Студентка Пензенского государственного университета

Щепакина Елена


Роман «Паталогии» был опубликован в 2005 году и сразу же вошел в шорт-лист премии «Национальный бестселлер». Роман собрал массу восторженных отзывов как профессиональных литературных критиков, так и простых читателей. И хотя формально «Патологии» — книга о Чеченской войне, мастерство автора выводит роман за пределы военной прозы.

Получил 2 премии – газеты «Литературная Россия» и «Роман-газеты», кроме русского, роман «Патологии» был переведен и издан на французском, испанском, польском, итальянском и сербском. 1

Захар Прилепин – автор, видевший жизнь и смерть в буквальном смысле этого слова. Лауреат многих премий, признанный россиянами автор, получивший народное звание «Второй Горький». Произведения Захара Прилепина описывают жизнь такой, какая она есть, поднимают актуальные для положения дел в стране вопросы. В его книгах настоящие герои: без лишнего идеализма или фантастичности. Они действуют так, как действует любой нормальный человек. Некоторые называют книги Захара Прилепина исповедями. Возможно, в некоторых героях он описывает и самого себя.

Как бывший участник Чеченских боевых действий, Захар Прилепин пишет о войне. Его «Патологии» показывают работу спецназа во всей ее реалистичности: без супер-героев и захватывающих дух трюков. Сумасшедшая любовь и война – все это переплетено настолько искусно и правдиво, что даже офицеры, бывшие в военных действиях говорят, что «Патологии» вызывают в памяти картинку уже давно пережитых боевых операций. 

После выхода в свет романа, сразу же возникла многочисленные положительные отклики:

«У нас нет пока хорошей прозы о чеченской войне. Или почти нет. Может быть, потому что Чечня надолго отбивала у людей желание и способность рассказывать об этом опыте. А может быть, потому что, как писал Толстой, не может быть литературы без единства нравственного отношения к предмету. А в Чечне это единое отношение выработать не только непросто – невозможно. Эту войну называли и правой, и неправой, и зверской, и справедливой (с разных сторон), и своей, и чужой... и едва ли непосредственный участник событий, каковым является Захар Прилепин, способен подняться над схваткой. Однако ему удалось. Вот почему его книга о Чечне представляется нам первым настоящим романом об этой войне. Там не только про Чечню. Там много глав-воспоминаний, таких флэшбэков и точных мыслей, и портретов – нет только публицистики и риторики. Ну и не будем портить этот текст. Просто почитаем его и почувствуем себя на месте автора – эффект присутствия обеспечен» («Консерватор») 

«Роман серьёзный, жесткий и в то же время, очень бережно к теме написанный. Критики о нём ещё поговорят». («Литературная газета») 2

Многие люди, прочитавшие его роман, говорят о реалистичности произведения. Но у некоторых есть иная точка зрения, как, например, у писателя Александра Бушковского, который сам служил в Специальном отряде быстрого реагирования – СОБРе. Он отмечал, что роман не отличается правдоподобностью в том, что касается деталей проведения боевых операций. Недоверие у критика вызывала и используемая автором терминология.3

В своем первом, сразу же после выхода в свет ставшем знаменитым, романе, «Патологии», Захар Прилепин показывает нам несколько сцен из истории «незнаменитой», как сказал бы Александр Твардовский, Чеченской войны. Неторопливое повествование об армейском быте, взаимоотношениях с местным населением, отдельных зачистках и коротких перестрелках плавно перетекает в душераздирающий кошмар, наполненный криками боли, пятнами, а то и потоками, крови, оторванными конечностями, смертью и мраком. Читая «Патологии» мы слышим лязг передергиваемого затвора, треск автоматных очередей, чувствуем запах гари и вкус армейской еды. Мы как будто оказываемся в том кромешном аду, куда по злой воле рока были заброшены герои Прилепина, и каждую потерю переживаем как личную трагедию. Только человек, сам являвшийся участником чеченской бойни, корректно называемой властями то наведением конституционного порядка, то контртеррористической операцией, мог написать такую пронзительную и натуралистичную книгу. Но только писатель, обладающий высшей степенью развития способностей под названием талант, мог сделать ее художественно убедительной. Может показаться странным, но после прочтения «Патологий», у читателя не возникает чувства ожесточения или опустошения. Наоборот, закрыв книгу и все еще мысленно сопереживая ее героям, как выжившим, так и погибшим, читатель, который понимает теперь цену мира, который был добыт для него на той войне, становится немного добрее и человечнее. И вместо озлобленности, у каждого, кто прочитал книгу Прилепина, в душе остается ощущение просветления.4

Главный герой романа "Патологии" - Егор Ташевский - не бесстрашный воин. Он попал на чеченскую войну - и поражен ее бесчеловечностью и нелогичностью, она не вписывается в представления о жизни, в которой добро торжествует, зло должно быть наказано, враг повержен, а дома ждет любимая. Егор - человек хрупкой психики, ломкой смелости, не сумевший вписать войну в свое представление о нормальном. Егор постоянно признается самому себе в нежелании выполнять задание, рисковать, проявлять инициативу в бою.

Герой романа - интеллигентный и влюбленный мальчик, который идет служить в ОМОН. Часть отправляется в чеченскую командировку, где молодые люди — злобный карлсон Плохиш, бывший семинарист Монах, простой парень из Грозного Хасан (чеченец, воюющий в русском спецназе) — оказываются в окружении и гибнут один за другим с оружием в руках.

При отсутствии державного пафоса и политкорректного гуманизма поражает свободная от какой-либо морали, прямо-таки языческая доброта. Разумеется, распространяется она в основном на своих, но и к чужим — чичам, чехам — в общем-то, ненависти нет. Есть жестокость. Как правило, оправданная, но не обязательно. Мотив оправдания вообще не существенен на территории, где действует закон случайных чисел.

Прилепин говорит, что его интересует человек на пограничных территориях. Вторая, после войны, такая территория в романе — это любовь. Лирический герой — позитивный романтик, благословляющий зверей, детей и женщин, носитель какой-то судорожно-нежной жизненной силы. И если на войне он погружен в холодное безумие ультрарациональной звериной логики, то с женщиной вязнет в стихии прямо противоположной — темной, лукавой и изменчивой.5

Роман открывает “Послесловие”: жизнь героя после войны. Егор с приемным сыном трех лет гуляют, потом едут на маршрутке через мост. Герой страшно боится за малыша, и автор внезапно воплощает одно из его ужасных видений: маршрутка, сперва воображаемо, но потом все более реально, срывается с моста и тонет в реке. Отчаянный, с ощущением пережитого опыта написанный эпизод — символический ключ к проблематике романа. Человек между жизнью и смертью, надрывное нежелание умирать, борьба на пределе сил. Герой выплывает вместе с малышом — спасение их подано как настоящее рождение к жизни:

“Не помню, как очутился на поверхности воды. Последние мгновения я двигался в полной тьме, и вокруг меня не было жидкости, но было — мясо, — кровавое, теплое, сочащееся, такое уютное, сжимающее мою голову, ломающее мне кости черепа... Был слышен непрерывный крик роженицы”.6

Спасение из реки — образ для романа не случайный. Образ воды в романе всегда сопутствует мотиву смерти. Закреплению этой ассоциации посвящен самый первый эпизод романа. Герой и его “приемыш” смотрят на реку.

“„Когда она утечет?” — спрашивает мальчик. „Когда она утечет, мы умрем”, — думаю я и, еще не боясь напугать его, произношу свою мысль вслух. Он принимает мои слова за ответ. „А это скоро?” — видимо, его интересует, насколько быстро утечет вода. „Да нет, не очень скоро”, — отвечаю я, так и не определив для себя, о чем я говорю — о смерти или о движении реки”.

Движение реки, глубина ливневых луж, течение крови, напоминающее герою о неизбежном его утекании из жизни, дождь в завершающих, трагических главах романа, глубоководный овраг, преодоление которого становится единственным путем к спасению из захваченной боевиками школы. Все это — знаки неотступно следующей за героями смерти.

Жизнь постоянно борется со смертью: в персонажах много беспечности, поглощенности теплыми заботами насыщения и отдыха, много надежды на то, что все-таки ничего страшного не случится. Напряжение в романе создается за счет ощущения прерывистого — от задания к заданию — движения к гибели. Эпизоды войны не чередуются бездумно, а подчинены логике сюжета о постепенно надвигающейся смерти и наивной самонадеянности жизни, не сумевшей предотвратить свое поражение. Композиционная выстроенность — одно из главных достижений Прилепина. 

Война в романе то и дело перебивается воспоминаниями героя о сиротливом детстве и несчастливой любви. Сцены из прошлого восстанавливают персонажа-солдата до полномерного образа человека, углубляя роман, а особая компоновка военных эпизодов делает его напряженным, стремительно, как камень с горы, скатывающимся к своему концу.

В романе двенадцать эпизодов, ставящих персонажей под угрозу смерти. Задания особые, задания рядовые, бои, несчастные случаи. До поры до времени персонажам романа везет. Первые, короткие и победительные, главы проносятся с легкомысленным присвистом: героям все нипочем. Все удается легко, смерть воспринимается отдаленно и смешливо. Так, первый эпизод — пост на крыше школы — демонстрирует несерьезное, наивно-мечтательное отношение героев к войне:

“Мнекажется смешным, что мы, здоровые мужики, ползаем по крыше”;“Саня ложится на спину, смотрит в небо. „Ты чего, атаку сверху ожидаешь?” <…> Бьет автомат, небо разрезают трассеры. Далеко от нас. „Трассеры уходят в небо...” — думаю лирично”; “Мешают гранаты, располагающиеся в передних карманах <…> Вытаскиваю их <…> Они смешно валятся и пытаются укатиться, влажно блестят боками, как игрушечные.

Но вот персонажи впервые сталкиваются с настоящей смертью — она проходит в опасной близости от них, хотя все-таки мимо. Без приключений сопроводившие колонну машин во Владикавказ, герои узнают, что на другой дороге обстреляны возвращавшиеся домой дембеля. Траурный парад мертвых тел на площадке возле местного аэропорта — эта сцена впервые поразит реальностью военной смерти и героев, и читателей. Во время обстрела местного рыночка гибнет кто-то из десанта. “Смерть к нам заглянула”, — говорит по этому поводу командир. Его слова подводят к серединной части романа о войне.7

Битве за школу — самому долгому и трагичному из эпизодов — посвящены последние пять глав. Это финальная часть изображенной автором войны. Сквозной мотив смерти-воды задает начавшийся в девятой главе дождь.

Уже отвыкшие от бдительного слежения за смертью, герои превращают строгие поминки погибших товарищей в разнузданную пьянку. Даже часовые на крыше просят водки — и засыпают в коридорах школы, покинув пост из-за ночного дождя. Вмертвую пьяные, солдаты не слышали, как ночью чеченские боевики сняли взрывные растяжки с окружавшего школу забора и стали постепенно пробираться внутрь. Проснувшийся раньше всех в туалет, Егор видит чеченцев, волокущих прочь полуголого военного доктора. Атака боевиков. Сюжетные линии детства героя и войны сходятся: эпизод посещения мальчиком Егором могилы отца монтируется с первым ранением героя.

Помощь не приходит, рация не работает, патроны кончаются, командир в отъезде. Медленно нараставшее напряжение (усложнение боевых заданий, усиление недобрых предчувствий) взрывается трагедией обреченного на поражение боя за маленький, позабытый начальством пост. Прилепин демонстрирует классическую героику и драму войны: вызывающее спокойствие или потерянность бойцов, конфликт малодушия и мужества, гибель братьев и лучших друзей.

Вода-смерть овладевает гибнущим постом — фактически (вода из оврага подступает к школе, вместе с врагами проникает внутрь) и метафорически:

“Первый этаж залило водой. Грязная вода дрожит и колышется. Беспрестанно сыпется в нее с потолков труха и известка, — кажется, что в помещении идет дождь”

Вода, символ приближающейся смерти, открывает и завершает роман: остатки взвода ныряют в грязевой ливневый омут — бегут из школы через овраг. Попытка героя выплыть и спастись закольцовывает финал с началом романа, напоминая нам о символической сцене спасения героя и его сына из реки. Повсюду, кажется, торжествует смерть — но жизнь не сдается внутри взирающего на гибнущую реальность человека:

“А мне все равно… Но нет, мне не все равно, — что-то внутри, самая последняя жилка, где-нибудь Бог знает где, у пятки, голубенькая, еще хочет жизни”.

«Патологии» - роман о том, что всякая бессмыслица достойна того, чтобы вести с ней войну. И если главная бессмыслица – это смерть, то лучший отпор, какой можно дать ей – наполнить жизнью каждое мгновенье. 

В романе есть все, чтобы держать читателя в напряжении. Живая смена эпизодов, внутренний динамизм, ориентированный на противоестественность происходящего, психологические коллизии в отношении главного героя, находящегося между войной и любовью, как между молотом и наковальней. Чего в этой книге точно нет так это покоя, созерцательности, умиротворения и рассудительности. Она построена на эмоциях. Вторая стихия повествования – огонь. 

Огонь и земля. Страсть и тело, отданное ей на растерзание. Невысказанная мистика нахождения между жизнью и смертью. И все-таки книга Прилепина дышит именно жизнью, а не ее противоположностью. Только истинно живой человек, живой в высоком смысле этого слова, может так остро, болезненно, всеми порами тела переживать несправедливость происходящего. Своеобразна композиция романа. Главы о войне и воспоминания о другой жизни перемежают друг друга, создавая специфически ориентированный узор, в котором пламя войны и пламя любви сливаются в нечто однородное. В этой новой субстанции бессловесно сквозит нечто не от мира сего. И в то же время место действия – земля, со всеми ее чисто земными, чуждыми любой мистике атрибутами. Ну что такого особенного в водке? А она – третья стихия романа. Драконова вода, призванная убить страх, дать душе возможность забыть, насколько хрупко ее пристанище. 

Все в этой книге сделано из грубых, необработанных материалов. Есть в этом тексте своя пещерность, звериность, первозданность. Тем не менее, автор ее – филолог. Безусловно, в подаче материала им руководили определенные принципы, а не единственно возможный подход. Автор сознательно избирает путь, который, по его мнению, скорее любого другого соединит его реальность с реальностью далекого и загадочного Читателя.8

Взяв первый раз в руки книгу и прочитав название, наивный читатель может вообразить, что патологией автор считает войну. Однако при чтении романа такого впечатления не возникает. Напротив, Прилепин пишет книгу о мужском братстве, собственно, возникающем исключительно благодаря войне и придающем ей смысл. Показательна такая сцена:

— А у нас тут чеченцы, моченные в сортире... — говорит Плохиш.

Зная, что у Плохиша спрашивать что-либо бесполезно, обращаюсь к Вальке:

— Чего случилось?

— А пробрались двое... В туалет влезли, в окно. Плохиш прямо к туалету подбежал, кинул две гранаты. Потом зашел туда, вон автоматы притащил...

Гордый, что есть такие пацаны в мире, я смотрю на Плохиша...

— Все в говне и в мозгах... — начинает Плохиш и тут же обрывает себя: — Слышь, Хасан, давай твоим собратьям бошки отпилим?

Хасан кривится и не отвечает.

Плохиш вытаскивает нож, хороший тесак, и, косясь на Хасана, начинает им забавляться, колупать стол.

 

Материализация знаменитой путинской метафоры вызывает у героя “гордость за пацанов”, которая немедленно трансформируется в ненависть к врагу, определяемому исключительно по этническому признаку, и обращается на своего “брата”, Хасана, чеченца, воюющего на стороне федералов. И все это подается как “пацанское братство”:

“Как я их люблю всех... — думаю я. — И ведь не скажешь этим уродам ничего... Как я боюсь за них. За нас боюсь... — еще думаю я”

Во всем этом Прилепин ничего патологического не обнаруживает. Вообще слово “патология” встречается в романе лишь однажды, но совсем не в привычном смысле: “Там, где кончается равнодушие, начинается патология”, — говорит возлюбленная повествователя в сцене “после соития”. Иначе говоря, “патологией” в этом романе вполне иронически именовалось то, что в “Саньке” патетически определяется как “все, что есть в мире насущного”, что не нуждается в идеологии и воспринимается на нутряном уровне, исключающем равнодушие.

На мой взгляд, роман "Патологии", наверное, самый тяжелый для восприятия из произведений Захара Прилепина. Но это тот случай, когда, как после тяжелой болезни, чувствуешь облегчение и что-то светлое появляется внутри. Это книга о чеченской войне - явлении, которое затронуло каждого живущего в нашей стране, пусть не лично, но ведь у каждого из нас есть друг, знакомый, сосед, наконец.

Повествование ведется от первого лица - русского спецназовца,участника боевых действий. Как и всегда, в книгах Прилепина, чувствуешь себя в эпицентре происходящих событий. Мне кажется, дело в том, что автор пишет только о том, что сам пережил и хорошо знает, поэтому веришь тому, о чем читаешь. Рассказ о войне перемежается с воспоминаниями о детстве и любви, оставленной в мирной жизни. От этого герой становится еще ближе, родней, понятней. Как уже было сказано, главный герой - не Рокки и не Терминатор, он обычный человек, которому не чужды страх смерти, боли, мужская ревность.

Стиль написания у Прилепина особенный, его не перепутать ни с кем. Автор не пишет о "лазурных горизонтах" и "коралловых закатах",а простыми,но точными словами создает для читателя четкую картинку.

Вроде бы много уже сказано, написано, показано о чеченской войне. И все знают, что было слишком много заинтересованных в ее продолжении,что на чеченской стороне воевали не только чеченцы, а на российской - не только русские, да и война, наверное, не может быть честной по определению. После прочтения этой книги я поняла, почему Захар Прилепин много лет находится в активной оппозиции к нашей действующей власти. Думаю,книгу стоит читать тем,кто не боится слышать правду.