Феномен Прилепина.
Беседа писателя Александра Карасёва с писателем и литературоведом Эмилем Сокольским
В беседе отражены личные точки зрения ее участников, редакция Перемен сохраняет нейтралитет.
Александр Карасёв: Об этом предмете точно и ёмко сказал Михаил Веллер: «Натура Прилепина удачно состоит из лжи, наглости и тщеславия в гармоничной пропорции. Он неискренен, настолько фальшив, настолько тщеславен, до такой степени любит себя одного, что всегда будет держать правильный курс. Чтобы выделяться, но не заигрываться. Выдерживать безопасную степень красивой оппозиции и вытеснять конкурентов. Если человек сначала хочет наверх, а свое дело — литературу — использует как средство, то политические взгляды могут меняться как угодно. Он хочет наверх, а это значит, что все остальное для него вторично. Я восхищаюсь, как эффектно он впаривает литературной тусовке имидж борца-самородка из народа».
Эмиль Сокольский: Мне Захар Прилепин жить не мешает. Пусть себе пишет, занимается политикой, растит детей, проявляет себя как настоящий друг, и прочее и прочее.
Но вот открываю «Литературную Россию» — а там почти на каждой странице Прилепин. Разумеется, как один из лучших представителей современной литературы. Но то ладно, привык…
Эстрадный артист Михаил Веллер, великолепный мастер разговорно-балабольного жанра, иногда, конечно, говорит удивительно точные вещи.
Но чего он прицепился к одарённому «народному самородку»? Да ещё столь эмоционально? Прилепин прекрасно играет в свою игру, — благо вокруг столько простаков, в том числе людей, которые классику, и вообще добротную литературу, читали в лучшем случае в детстве, а ныне напрочь забыли, что такое литературная грамотность, хороший язык, чувство стиля…
Веллера недолюбливаю. Если что, прошу простить.
А.К.: А что вы читали из Веллера?
Э.С.: Веллера регулярно переправлял своим друзьям — супружеской паре, и пока он был у меня, что прочитывал, а что пролистывал. Всего книг десять, — брал в нашей Публичке. У Михаила Веллера на всё готов ответ. Мгновенно реагирует, разъясняет. Дельные вещи говорит, — не без того. Не каждый умеет так запросто устанавливать контакт с собеседником.
Очередной звонок на радио: вот мы тут поспорили с приятелем, рассудите нас, какой поэт поистине народный, Есенин или Высоцкий?.. Да разве Есенин пользовался когда-нибудь такой всенародной любовью, как Высоцкий? — изумляется вопросу Веллер. — Конечно, Высоцкий!..
Ответ по-веллеровски мгновенный, как будто бы толковый, безапелляционный. И глупый. Подобной путаницы понятий у Михаила Иосифовича хватает. Не стыдно ли «многоопытному писателю» не знать разницы между поэзией, которая по природе своей самодостаточна, и авторской песней? Поэзия Высоцкого предназначена для слуха, для исполнения под гитару, в конце концов — для исполнения самим Высоцким. То есть Высоцкий — эстрада по своей природе. На бумаге его стихи не звучат. Да и не звучат в исполнении других артистов. Есенин же — это книга.
А почему бы ещё не сказать, что и Резник Илья переплюнул Есенина. Пушкина, Лермонтова и других. По всенародной любви…
Имя «Прилепин» вообще не хочется произносить. В контексте литературы.
А.К.: Давайте в контексте алкоголизма.
Например, у меня мало денег и есть желание выпить. Я иду и покупаю дешёвое, но крепкое пойло. Этикетка соответствует, цена сообразна.
Второй пример. У меня есть деньги, я хочу выпить, но не просто, а в компании, по случаю, с девушкой, праздник и т. д. Я иду и покупаю дорогой коньяк, оказывающийся точно таким же дешёвым пойлом как в первом случае, но обильно сдобренным ванилином и красителями. Что лучше?
«Если вы не можете отличить чай от кофе, то какая вам разница?»
Первый пример — Донцова, продукция литературных фабрик и всякие прочие детективы и боевики.
Второй пример — Прилепин, Садулаев.
А Веллер — это хорошее столовое (не марочное) вино, типа Каберне Совиньон.
Марочное вино — Толстой, Чехов, Бунин.
Потом и Веллер может выстояться. Несмотря на имидж, которым не блистали и Пушкин с Куприным, и Буниным.
Э.С.: Хорошо написанное, «крепкое» литературное произведение влияет на человека независимо от его профессионализма, оно формирует его вкус. То есть человек может и говорить иначе, и даже мыслить иначе. Плохой, бедный язык этого не даёт.
А.К.: Крепкое — я говорю о градусе.
Вино можно легко сделать крепким, добавив в него спирта или одеколона. Вы же говорите о качестве.
Тексты Прилепина, сдобренные имиджем, как красителями и ароматизаторами, вполне способны замутнять мозг восторженным девушкам и паракритикам, как и дешёвое крепкое (по градусу) пойло.
Э.С.: Крепкое (или лучше — добротное) произведение в моём случае — хорошо написанное. Я не о сюжете, поскольку сюжет ещё не делает написанное литературой. Сюжет — он для детей, и для тех, о ком вы сейчас сказали.
А.К.: Я был о напитках.
Сюжет он тоже делать не умеет. Умение делать сюжет — это ремесло. Можно стать мастером крепкой беллетристики. Прилепин отвергает мастерство. Он активный (я бы даже сказал, агрессивный) его противник. Он утверждает, что мастерство не нужно, писательство — это никакой не труд, сам он пишет «левой ногой», так и нужно, это замечательно и отлично, тех, кто работает над словом, он глубоко презирает, какие-то там вдохновения ему кажутся смешными. А Веллер — мастер рассказа.
Э.С.: Веллер — человек грамотный, и действительно прекрасный рассказчик. У него такое невозможно. Но на этом хорошее о Веллере у меня исчерпывается.
А.К.: Пусть Веллер очень плохой человек, но он всё правильно сказал. У Прилепина нет литературных задач. О дружбе вы говорите… Какая дружба при неискренности и лицемерии? Не волнуйтесь, он и «друзьям» когда нужно подножку поставит. Как это было, когда Прилепин не поставил балл Садулаеву, будучи в жюри «Нацбеста». Там ему не нужен был конкурент. Так ещё неизвестно, кто бы потом получил этот супернацбест. Прилепин же не мог знать, что его балл за Садулаева всё равно не решит ничего, никто не проголосовал, нельзя так рисковать. И Садулаев всё это прекрасно понимает, и сам ведёт свою игру.
Не ведитесь на картинки, которые вам показывают.
Э.С.: Я не ведусь — по той причине, что меня эти детали из его личной жизни не интересуют. Я и говорю: пусть он будет таким-то и таким-то хорошим, но причём здесь литература?
Его повествование отличается примитивным динамизмом. Замедления, рывки… наивная попытка придать ускорение… неряшливая торопливость письма… да что там говорить…
Откроем роман «Санькя», в очередной раз осчастлививший короткий список «Русского Букера». Прочитаем первые пятнадцать страниц.
«Плотно, наполняя нудной болью ушные раковины (?), стоял неустанный крик». «Веня… мощно замахнувшись древком, обрушил его на офицера. Тот увлечённо тыкал гнущейся дубинкой кому-то в лицо и не увидел удара (?)… кровь …разошлась кроной по бровям, щекам и глазницам (?)». «…с лицом ярким (?) и обнажённым (?), как открытый перелом (?)».
Вот ещё: «…испуганный таксист дал по газам и несколько метров вёз по дороге уцепившуюся за дверь, ещё не успевшую усесться пассажирку, завизжавшую истошно». Может быть, вёз — визжавшую, а не завизжавшую?. «Расколотив витрину, красавиц извлекли и порвали на части за ноги (?). Бежавшие последними не без испуга натыкались на валяющиеся на асфальте изуродованные, безногие или безголовые (но порванные за ноги!) тела». «Майор судорожным движением хватался (движением — хватался?) за кобуру… из страха потерять оружие, лишиться его». И т. д. Не говоря уже о том, что на фоне перечисленного воспринимается как мелочи: «Саша кивнул головой»; «Барашковую шапку он снял — и стоял перед народом с непокрытой головой»; «Он закричал нехорошими, матерными словами…»; «На ней были чуть расклешённые внизу, голубые джинсы, выглядела она очаровательно»… Очаровательно…
А ситуация с Садулаевым — интересный психологический штрих. Ну, значит, совсем уж дела неважно обстоят.
Бедность языка, малограмотность, упор на острую тему — это не литература. Прилепин делает чудовищные стилистические ляпы, плюс примитивный динамизм повествования. Если бы наша литература делала свои первые шаги, то он был бы, возможно, достоин похвалы. Но его оценивают как некое законченное целое, как событие, как лучшее, что у нас сегодня есть.
Будто не было у нас ни Гоголя, ни Достоевского, ни Чехова, ни Шмелёва, ни Набокова, ни выдающейся прозы советского периода. Будто и среди «сегодняшней» литературы кроме как Прилепина, читать некого.
Если известный, популярный музыкант на каждом шагу фальшивит (а таковое, кстати, невозможно!), то он уже вообще не музыкант. Почему такое возможно в литературе, ума не приложу.
Поэт и музыковед Игорь Вишневецкий, автор биографии Прокофьева (серия «ЖЗЛ»), прочитав книгу Прилепина о Леонове (из той же серии), удивился: «Когда мои студенты приносят мне подобное, я сразу говорю: так не годится, перепиши».
Если с точки зрения «лучше Прилепин, чем вообще ничего», то всё нормально. Но это если говорить вообще о книгах, а не о литературе.
А.К.: Здесь вы поддались (а это несложно) обработке деятелей книжного рынка. На самом деле — лучше вообще ничего. От суррогата можно и коньки отбросить. Говоря об алкоголизме…
Э.С.: Да, возможно… Я имел в виду людей, которым нужно убить время. То есть пусть лучше вспоминают буквы, чем пьянствуют, судачат…
А.К.: Страшно зло, у которого на знамёнах добрые лозунги. Когда человек судачит или пьянствует, он не думает, что занимается чем-то хорошим. То есть в душе он готов к раскаянию.
Э.С.: Конечно. Но не думаю, что «искусство» Прилепина обладает таким воздействием, что поведёт ко злу. Надеюсь, во всяком случае.
Когда судачат — вряд ли готовы. Когда пьянствует… есть грань, перейдя за которую, теряешь способность к раскаянию. Хотя возможно, что я обобщаю.
А.К.: Нет, оно ничем не обладает, пустышка. Прилепин здесь как пример. Опасна тенденция книжного рынка и премиального процесса — подмена литературы имитационными пустушками. И в этом страшное зло, которое сейчас творится на наших глазах. Прилепин — один из многих примеров. Пример характерный и нам обоим понятный.
Когда человек судачит или пьянствует, он же не думает, что он летит в космос за что получит золотую звезду героя. А тут он может думать, что приобщается к культуре. На самом деле, блокируя себе эту возможность, погружаясь в невежество. Впрочем… Вам это понятно.
Э.С.: Разумеется, понятно, очень понятно.
Остаётся ещё понимать то, что большинству не нужна (не была и не будет) хорошая литература. Она — для немногих, но эти немногие будут всегда.
Ну, а то, что к вышеперечисленным хвалителям Прилепина присоединяются и те, кто давно и прочно обосновался в литературе (например, Басинский, — я не в восторге от него, но не в том дело), — уж действительно печально.
А.К.: Для большинства вполне правомерно существует маслит. Просто не нужно выдавать маслит за литературу. Я об этом говорю.
Видно, что Басинский тоже ведёт свою игру. Читал его омерзительную статью о необходимости гнать халтуру на публику в современных условиях.
Лицемерие. Торжество лжи. Это к авторам, критикам, литчиновникам, издателям.
А к поклонникам — глупость. Пипла, которая хавает.
В первую категорию идёт и глупость, но лицемерие там преобладает.
Э.С.: В первую очередь глупость, вот… Если бы не глупость — так бы не позорились. Лицемерие вторично. Или можно сказать — идут рука об руку.
А.К.: Ну, а что, проститутки глупы? Не глупее (а часто и умнее) обыкновенных женщин.
Стратегическая, да, глупость. Это продажа души дьяволу. Хорошая метафора. Умно ли это?.. На первый взгляд — умно, на второй — глупо.
Дураков, конечно, именно прочных таких, тактических, там хватает. Дороги легче сделать.
Э.С.: С точки зрения стратегии — может быть, и — да, умно. Но работать на репутацию авторитетнейшего спеца по литературе — и прийти к тому, чтобы чествовать плохо пишущего автора… да это ж значит перечеркнуть все свои усилия. Критики, редакторы… шли и шли к известности, вроде бы набирали баллы — а тут такой конфуз с восхвалением Прилепина… И разом рухнул копившийся годами авторитет.
А.К.: Я и говорю, что стратегически глупо, а тактически (сиюминутная выгода) может быть умно. Прошу прощения за военную терминологию.
Э.С.: Что удивительно, даже «Литературная Россия», где Вячеслав Огрызко выступает как спец по отечественной литературе, хорошо отзывается о прозе Прилепина.
А.К.: С «ЛитРоссией» всё просто. Помимо Огрызко там работает Сенчин, фактически заместителем, не знаю, как называется его должность. А Сенчин, Прилепин, Садулаев, Шаргунов входят в одну, активно продвигающуюся, посредством взаимного пиара, лоббирования на премиях, и где только возможно, группировку. Основное критическое обеспечение этой группировки под условным названием «новые реалисты» осуществляет критик Рудалёв. Всё это хорошо видно и на страницах «Литературной России».
Ну вот, например, со страниц «ЛитРоссии» Садулаев: «Новый роман Захара Прилепина „Чёрная обезьяна“ — вершина современной русской литературы».
Э.С.: Да, и к тому же я давно обратил внимания на то, что Сенчин «как свой человек» в «ЛитРоссии» неизменно удостаивается высших похвал. Я не против, но ведь это доходит до неприличия.
Но удивляет Огрызко. Он всё время преподносит себя как многоопытного литератора, знатока закулисных игр (это ему едва ли не интересней самой литературы), режущего правду-матку, а тут — так осрамиться, и продолжать срамиться, с Прилепиным.
А.К.: Огрызко действует в интересах газеты, как он их понимает. Своё понимание я недавно по случаю ему изложил. Оно касалось того, что если хочешь иметь уровень издания, нужно платить авторам гонорары и не хамить им. Прежде всего, имеется в виду широко развитое у редакторов «вежливое хамство» — неответы на письма.
Отношение к авторам меня удивляет не только в «Литературной России». Когда они все поймут, что авторы — это главное, у них сразу всё наладится. И не нужно будет год пугать читателей переходом на платную интернет-версию.