Впечатление о рассказе «Тень облака на другом берегу»
Размышляя о прочитанном рассказе или романе Евгения Николаевича, всякий раз ловлю себя на мысли вернуться к тому или иному произведению моих любимых авторов (за что особый респект Захару Прилепину). Так и в этот раз. Начну издалека. Кому-то нравится многостраничное описание события или явления природы — Л. Н. Толстой — «Война и мир», И. А. Бунин — «Перевал», отдаю должное таланту классиков, но мне ближе умение писателя одной, двумя фразами отразить жизненный путь или суть того или иного персонажа. На мой взгляд, это очень важно. Приведу пример из своего читательского опыта. Знакомство с прозой Захара Прилепина началось с книги «Восьмерка». Первый же рассказ «Витек» сразил напрочь, приведу выдержку: «Те из женщин, что вовремя не сбежали с дембелями, из девичества сразу торопились в сторону некрасивой, изношенной зрелости, чтоб ничего от жизни больше не просить и не ждать». Точно, просто, глубоко, мастерски! Сразу и по праву, по моему мнению, занимает свое место Евгений Николаевич в ряду Чехова, Экзюпери, Хемингуэя.
Есть в романе Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол» эпизод знакомства главного героя Роберта Джордана с Карковым и его последующая дружба с женой и любовницей Каркова. Обе женщины гениально описаны в полутора предложениях: «…и он подружился также с неправдоподобно худой, смуглой, прелестной, нервной, отрешенной и несдержанной женщиной с гибким неухоженным телом и темными, чуть тронутыми сединой, коротко подстриженными волосами, которая была женой Каркова и служила переводчицей в танковом корпусе. Он дружил и с любовницей Каркова, у которой были кошачьи глаза, золотистые волосы, отливавшие красноватой медью (иногда более красные, иногда с преобладанием золота, это зависело от парикмахера), ленивое чувственное тело (созданное для того, чтобы хорошо пристраиваться к другим телам), рот, умеющий соответствовать другим ртам, и глупые, честолюбивые, преданные мозги».
Теперь про «Тень облака на другом берегу». Начинается произведение кратким, но очень сложным, спорным и очевидным, возмутительным и восхитительным, рассуждением молодого 22-летнего парня. «Нет никакого греха в моей любви к чужой жене — так казалось мне тогда». Мои ожидания афористичности повествования опрокидываются автором напрочь. Евгений Николаевич ведет нить этой истории любви методом прямо противоположным, как оголенный провод под высоким напряжением в мокрых руках — искрит и бьет током наотмашь. «Я не знаю большего счастья, чем целоваться посреди вечернего двора, …. Господи. И рот, рот, рот — хорошо, когда умеешь целоваться и в руках сила и нежность. Скользишь пальцами по ее позвонкам, ищешь ладонями ее лопатки — вот их нет совсем, вот они вдруг возникли, острые, — и все это время рот, рот, рот. Когда же мы дышали, если так много и подолгу целовались?» Чувственность, безоглядность и страсть, свойственные пылкой молодости, показаны автором очень сильно и динамично. Рассуждения молодых влюбленных о ревности, о предназначении мужчины и женщины — противоречивы и спорны. Их отношения порочны? — задаю я себе этот вопрос; сознаюсь, у меня нет ответа на очевидное, даже с высоты моих прожитых долгих лет. Дальнейший сюжет как бы повтора истории этой пары — их встреча через несколько лет после расставания, приводит к известной истине, о которой я скажу позже.
«Это была она, со своей цыганской смуглой кожей, быстрым взглядом, чуть надменными губами, чернобровая — только отчего-то гораздо моложе, чем в те дни, когда я видел ее в последний раз. …И только тут я догадался, что это не та цыганочка, а какая-то другая — но с тем же, тем же, тем же лицом».
Сюжетная линия держит читателя в постоянном напряжении, перечитывая рассказ в ….ый раз, обнаружил, что у трех главных героев нет имен, а лишь она, он. Стремление молодого человека догнать ускользающую реальность, убедить себя в том, что фантом — это она, та самая, и ряд безрассудных поступков хоть как-то, хоть в какой-то форме удержать эту иллюзию в своем сознании терпит неудачу. Автор делает переходы по эпизодам виртуозно.
Его герой «— то угадывал ее прежнюю, то терял. То терял опять. И снова терял. Но надежда еще оставалась, как лекарство на дне стакана.
Я все приближал ее лицо к себе, держа его в ладонях, как воду, и вглядываясь…
…, а потом перестал.
В какой-то момент я поднял глаза, и вдруг — в этом направленном на ее лицо свете ночника — увидел уже точно, наотмашь, непоправимо: это не ее рот. Рот не ее!..
Какое-то незнакомое мне, чуждо пахнущее существо сидело напротив. …
Когда мои дни закончатся, не воскрешайте меня: я тут никого не узнаю».
Волшебство, таинство и магия! Писать после таких строк свои мысли по поводу прочитанного очень трудно, руки не поднимаются. Все-таки надо завершать мои заметки на страницах потрясающей прозы Захара Прилепина, поставил перед собой задачу — решай!
Считаю себя мужиком, так что продолжу о женщинах, глядишь, куда-нибудь и выгребу. Не могу объяснить, почему в ходе знакомства с рассказом «Тень облака на другом берегу» возникли в моем сознании две женщины — даже не третьестепенные персонажи в романе Эрнеста Хемингуэя, но такие реальные, такие противоположные, такие яркие. Да все дело в том, что героини Евгения Николаевича им так созвучны; и не просто стоят с ними вровень, а гораздо более реальные, более контрастные, более яркие, более полно выписаны. Они главные героини произведения Прилепина, а история, рассказанная автором — своеобразная притча. Вывод из которой для себя я делаю следующий: нельзя вернуться в прошлое, надо его отпустить, жить нужно здесь и сейчас. Жизнь так прекрасна!