Читатели о романе «Обитель». Часть 7
***
В отзыве СПОЙЛЕРЫ.
Книга, безусловно, сильная, можно сказать, вымученная и выстраданная. О потраченном времени не пожалел однозначно. Читается вопреки первому впечатлению легко, сюжетные линии не затянуты.
Отдельно следует сказать о манере повествования.
Прилепин пишет не просто образно, а прямо-таки образами; их немыслимо много, практически в каждый абзац впаяна такая метафора, которой вы никогда не видывали. Сравнения у Захара сильные, яркие, очень смелые и очень, зачастую, жестокие, а оттого — страшные. Практически нет подробных описаний местности, внешнего вида людей в привычном для подобных приемов виде, Захар использует емкие картины, заменяющие целые абзацы. Вот скажет, например, что у чекистов зубы будто в череп корнями вростают, и сразу все ясно-понятно с этими чекистами, что еще нужно знать? И в отблеске подобных приемов текст действительно выглядит некоего рода метафизическим, как и сказано в аннотации.
Хотя, по-моему личному мнению, все-таки небольшой перебор вышел с этими вспышками фантазии, как-то они обесцениваются в таком количестве. Насколько меня поразила красочность описаний на первых страницах, настолько же эта красочность приелась, когда страниц едва перевалило за сотню.
А теперь я позволю себе заговорить о том, что мне не понравилось. А не понравился мне Артем Горяинов.
Персонажи прописаны великолепно, — и положительные, и отрицательные, и чекисты, и урки, и белогвардейцы, — все, окромя главного героя, который первую половину книги откровенно никакой, а вторую — и вовсе омерзителен. Что бы понять это, следует вчитаться в текст и осознать сложившееся отношение ко всей этой толпе людей в частности и отсутствие какого-либо отношения к Артему, которому, казалось бы, надо сопереживать. Нет, Артем — прозрачный, стеклянный, через него неокрашенного мы смотрим беспристрастно на то, что происходит в лагере. Главный герой в моих глазах прошел несколько стадий своего развития, постепенно преображаясь и трансформируясь. Первая стадия -, как уже сказано, стеклянный человек. Не плохой, но и не хороший, «ровный» такой пацан, позволяющий наблюдать не окрашенные эмоционально события окружающего мира. Вторая стадия — казалось бы, превращение в «настоящего мальчика» в свете амурной линии, воздыханий по Галине, всех этих поцелуев и объятий, но нет, в какой-то момент перед нами оказывается все еще стеклянный, но уже не человек, а животное — возможно и скорее всего — насекомое, эдакий паук, который кроме того, как выживать, не занимается ничем. Все действия, — сознательные и не совсем, — главного героя подчинены идее выживания как самоцели, выживания с полным пренебрежением не только к окружающим, но и к самому что ни на есть «расчеловечеванию». В определенный момент Артем и сам себя принимается идентифицировать как что-то не совсем живое, так ему кажется, да и окружающие постоянно на это намекают. В эпизоде с исповедью Захар открыто сообщает читателю, что у Артема серьезные внутренние проблемы, а чуть позже вместе с ликом святого, запечатленного на одной из стен Секирки, лагерник Горяинов ложкой окончательно соскабливает с себя человеческий облик, и предстает перед нами насекомым уже не прозрачным, а каким-то серо-бурым что ли.
Волнующий меня вопрос — как сам автор относится к лагернику Горяинову? Неприятен ли он ему самому, или служит образчиком естественной озлобленности и черствости в условиях кошмара и всеобщего помутнения? Если первое — книга написана безупречно.
В карцере с упырями и сволочами чекистами Артем выглядит не домокловым мечом, даже не тросом гильотины, а шуршащей и извивающейся, захлебывающейся своей злобой гадюкой, и я не восклицал вместе с Моисеем Соломоновичем:
— Артем, а как же — сердце?
Я знал, что к этому существу уже бесполезно обращаться, как к человеку.
Очень по-человечески жаль Галю. Особенно после прочтения ее дневника. Симпатия к этому персонажу при всех ее противоречиях укрепляет негативное отношение к гг.
Но.
Обычно неприятный персонаж всю книгу пачкает своей неприятностью, формируя в целом отрицательное впечатление от чтива, а Захару следует отдать должное и признать, что «Обитель» представляет собой первую (на вскидку) книгу, которая понравилась мне, несмотря на явное отвращение к герою повествования. Настолько мастерски она написана.
П.с. Хотя надо еще поразмыслить о том, кто на самом деле главный герой в «Обители». Дневник открывающейся читателю с иной стороны Галины и биография столь неоднозначного Федора Ивановича как бы непрозрачно намекают на расставляемые автором акценты, а вопрос (конечно же, риторический) писателя в конце «Примечаний» и вовсе выводит в основное действующее лицо всю эту массу людей, а не кого-то одного.
И да, книга задает огромное количество вопросов, над которыми еще предстоит думать.
Так что читать стоит однозначно.
П.п.с. Дописываю отзыв спустя некоторое время. Не покидает ощущение того, что между животным поведением уверенного в своей неприкосновенности Артема в карцере и печальными по отношению к нему дальнейшими событиями (СПОЙЛЕР!!! — связанными с размером срока) прослеживается четкая причинно-следственная связь.
***
Не показывай, что отдыхаешь, — сказал Артём. — Даже если ходишь без дела — делай вид, что при деле. Работай не медленно, но и не быстро. Как дышишь — так и делай, не сбивай дыхания, никуда не опоздаешь здесь. Не показывай душу. Не показывай характер. Не пытайся быть сильным — лучше будь незаметным. Не груби. Таись. Терпи. Не жалуйся, — говорил Артём с закрытыми глазами, словно бы диктовал или, если ещё точнее — слушал кого-то и повторял за ним.
Эх, Артём, Артём. Ты же всё правильно говорил. Ты же знал как нужно вести себя в этом плавильном котле. В этой зубастой пасти с клыками.
Почему же ты сам всегда поступал с точностью до наоборот?
Возможно, потому что твои слова на самом деле не были твоими мыслями. А мысли сразу становились поступками. Но и мысли и поступки были случайными — наверное, так же случайно ты и отца убил.
В мыслях ты часто видел себя ребёнком, может все твои поступки — недошаленные детские проделки?
Но в СЛОНе
детей не ставят в угол, а сразу кладут во гроб!
Но какое-то чудо, дьявольское везение всегда приходит на выручку и ты остаёшься живым, вопреки всем законам лагерной жизни.
А может, это автора романа, как невидимый проводник и ангел-хранитель везде сопровождает тебя и во-время уводит в нужное место, или сводит с людьми, с которыми ты проходишь очередной круг ада, падаешь, снова встаёшь, и после всего смело швыряешь в лицо своим обидчикам:
— Санников! — На исповедь! Причащаться! Собороваться! Дзииинь! Санников, кому сказал! Отставить спать, саван уже пошили! Рябчиков зажарили, ягнёнка зарезали, конину спекли — теперь тебя будут жрать, плотва белобрысая.
Кстати обратили ли вы внимание, что автор не оставляет Артёма ни на секунду? Он всегда с ним и всё, что происходит в лагере мы видим глазами Артёма. Никаких параллельных сюжетных линий или лирических отступлений, не связанных с главным героем.
Удивительное мастерство Прилепина — удерживать интерес читателя на протяжении большого романа на одной сюжетной линии и одном герое. Хотя, конечно, при этом перед нами проходят, проскакивают, пробегают сотни разных судеб и событий.
Кажется, что это сам Прилепин, а не СЛОН пытается перевоспитать Артёма и перевести его в разряд положительных героев. А Артём, как может, этому сопротивляется и эта борьба персонажа с автором — замечательная находка автора, да ещё в условиях такого лагеря, где перевоспитание — это практически безнадёжное дело.
Вот уже что-то понял Артём, и мы уже чувствуем симпатию к нему, он уже почти положительный персонаж, но тот вдруг устраивает жестокую драку. И снова мы вешаем на него негативный ярлычок, но вот он опять нам симпатичен, когда, к примеру, пытается остановить пылкую обвинительную речь Осипа в присутствии матери, чтобы поберечь её нервы и оградить от лишних переживаний, но выскакивает из кельи…«ударив Трояновского в губы»
Эйхманис — один из тех, кто удивляет. Возможно, что задумка СЛОНА была именно такой, как её описывает нач.лагеря. И у Прилепина Эйхманис — как воплощение первоначальной идеи, а не того, что на самом деле из этой идеи получилось.
В послесловии Прилепин пишет о том, что работая над романом, он встречался с дочерью Эйхманиса. Может быть симпатия, возникшая во время той встречи повлияла на образ Федора и он получился именно таким.
Спасибо Прилепину за великолепный язык романа. Это большое произведение, совершенно лишено избыточности. Каждая фраза на месте. Каждое предложение интересно и образно.
А диалоги Артём с самим собой — это вообще потрясающая находка. Причём кажется, что они не придуманы, а просто пришли в голову: здесь и сейчас, сами собой. Очень естественны, с хорошим чувством юмора и прекрасно дополняют импульсивный характер парня.
«Может, на всём острове снег разгрести? — прикинул он. — Как раз до утра забот… Или хотя бы возле Галиного дома. Выйдет Крапин, скажет: вот чудо, на весь остров снег выпал, а этот дом как куполом накрыли… Может, в Бога уверует наш милиционер…»
«Вот бы зажмуриться на минуту, потом раскрыть глаза, а там… ну, скажем, земля — и над землёй надпись „Норвегия“, пусть даже не по-русски… И на причале стоят люди с хлебом-солью по-норвежски… Бах! — выстрелила пушка: заждались мы вас, Артём и Галина, горе-путешественники, беглецы, дезертиры! Пойдёмте определим вас в тёплые квартиры — ванны, полные шампунем, пенятся уже, кипяток бьёт с торопливым журчанием в пену…»
И очень нестандартно, нешаблонно то. что герой в конце всё-же НЕ приходит к богу. Нет! Далеко неслучайны в романе оба «владычки»: Иоанн и Зиновий. Сильно написана сцена всеобщего религиозного помешательства на Секирке.
Но Артём- не с ними. Он не в толпе. При этом он всё пропускает через себя и сам ищет ответы, исключительно своей головой и через свой опыт.
Бог есть, но он не нуждается в нашей вере. Он как воздух. Разве воздуху нужно, чтоб мы в него верили?
В чём нуждаемся мы — это другой вопрос.
Потом будут говорить, что здесь был ад. А здесь была жизнь.
Смерть — это тоже вполне себе жизнь: надо дожить до этой мысли, её с разбегу не поймёшь.
Что до ада — то он всего лишь одна из форм жизни, ничего страшного.
Один из самых мощных современных романов, пожалуй лучший, из прочитанных за последний пару лет.
***
Замечательная книга Прилепина, на мой взгляд, не похожая на остальные его произведения. Живые образы, полное ощущение присутствия, соответствующий стиль написания: не слишком блатной (от этого устаешь), и не прилизанно-интеллигентский (эффект присутствия исчезает), а ровно посередине.
***
Давно мне так не переворачивало душу, как после прочтения «Обители» Захара Прилепина. Начинала читать с мыслью, что можно ожидать от молодого, пусть и очень талантливого писателя, после Шаламова и Солженицына, прошедших круги лагерного ада. Но оторваться от книги не могла уже с первых страниц. Как назвать этот роман? Исторический? Да, но и приключенческий. В аннотации его называют метафизическим романом, в каких-то рецензиях — плутовским.
Какая большая и кропотливая работа автора чувствуется за страницами романа. Сколько же было им перечитано документов, мемуаров, художественной литературы? Такой калейдоскоп образов, судеб, характеров. 20-е годы, первое поколение советских заключенных-лагерников. Белогвардейцы, каэры, духовенство, поэты, музыканты, артисты, попавшие на Соловки прямо из салонов Серебряного века, уголовники, ученые…. Что соединило их вместе? «Это не лагерь, это лаборатория». Абсурдная идея власть имущих о возможности перековки этих людей в новый тип советского человека, закончившаяся чудовищным зверством.
Тяжело следить за судьбой Артема Горяинова, который из стихийного бунтаря, человека без веры, жизнелюба перековывается в потухшую лагерную пыль.
Замечательный язык романа, живой, богатый.
Не пишется мне что-то более подробно. Наверное, эмоции должны улечься.
***
Это настоящая литература. Литература, которая не отпускает даже после того, как последняя страница перелистнута… Книга прочитана, но ты так и продолжаешь жить в этой истории, словно незримый дух за спинами героев… И скучаешь по ним… И грустишь, потому что в основе не выдуманные персонажи, а реальные люди, которые ходили, дышали, чего-то желали, к чему-то стремились, совершали ошибки, но жили… Когда-то… Давно… И от этого ещё больнее за их судьбы…
Мы привыкли, что главные герои в книжках исключительно положительные. Максимум отрицательного: этакий Робин Губ, отнимающий у богатых и раздающий бедным, и Граф Монте Кристо, мстящий герой, делающий из своих обидчиков фарш, образно говоря. Наверно поэтому ещё неприятнее когда главный герой, вовсе не герой. Слишком похож на живого, из плоти и крови, человека. И наверно именно то, что это отражение, становится ещё противнее. Потому что примеряя порой на себя поступки героя, понимая их неблагообразность, нельзя с полной уверенностью сказать, что в подобной ситуации ты сам, ты-Вася, Петя, Ваня-поступил бы по-другому.
С самого начала книги я наблюдала духовное падение главного героя-лагерника Артёма. Живя в невыносимых условиях-работа от зари до ночи, до кровавых мозолей, постоянный голод, антисанитария, холод, клопы, унижения со стороны начальников из таких же лагерников — Артём всё ещё находит в себе силы быть на стороне правды, заступиться за обижаемого. Это идёт у него откуда-то из глубины: сам не понимая, как так получилось, что он только подумал, казалось, а на деле произнёс вслух. Эта жажда справедливости всплывает в нём против воли. Хоть холодная голова и говорит: не суйся, сиди тише, но горячее сердце само вкладывает в его уста слова, даже понимая, что за такое заступничество он поплатиться. И вот парадокс: чем лучше становятся условия жизни Артёма, тем более он деградирует. У него уже есть своя койка, келья на двоих, дополнительный паёк — и в нём уже появляется изворотливость, лесть, умение промолчать и закрыть глаза на несправедливость. Потом у него появляется особый статус при главном, еда, можно сказать деликатесная, работа, на которой по сути и работать не надо, женщина (вообще исключительный случай для лагеря!)-и он уже оправдывает всю систему, появляется жадность (хотя раньше, когда и есть нечего было, мог поделиться), зависть, некая безжалостность, высокомерие. Артём становиться похож на тех, кого лишь недавно презирал. Уверена, при такой жизни через полгода, вложи ему начальство в руки палку и отправь следить за работами лагерников, или дай ему возможность вести допросы, он безжалостно и цинично выполнял бы свою работу, избивая тех, с кем недавно ел из одной миски. Как это можно объяснить? Как это можно оправдать? Нам, живущим в другом веке, в относительной свободе, этого не дано понять в полной мере. Можно ли осуждать тех, кто для того чтобы выжить становился палачами или стукачами? Ведь инстинкт самосохранения самый древний и самый сильный. Может ли с ним тягаться чувство собственного достоинства, жажда справедливости, гуманизм? История показывает, что может, но это наверно столь редкое исключение… Только человек с очень крепким внутренним стержнем, с непоколебимой верой в справедливость наверно может остаться верным свои принципам даже перед лицом смерти. Ведь кто больше всего зверствовал? Начальство, большое и маленькое из таких же лагерников. Власть и привилегии портят человека, вернее как калька, проявляют плохое, что в человеке есть. А сможет ли он победить этих демонов?
Потом, в дневнике Галины я смогла найти ответ, почему же лагеря, задумываясь как исправительное учреждение, из которого должны выходить люди, готовые служить обществу, превратились в огромную камеру пыток и садистки-увеселительное заведение:
Среди 600 человек обследованных вольнонаемных и заключенных работников ГПУ оказалось около 40 процентов тяжелых психопатов-эпилептоидов, около 30 процентов — психопатов-истериков и около 20 процентов других психопатизированных личностей и тяжелых психоневротиков
Они становились ТАКИМи там, или уже попадали туда такими? Несомненно, можно часами рассуждать на тему кто виноват и что делать, но я убеждена: рыба гниёт с головы. Начальство не могло не знать, знало и ничего не делало, тем самым развязывая руки садистам и психопатам, и более того, ставя их на мелкие руководящие должности.
Ад случился не по искреннему желанию его совершить, а в силу человеческой природы и обстоятельств. Люди, которые собираются кого-то уморить, не организовывают ботанические сады, театры, газеты.
из интервью З. Прилепина
Вернусь к Артёму. Наверно его моральная деградация так и продолжалась бы, если бы его сладкая жизнь так и продолжалась бы. Не удалось ему избежать этого судного креста, на вершине которого находится Секирка.
По мнению владычки Иоанна земные Соловки — место для раскаяния, он призывает «покаяться». У Бога «есть свои Соловки для всех нераскаявшихся, в 100 тысяч раз страшнее». Артем чувствует необходимость покаяния, но не может переступить через гордыню, свое неверие в бога «Бог не мучает. Бог оставляет навсегда. Вернись, Господи, убей, но вернись». Теряя друзей, осознавая всю бессмысленность борьбы, отсутствие справедливости, Секирка его ломает. И выходит оттуда сломленный духом человек, который толком не может ничего сделать. Осознавая свои грехи, как в орденах, Артем не раскаялся и потерял себя: «сам пропал, как будто его потянули за нитку и распустили». Он становиться неразговорчив, нелюдим, надо украсть-украдёт, надо не заметить-закроет глаза. Живёт внутри себя, приспособился, окончательно пообтёрся. Но где-то в глубине его сломанной, истерзанной души, остаётся что-то человеческое, что не удалось убить всем этим адом. Соловки его так и не отпустили, ему дали 2-й срок, а потом и смерть на острие ножа.
Безусловно, Прилепин провёл титаническую работу и писательскую, и архивную.
***
Один из лучших русских романов нового времени. Без преувеличения. Давно я не был настолько поглощён текстом. Для меня это один из важнейших показателей качества написанного — степень поглощения. Повторюсь, с этой книгой она была запредельной. Может быть, свою роль сыграла и описываемая в произведении эпоха — красный террор в рождении, когда ужасы 30-х годов ещё казались нереальными, но уже люди захлёбывались бесправием, попадая под каток государства, которое щадило лишь избранных. Соловки — зерно. Оно проросло в ГУЛАГ, растёт и до сих пор: современные исправительные колонии ещё никто не отменил.
Единственное, что меня разочаровало, так это финал истории. Всё-таки я надеялся, главный герой спасётся. Но тогда это превратилось бы в чистую романтику, далёкую от правды.
***
ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ
Трудно быть богом. Об этом я, родившаяся в 60-х, узнала из книг Стругацких и непосредственно от дона Руматы. Его диалог с Будахом заложил основы моего представления о мире…
«— Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
— Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
Но в 20-е годы того же бурного 20-го века мудрых Стругацких еще не было. В душах людей бурлила надежда, они хотели быть богами. Весь мир насилья разрушить, а затем — построить новый, сверкающий и прекрасный. Одним из таких мечтателей-практиков был Федор Эйхманс (в романе «Обитель» — Эйхманис), первый комендант Соловецкого лагеря. У него было многое: жажда деятельности, власть, сила, материалы, люди. Одно плохо: людишки старого пошиба, как один с изъянами. Кто глуп, кто жесток, кто вор, кто каэр, кто старый элемент, кто непойми-какой. Поэтому не очень хорошо получалось у Эйхманиса. Поэтому становилось ему с каждым днем все яснее и яснее, что трудно быть богом. Поэтому приходилось ему, напившись, оправдываться перед попавшимися на глаза зэками такими вот словами:
«— Пишут, что у нас тут голые выходят на работу! А если это уголовники, которые проигрывают свою одежду? Я сам их раздеваю? Знаете, что будет, если я раздам им сейчас сапоги всем? Завтра половина из тех, кто имеет сапоги, будут голыми!»
Эйхманис всю вину сваливает на негодный народишко: они ведь сами мучают друг друга, сами! Прорабы, рукрабы, десятники, мастера, коменданты, ротные, нарядчики, завхозы и прочие «начальнички» — они ведь все заключенные! И сами, как только есть возможность, мучают и обижают нижестоящих. Как же быть богу, как же улучшать такой мир? Эйхманис, правда, не сдается. У него есть, чем похвастаться, чем погордиться! Налажена лесозаготовка, рыбная и тюленья ловля, известково-алебастровый, гончарный, механический заводы. Кожевенные, сапожные, кирпичные и прочие мастерские. Электрификация острова! Железная дорога, торфоразработки, сольхоз, пушхоз и сельхоз! Заповедник и биосад! Театр, даже два театра! Оркестр, и тоже два! Редкие породы лис!
Читатель, конечно же, качает головой… Редкие породы лис, говорите… Тут любого человека могут расстрелять ни за что (по настроению большого начальника), посадить в ледяную воду, «поставить на комарика», заморить голодом… Тут унижают человеческое достоинство, растаптывают личность, добиваются полного подчинения, оболванивания, расчеловечивания… И оправдывают это сохранением ценных пород деревьев и животных! Абсурд. Но тут же рядом подает голос священник Иоанн, который самозваных человеческих богов не признает, но признает «настоящего», небесного. Он находится в самой середине соловецкой каши, он видит все страдания окружающих и страдает сам, но не устает увещевать и уговаривать: бог есть, он любит и не бросает заблудшие души. Да, любой красноармеец, встретившись с тобой на площади, может без причины дать тебе с размаху в зубы, но ведь иногда и не дает? Проходит мимо, и ты идешь себе дальше, с целыми зубами, наслаждаясь отсутствием боли в данный конкретный момент! Разве не хорошо? Как хотите, а для меня такие «уговоры» — ничуть не лучше разговоров о пушнине. Что тут, что там — огромные проблемы бога поладить со своими подопечными, устроить им какое-никакое нормальное житье, огородить их от самих себя. Получается, что трудно быть богом и на небе, и на земле.
Что-то потянуло меня на философию. А где же рецензия на книгу Захара Прилепина «Обитель»? Поскольку уже много хороших отзывов на ЛайвЛибе, могу только повториться. Замечательный роман, настоящая Большая Книга русской литературы. Чудесный язык, выразительный и живой — некоторые фразы хотелось запомнить, записать, повторить…, но сюжет тут же тянул дальше, дальше, не останавливайся, и приходилось надеяться на последующее, более медленно и вдумчивое перечитывание. Также повторюсь за теми, кто считает, что «Обитель» — это прыжок Прилепина выше самого себя, лучшая его книга. Как-то сумел он — личность политически и медийно противоречивая, для меня лично очень сомнительная — нарисовать огромное полотно со множеством действующих лиц, событий, мнений, и не начать это все оценивать, выводить мораль, ставить личные акценты. Отстраненность и безличность — вот одно из главных достоинств книги. Я давеча хотела какой-то морали в английском романе, но здесь, здесь — боже упаси! Здесь замечательно было слышать мысли Артёма, проникать в его чувства — и не видеть стоящего за его плечом автора. В одной из рецензий на роман я прочитала претензии по поводу того, что «Прилепин очаровался» мужественностью Эйхманиса, силой власти, большевиками. Нет, я считаю, это не Прилепин очаровался, это Артём был какое-то время очарован, да, но не более. Артём, чем дальше, тем больше, напоминал мне Андрея Воронина из «Града обреченного». Воронин по ходу получения все большей и большей власти становится порядочным гадом; представления о жизни у него более чем советские — но это не значит, что Стругацкие думали так же. В «Обители» автор не тождествен главному герою, выводы не навязываются, дана полная свобода оценок. Хочешь — восхищайся Эйхманисом, который написан щедро и мощно, хочешь — владычкой Иоанном, изображенным с любовью и нежностью. Хочешь — уважай Василия Петровича, спокойного и внимательного товарища по нарам, а хочешь — негодуй на него же, за его сомнительное прошлое. Хочешь — загорись желанием стать богом и исправить этот мир, который прошлые боги — за отсутствием необходимого опыта — устроили неудачно. Хочешь — зарекись на веки вечные переделывать этот мир, потому что… см. выше.
***
Часто ли задумываешься во время чтения о том, как вообще у писателя все это появляется? Откуда приходит? Обычно знаешь универсальное определение «сочинил» и вполне им удовлетворяешься. Чаще всего раз и навсегда удовлетворяешься, ведь зачем вникать в процесс, когда потребляешь его готовые плоды. Но здесь… здесь я столько раз задерживала дыхание и беззвучно произносила: «Как?! Откуда у него это?! Кто водил рукой? Та самая Муза или бери выше?» Ответа у меня нет, планка так высока, что я не рискую даже пытаться понять механизм появления у Прилепина этой книги.
Отдаю себе отчет, что нелепо связывать эмоцию восторга и книгу лагерной тематики, книгу о тяжком человеческом (или скорее нечеловеческом) пути, о людях в бесчеловечных условиях и людях, что не совсем люди. Что ж, значит, не восторг, значит, не будет определения тому мощному чувству, которое сопровождало на протяжении всего чтения, а будет роспись в собственном бессилии написать осмысленный отзыв. Мне вообще кажется, что к «Обители» уместны или профессиональные рецензии от литературоведов и критиков, или эмоциональные, «общевпечатленческие» отзывы от «просточитателей»: как-то мелко и даже нелепо просто перечислить героев и очертить фабулу, мол, Артем Горяинов из Москвы да на Соловки, да на нары, да на Секирку…
Отрывочные вспышки-ощущения:
— Какой же русский язык! Не знаю, надо ли расшифровывать или это ощущается любым читателем на уровне непосредственного восприятия, необъяснимого органами чувств и устройством психики. В одном из отзывов нашла упрек в излишней классичности и соблюдении «ветхого реалистичного канона», что ж, для кого-то это книжная погибель, а для меня — высшая проба русской словесности.
— Какие попадающие в нерв диалоги, какие обжигающие сцены, фразы («Работу сделали неожиданно скоро — всех мертвых победили на раз» — об очистке территории кладбища под скотный двор)…
При всем моем неоднозначном, мягко говоря, отношении к самому Прилепину всячески желаю ему получения «Большой книги». Сбудется ли пожелание, узнаем совсем скоро…
***
Слышал ранее восторги о языке книги и решил приобщиться! Присоединяюсь к ним, всё правда — автор просто виртуоз слова. Вряд ли возможно получить такое качественное изложение в переводных изданиях. В ходе чтения кажется, что чуть ли не половину предложение можно смело растаскивать на цитаты. Лаконично, емко, поэтично…
Но и сама книга… Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) — это очень непростая тема. Автор исторически подкован. Очень убедительные описания, увлекательный сюжет, внутренняя трансформация главного героя… В общем, книга уникальная, автору спасибо.
***
После прочтения этого огроменного романа З. Прилепина я с радостью поняла — отечественная проза не умерла, она существует! Для меня всегда главная ценность произведения заключается в возможности читать его между строк. А тут море аллюзий и реминисценций! В первую очередь, конечно, возникают ассоциации с лагерной прозой А. Солженицына и В. Шаламова. Вообще писать о советских лагерях после столь маститых авторов — это уже смелый поступок. Ведь всё равно будут сравнивать!
А владычка Иоанн? Это же будто старец Зосима из «Братьев Карамазовых» — очень сильное сходство, вплоть до портретного. И вообще, есть в «Обители» какая-то достоевщинка. Артем, главный герой повествования, почти не прилагая усилий, плывет по течению, но его, словно Алешу Карамазова, любят и принимают самые разные люди. Как будто про него сказано у Достоевского: «…оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть напротив почтут за удовольствие». Чрезвычайно важное место в романе также занимают сны Артема, на ум при прочтении этих эпизодов, естественно, приходят сны Раскольникова из «Преступления и наказания», что, в свою очередь, только усиливает параллели с Достоевским.
Самый интересный для меня смысловой пласт романа связан с христианством. Попытки советской власти создать новый тип людей привели к созданию экспериментальных лагерных поселений, где этих людей и пытались «воспитывать» в ускоренном темпе. Но если Бог, создав людей по своему образу и подобию, за тысячи лет селекции не добился успеха, то могли ли большевики рассчитывать на иной результат? Почему вообще мораль и нравственность не приживаются в нашей стране? Не потому ли, что мы всё происходящее с нами уже воспринимаем как наказание за грехи наших предков? А раз мы уже грешны, то какой смысл чтить заповеди? Если же грех можно замолить, то зачем сдерживать себя? Соверши проступок, а потом получи прощение!
И только главный герой ведет себя иначе. Да, он грешит, но происходящее воспринимает как испытание, с которым он по слабости своей иногда не справляется. Но ведь если ты получил двойку за контрольную, ты не бросишь из-за этого учиться?
Где-то ближе к финалу у Прилепина есть просто блестящая сцена. Когда кажется, что героя окончательно сломили, он неожиданно совершает Поступок, и оказывается, что Бог все еще благоволит ему. Очень светлая сцена после довольно жестокого финала, дарящая надежду на чудо. А ничто другое нас уже и не спасет…