Прилепин как зеркало русской революции
(Захар Прилепин «Ботинки, полные горячей водкой»; М., «АСТ», 2008)
Не Бог весть какое открытие, но: писатель может жить лишь в одном измерении из двух — в вечности или во времени. В первом случае писательство становится целью и формой бытия. В этом случае сочинитель может неделями шлифовать один и тот же абзац, может издать за всю жизнь одну-две книги, может позволить себе десятилетнее молчание (как, например, Дмитрий Бакин). Во втором случае писательство превращается в способ лишний раз напомнить публике о себе, любимом, — наравне с участием в ток-шоу, интервью, фотосессиями и прочими атрибутами глянцевой популярности. Нет необходимости доказывать, что Захар Прилепин существует во времени, живет сегодняшним днем, согласно патрицианскому девизу «Carpe diem»: «В России благополучие зиждется на совершенно необоснованных вещах. Мое, например, опирается на совершенно феноменальную везучесть… Если это прекратится в одну секунду — книги перестанут издавать, или их не будут покупать за такие большие деньги, или я потеряю свою известность… И что, я пойду работать учителем? Я буду получать там восемь тысяч рублей. Мы же с голоду все передохнем». При таком настрое суть важны гонорары, тексты же второстепенны. Про Леонова, про революцию, про Леру Пустовую, правой рукой, левой ногой, — все едино, лишь бы платили…
Не диво, что прилепинская проза год от года становилась все хуже и хуже. А последний опыт — «Ботинки, полные горячей водкой. Пацанские рассказы» — и вовсе гадок удался.
Любую предъяву, по слову нашего героя, надо обосновать. Ну, это всегда пожалуйста.
«Ботинки…» есть повторение пройденного: очередная попытка романтизировать гопоту, a la ранний Горький. Оглядка на классика — не велик криминал. Гораздо хуже то, что Прилепин начал воспроизводить самого себя. Идейно книга представляет рахитичный вариант «Саньки»; композиционно (если тут вообще уместно слово «композиция») восходит к «Греху». Книга закономерно не несет в себе ничего нового. Что мы знали про российскую пацанву до книги? — она бухает, затевает тёрки и снимает телок. Что узнали из «Ботинок…»? — ровно то же самое. Впрочем, большего от шпаны ждать трудно: кроме мордобития, никаких чудес. «Блядский рассказ»: пацаны нажрались в дупель и сняли девку. «Собачатина»: пацаны нажарили шашлыков, нажрались в дупель и сняли девок. «Ботинки, полные горячей водкой»: пацаны нажрались в дупель, но девок снимать не стали. Нацболы, и те шарахнулись от этой бесстыжей пустоты, — даром, что З.П. с их знаменем цвета одного. «Что именно хотел донести до читателя в „пацанских рассказах“ Прилепин, я так и не понял. Сложилось даже впечатление, что стимулом для написания этой книги послужил скорее коммерческий, а не литературный интерес… Очень много бытописательства, мелких ненужных бытовых подробностей… Это, конечно, право автора — о чём писать — но при этом всё же нельзя скатываться в бытовуху и мелкотемье», — сетовал в «Лимонке» И. Бойков. И последнее: «Ботинки…» — книга насквозь лживая.
А вот с этого места подробнее.
А. Архангельский очень точно определил прилепинский опус как эпос: «Пацаны из 80-х и 90-х предстают перед нами подобно древнегреческим героям или книжным дворянам». Последние сомнения насчет правоты критика развеяла недавняя статья З.П. в «Лимонке»: «Стране срочно нужна другая аристократия. Дикая. Буйная. Самозванная. Отвоевавшая право именоваться аристократией абсолютной самоотречённостью и созидательной пассионарностью… Пришло время признать: живая и действенная аристократия — со своим кодексом чести, мифологией, героями и легендами — уже есть». Так что «Ботинки…» вполне можно квалифицировать как рассказы о новой аристократии. Но вот вопрос: на кой-сдалась Робеспьеру нашему Николаевичу эта самая новая элита? — благо, он и со старой недурно уживается.
Я не зря помянул Горького. Ибо Прилепин точь-в-точь воспроизводит его писательскую судьбу. Так вот: въехав в литературные салоны на мозолистой спине пролетариата, Горький в считанные годы сделался до неприличия буржуазен. Получая от «Знания» запредельные гонорары — по 1 000 рублей с листа! — стал коллекционировать антикварные монеты и геммы, полюбил дорогое французское вино. С сапогами, правда, не расставался, — но с юфтевыми. Когда челкаши оказались-таки у власти, невзначай выяснилось, что комиссар буревестнику люпус эст. Горький до икоты перепугался, публично проклял «авантюристов, бесчинствующих на вакантном троне Романовых» да рванул от греха подальше в Италию. Легенда гласит, что в фамилии Самгин зашифровано слово «сам» и инициалы «МГ»…
Прилепин может сколь угодно долго славословить современных санкюлотов, да сам-то он далеко не из их числа. Ибо в царство свободы дорогу уже проложил. Себе. Нетрудно вообразить, чем обернется для паренька приход безбашенной босоты в пыльных шлемах. Медиа-холдинг будет национализирован. В коттедже разместится ревком. Джип конфискуют, а личный водила пойдет служить в Красную Гвардию. Издательства переключатся с книг на листовки и плакаты. Что останется нашему герою? Чемодан — вокзал — Капри… Да и то, если успеет деньги со счета снять.
Ход любой революции наглядно доказывает, что надежда — не только мать дураков, но и вечный кредитор подонков. Прилепин есть зеркало русской революции: пока живы в России лохи, левацкий трёп можно конвертировать в гонорары. Даже такой бездарный, как «Ботинки, полные горячей водкой». Carpe diem, дорогой товарищ.