Игореве». Мы созданы этими текстами (стилистика автора сохранена)». А вообще, как тут же заявил Захар, в «неспешной стране, где за сто лет писался один текст», А. С. Пушкин оказался везунчиком. Он пришёл на «открытое пространство» и у него за спиной было не так уж и много: французский роман, немецкая словесность и античность. Всё это мог освоить один человек (не в пример нынешним страдальцам). У Пушкина «в руках оказалась связка ключей, он открыл все ящички с этими сокровищами мысли и стал Пушкиным». Слава богу, Захар ему хоть в гениальности не отказал. А мог бы, поскольку заявил, что мы и сейчас можем «собрать» из Лимонова, Терехова, Распутина и др. своего Пушкина. Ай, да Прилепин! Ай, да молодец! Не дай Бог такой «собранный» Пушкин ночью приснится. Бр-р-р-р!

Глагол «собрать», наверно, здесь из уст Захара прозвучал неспроста. Он по-сократовски наморщил лоб и сделал «станиславскую» паузу. Но тут ему на выручку поспешила великолепная Мария и напомнила всем нам высказанную некогда Прилепиным оглушительную мысль: «вдохновение придумали бездельники».

И тут Захара понесло. Он поведал граду и миру, что никогда не испытывал чувства вдохновения и для него писательство всего лишь ремесло. Прилепин просто понимает, как лучше выполнить свою работу, а персонажи в его произведениях развиваются сами, и история тоже движется сама. И если автор не лезет в этот процесс со своим глупым вдохновением, то всё получается как нельзя лучше.

Я далёк от мысли, что автор «Обители», так часто упоминающий в своих логических построениях имя А. С. Пушкина, ничего не слышал о словах Пушкина: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон» и о том, что Евгений Онегин в деревне читал, пытаясь «себе присвоить труд чужой». Онегин, как известно, быстро это занятие забросил, поскольку «труд упорный ему был тошен». Захар Прилепин не таков: в течение четырёх лет (за исключением полугода, когда по непонятным для него самого причинам он смотрел по вечерам небезызвестный «Дом-2», созданный по Прилепину большим «книгочеем» Ксенией Анатольевной Собчак) он «присваивал себе труд чужой», перелопачивая вороха соловецких мемуаров. В итоге выдал нагора компиляционный «продукт «Обитель» (это он сам назвал это продуктом). При этом он ещё и «зашифровал» в этом «продукте» стихотворные строчки Блока, Бальмонта и проч.Я не стану здесь утверждать, что Захар Прилепин включил в свою книгу, как это сейчас принято у постмодернистов, «неавторизованное заимствование текста». Скажу проще: в бардовском сообществе, к которому я принадлежу, этот метод называется: «с миру по нотке, с миру по строчке – автору песенка».

Всё же хорошо, что новоиспечённый лауреат милостиво приоткрыл нам завесу тайны своего творчества. Оказалось – для него «выпускать продукт» – это «тащить камень в гору», а потом сбрасывать его с вершины, и, когда он плюхнется в воду, наблюдать за расходящимися по воде кругами. Служанка-память сразу же напомнила мне бессмертные строки Козьмы Пруткова: «Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые: иначе такое бросание будет пустою забавой». И вот эти самые «круги» теперь дают право Прилепину «на полном серьёзе» говорить о том, что он «бежит от экранизаций» своего продукта, хотя ему делают предложения «большие, маститые режиссёры, титаны (первые три имени российских классиков режиссуры!)». Захар же им отказывает, ибо не хочет снова «входить в ту же реку», «снова тащить в гору этот камень» и сравнивает работу автора над сценарием с «повторными родами». Я уж было совсем загрустил, но мне на помощь поспешил Егор Прокудин из шукшинской «Калины красной». Помните, как бывший вор-рецидивист, он же – «интеллигент в замше», решив посеять в городе N разврат и ужас, отвечал во время банкета по телефону несчастной «заочнице» Любе: «Э… У меня тут генералы!»

И вообще для Захара литература – «не способ поднятия настроения» – она «не для этого». По Прилепину слёзы жалости и умиления может вызвать любой более или менее понимающий «механику творчества» и знающий «как можно надавить на слёзные железы». Здесь же он поведал о том, что он может запросто написать про брошенного котёнка и все обрыдаются, а также дал отповедь всем, кто считает, что в современной литературе полно «чернухи». Он задал всем совсем не риторический вопрос: «А что? Разве «Тихий Дон», «Анна Каренина», «Тарас Бульба» заканчиваются хорошо? У Чехова вообще всё плохо, но нет более благоговейного писателя, чем Антон Павлович. От него глаза раскрываются шире. Это удивительная загадка русской литературы: написать, как всё плохо, чтобы потом стало хорошо». Ну, ни дать, ни взять – проспавшийся Женя Лукашин из «Иронии судьбы», который после того, как по-медвежьи вломился в чужую жизнь, многозначительно и глубокомысленно изрёк: «Я хирург. Я должен делать людям больно, чтобы им потом стало хорошо».

Можно множить и множить число «открытий чудных» из этого интервью, но я в завершение остановлюсь ещё на одном. Захар Прилепин ответственно заявил, что книга ничему хорошему не учит, а обратная мысль принадлежит простонародному сознанию. Хороший же писатель «идёт по кромке, слева – ад, справа – рай, и он сам не знает, что из них лучше». Просвещение (по Прилепину) с художественным текстом не связано. И я воочию увидел скромно стоящих в сторонке всех этих, которые: «Любите книгу – источник знаний…», «Сейте разумное, доброе, вечное…», «Милость к падшим призывал…» и «Поэтом можешь ты не быть…». Захар же уверенно продолжил говорить о том, что где-то половина читателей боготворит главного героя «Обители» Артёма, а другая половина считает его исчадием ада. Это и есть для Прилепина – правда. Именно этого он и хотел добиться. Для него писатель, который даёт ответы, уже и не писатель вовсе. Ну, прямо, бородатый анекдот про еврейского раввина, у которого все правы. А ещё у Захара просвещение с художественным творчеством никак не связано. Для просвещения он пишет публицистические тексты и читает лекции. Сейчас вот собирается за границу на встречу с двадцатью переводчиками и обещает их там просвещать. Пожелаем ему удачи на этом поприще.

И самое главное: Захар, как оказалось, яростный противник всякого «моралите» в литературе. Он задал аудитории мозгодробительный вопрос: «Ну, какое «моралите» в «Капитанской дочке» или в «Тарасе Бульбе»? А в «Анне Карениной» кто прав: Каренин, его жена Анна, паровоз или лошадь Вронского?» И сам же на этот вопрос ответил: «Мы этого никогда не поймём». И я, ушибленный в детстве Белинским, Чернышевским и Писаревым, искалеченный в более зрелые годы Литературным институтом, почти совсем раздавленный статьёй В. И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», с ужасом подумал о том, что мне придётся до конца моих никчёмных дней размышлять: права или не права эта самая пресловутая лошадь Вронского.

Владимир ШЕМШУЧЕНКО, "Литературная Россия" - №40. 03.10.2014