Читатели о романе «Обитель». Часть 7
Pachkuale_Pestrini, 17.02.2015
В отзыве СПОЙЛЕРЫ.
Книга, безусловно, сильная, можно сказать, вымученная и выстраданная. О потраченном времени не пожалел однозначно. Читается вопреки первому впечатлению легко, сюжетные линии не затянуты.
Отдельно следует сказать о манере повествования.
Прилепин пишет не просто образно, а прямо-таки образами; их немыслимо много, практически в каждый абзац впаяна такая метафора, которой вы никогда не видывали. Сравнения у Захара сильные, яркие, очень смелые и очень, зачастую, жестокие, а оттого — страшные. Практически нет подробных описаний местности, внешнего вида людей в привычном для подобных приемов виде, Захар использует емкие картины, заменяющие целые абзацы. Вот скажет, например, что у чекистов зубы будто в череп корнями вростают, и сразу все ясно-понятно с этими чекистами, что еще нужно знать? И в отблеске подобных приемов текст действительно выглядит некоего рода метафизическим, как и сказано в аннотации.
Хотя, по-моему личному мнению, все-таки небольшой перебор вышел с этими вспышками фантазии, как-то они обесцениваются в таком количестве. Насколько меня поразила красочность описаний на первых страницах, настолько же эта красочность приелась, когда страниц едва перевалило за сотню.
А теперь я позволю себе заговорить о том, что мне не понравилось. А не понравился мне Артем Горяинов.
Персонажи прописаны великолепно, — и положительные, и отрицательные, и чекисты, и урки, и белогвардейцы, — все, окромя главного героя, который первую половину книги откровенно никакой, а вторую — и вовсе омерзителен. Что бы понять это, следует вчитаться в текст и осознать сложившееся отношение ко всей этой толпе людей в частности и отсутствие какого-либо отношения к Артему, которому, казалось бы, надо сопереживать. Нет, Артем — прозрачный, стеклянный, через него неокрашенного мы смотрим беспристрастно на то, что происходит в лагере. Главный герой в моих глазах прошел несколько стадий своего развития, постепенно преображаясь и трансформируясь. Первая стадия -, как уже сказано, стеклянный человек. Не плохой, но и не хороший, «ровный» такой пацан, позволяющий наблюдать не окрашенные эмоционально события окружающего мира. Вторая стадия — казалось бы, превращение в «настоящего мальчика» в свете амурной линии, воздыханий по Галине, всех этих поцелуев и объятий, но нет, в какой-то момент перед нами оказывается все еще стеклянный, но уже не человек, а животное — возможно и скорее всего — насекомое, эдакий паук, который кроме того, как выживать, не занимается ничем. Все действия, — сознательные и не совсем, — главного героя подчинены идее выживания как самоцели, выживания с полным пренебрежением не только к окружающим, но и к самому что ни на есть «расчеловечеванию». В определенный момент Артем и сам себя принимается идентифицировать как что-то не совсем живое, так ему кажется, да и окружающие постоянно на это намекают. В эпизоде с исповедью Захар открыто сообщает читателю, что у Артема серьезные внутренние проблемы, а чуть позже вместе с ликом святого, запечатленного на одной из стен Секирки, лагерник Горяинов ложкой окончательно соскабливает с себя человеческий облик, и предстает перед нами насекомым уже не прозрачным, а каким-то серо-бурым что ли.
Волнующий меня вопрос — как сам автор относится к лагернику Горяинову? Неприятен ли он ему самому, или служит образчиком естественной озлобленности и черствости в условиях кошмара и всеобщего помутнения? Если первое — книга написана безупречно.
В карцере с упырями и сволочами чекистами Артем выглядит не домокловым мечом, даже не тросом гильотины, а шуршащей и извивающейся, захлебывающейся своей злобой гадюкой, и я не восклицал вместе с Моисеем Соломоновичем:
— Артем, а как же — сердце?
Я знал, что к этому существу уже бесполезно обращаться, как к человеку.
Очень по-человечески жаль Галю. Особенно после прочтения ее дневника. Симпатия к этому персонажу при всех ее противоречиях укрепляет негативное отношение к гг.
Но.
Обычно неприятный персонаж всю книгу пачкает своей неприятностью, формируя в целом отрицательное впечатление от чтива, а Захару следует отдать должное и признать, что «Обитель» представляет собой первую (на вскидку) книгу, которая понравилась мне, несмотря на явное отвращение к герою повествования. Настолько мастерски она написана.
П.с. Хотя надо еще поразмыслить о том, кто на самом деле главный герой в «Обители». Дневник открывающейся читателю с иной стороны Галины и биография столь неоднозначного Федора Ивановича как бы непрозрачно намекают на расставляемые автором акценты, а вопрос (конечно же, риторический) писателя в конце «Примечаний» и вовсе выводит в основное действующее лицо всю эту массу людей, а не кого-то одного.
И да, книга задает огромное количество вопросов, над которыми еще предстоит думать.
Так что читать стоит однозначно.
П.п.с. Дописываю отзыв спустя некоторое время. Не покидает ощущение того, что между животным поведением уверенного в своей неприкосновенности Артема в карцере и печальными по отношению к нему дальнейшими событиями (СПОЙЛЕР!!! — связанными с размером срока) прослеживается четкая причинно-следственная связь.
Не показывай, что отдыхаешь, — сказал Артём. — Даже если ходишь без дела — делай вид, что при деле. Работай не медленно, но и не быстро. Как дышишь — так и делай, не сбивай дыхания, никуда не опоздаешь здесь. Не показывай душу. Не показывай характер. Не пытайся быть сильным — лучше будь незаметным. Не груби. Таись. Терпи. Не жалуйся, — говорил Артём с закрытыми глазами, словно бы диктовал или, если ещё точнее — слушал кого-то и повторял за ним.
Эх, Артём, Артём. Ты же всё правильно говорил. Ты же знал как нужно вести себя в этом плавильном котле. В этой зубастой пасти с клыками.
Почему же ты сам всегда поступал с точностью до наоборот?
Возможно, потому что твои слова на самом деле не были твоими мыслями. А мысли сразу становились поступками. Но и мысли и поступки были случайными — наверное, так же случайно ты и отца убил.
В мыслях ты часто видел себя ребёнком, может все твои поступки — недошаленные детские проделки?
Но в СЛОНе
детей не ставят в угол, а сразу кладут во гроб!
Но какое-то чудо, дьявольское везение всегда приходит на выручку и ты остаёшься живым, вопреки всем законам лагерной жизни.
А может, это автора романа, как невидимый проводник и ангел-хранитель везде сопровождает тебя и во-время уводит в нужное место, или сводит с людьми, с которыми ты проходишь очередной круг ада, падаешь, снова встаёшь, и после всего смело швыряешь в лицо своим обидчикам:
— Санников! — На исповедь! Причащаться! Собороваться! Дзииинь! Санников, кому сказал! Отставить спать, саван уже пошили! Рябчиков зажарили, ягнёнка зарезали, конину спекли — теперь тебя будут жрать, плотва белобрысая.
Кстати обратили ли вы внимание, что автор не оставляет Артёма ни на секунду? Он всегда с ним и всё, что происходит в лагере мы видим глазами Артёма. Никаких параллельных сюжетных линий или лирических отступлений, не связанных с главным героем.
Удивительное мастерство Прилепина — удерживать интерес читателя на протяжении большого романа на одной сюжетной линии и одном герое. Хотя, конечно, при этом перед нами проходят, проскакивают, пробегают сотни разных судеб и событий.
Кажется, что это сам Прилепин, а не СЛОН пытается перевоспитать Артёма и перевести его в разряд положительных героев. А Артём, как может, этому сопротивляется и эта борьба персонажа с автором — замечательная находка автора, да ещё в условиях такого лагеря, где перевоспитание — это практически безнадёжное дело.
Вот уже что-то понял Артём, и мы уже чувствуем симпатию к нему, он уже почти положительный персонаж, но тот вдруг устраивает жестокую драку. И снова мы вешаем на него негативный ярлычок, но вот он опять нам симпатичен, когда, к примеру, пытается остановить пылкую обвинительную речь Осипа в присутствии матери, чтобы поберечь её нервы и оградить от лишних переживаний, но выскакивает из кельи…«ударив Трояновского в губы»
Эйхманис — один из тех, кто удивляет. Возможно, что задумка СЛОНА была именно такой, как её описывает нач.лагеря. И у Прилепина Эйхманис — как воплощение первоначальной идеи, а не того, что на самом деле из этой идеи получилось.
В послесловии Прилепин пишет о том, что работая над романом, он встречался с дочерью Эйхманиса. Может быть симпатия, возникшая во время той встречи повлияла на образ Федора и он получился именно таким.
Спасибо Прилепину за великолепный язык романа. Это большое произведение, совершенно лишено избыточности. Каждая фраза на месте. Каждое предложение интересно и образно.
А диалоги Артём с самим собой — это вообще потрясающая находка. Причём кажется, что они не придуманы, а просто пришли в голову: здесь и сейчас, сами собой. Очень естественны, с хорошим чувством юмора и прекрасно дополняют импульсивный характер парня.
«Может, на всём острове снег разгрести? — прикинул он. — Как раз до утра забот… Или хотя бы возле Галиного дома. Выйдет Крапин, скажет: вот чудо, на весь остров снег выпал, а этот дом как куполом накрыли… Может, в Бога уверует наш милиционер…»
«Вот бы зажмуриться на минуту, потом раскрыть глаза, а там… ну, скажем, земля — и над землёй надпись „Норвегия“, пусть даже не по-русски… И на причале стоят люди с хлебом-солью по-норвежски… Бах! — выстрелила пушка: заждались мы вас, Артём и Галина, горе-путешественники, беглецы, дезертиры! Пойдёмте определим вас в тёплые квартиры — ванны, полные шампунем, пенятся уже, кипяток бьёт с торопливым журчанием в пену…»
И очень нестандартно, нешаблонно то. что герой в конце всё-же НЕ приходит к богу. Нет! Далеко неслучайны в романе оба «владычки»: Иоанн и Зиновий. Сильно написана сцена всеобщего религиозного помешательства на Секирке.
Но Артём- не с ними. Он не в толпе. При этом он всё пропускает через себя и сам ищет ответы, исключительно своей головой и через свой опыт.
Бог есть, но он не нуждается в нашей вере. Он как воздух. Разве воздуху нужно, чтоб мы в него верили?
В чём нуждаемся мы — это другой вопрос.
Потом будут говорить, что здесь был ад. А здесь была жизнь.
Смерть — это тоже вполне себе жизнь: надо дожить до этой мысли, её с разбегу не поймёшь.
Что до ада — то он всего лишь одна из форм жизни, ничего страшного.
Один из самых мощных современных романов, пожалуй лучший, из прочитанных за последний пару лет.
Замечательная книга Прилепина, на мой взгляд, не похожая на остальные его произведения. Живые образы, полное ощущение присутствия, соответствующий стиль написания: не слишком блатной (от этого устаешь), и не прилизанно-интеллигентский (эффект присутствия исчезает), а ровно посередине.
Давно мне так не переворачивало душу, как после прочтения «Обители» Захара Прилепина. Начинала читать с мыслью, что можно ожидать от молодого, пусть и очень талантливого писателя, после Шаламова и Солженицына, прошедших круги лагерного ада. Но оторваться от книги не могла уже с первых страниц. Как назвать этот роман? Исторический? Да, но и приключенческий. В аннотации его называют метафизическим романом, в каких-то рецензиях — плутовским.
Какая большая и кропотливая работа автора чувствуется за страницами романа. Сколько же было им перечитано документов, мемуаров, художественной литературы? Такой калейдоскоп образов, судеб, характеров. 20-е годы, первое поколение советских заключенных-лагерников. Белогвардейцы, каэры, духовенство, поэты, музыканты, артисты, попавшие на Соловки прямо из салонов Серебряного века, уголовники, ученые…. Что соединило их вместе? «Это не лагерь, это лаборатория». Абсурдная идея власть имущих о возможности перековки этих людей в новый тип советского человека, закончившаяся чудовищным зверством.
Тяжело следить за судьбой Артема Горяинова, который из стихийного бунтаря, человека без веры, жизнелюба перековывается в потухшую лагерную пыль.
Замечательный язык романа, живой, богатый.
Не пишется мне что-то более подробно. Наверное, эмоции должны улечься.
Это настоящая литература. Литература, которая не отпускает даже после того, как последняя страница перелистнута… Книга прочитана, но ты так и продолжаешь жить в этой истории, словно незримый дух за спинами героев… И скучаешь по ним… И грустишь, потому что в основе не выдуманные персонажи, а реальные люди, которые ходили, дышали, чего-то желали, к чему-то стремились, совершали ошибки, но жили… Когда-то… Давно… И от этого ещё больнее за их судьбы…
Мы привыкли, что главные герои в книжках исключительно положительные. Максимум отрицательного: этакий Робин Губ, отнимающий у богатых и раздающий бедным, и Граф Монте Кристо, мстящий герой, делающий из своих обидчиков фарш, образно говоря. Наверно поэтому ещё неприятнее когда главный герой, вовсе не герой. Слишком похож на живого, из плоти и крови, человека. И наверно именно то, что это отражение, становится ещё противнее. Потому что примеряя порой на себя поступки героя, понимая их неблагообразность, нельзя с полной уверенностью сказать, что в подобной ситуации ты сам, ты-Вася, Петя, Ваня-поступил бы по-другому.
С самого начала книги я наблюдала духовное падение главного героя-лагерника Артёма. Живя в невыносимых условиях-работа от зари до ночи, до кровавых мозолей, постоянный голод, антисанитария, холод, клопы, унижения со стороны начальников из таких же лагерников — Артём всё ещё находит в себе силы быть на стороне правды, заступиться за обижаемого. Это идёт у него откуда-то из глубины: сам не понимая, как так получилось, что он только подумал, казалось, а на деле произнёс вслух. Эта жажда справедливости всплывает в нём против воли. Хоть холодная голова и говорит: не суйся, сиди тише, но горячее сердце само вкладывает в его уста слова, даже понимая, что за такое заступничество он поплатиться. И вот парадокс: чем лучше становятся условия жизни Артёма, тем более он деградирует. У него уже есть своя койка, келья на двоих, дополнительный паёк — и в нём уже появляется изворотливость, лесть, умение промолчать и закрыть глаза на несправедливость. Потом у него появляется особый статус при главном, еда, можно сказать деликатесная, работа, на которой по сути и работать не надо, женщина (вообще исключительный случай для лагеря!)-и он уже оправдывает всю систему, появляется жадность (хотя раньше, когда и есть нечего было, мог поделиться), зависть, некая безжалостность, высокомерие. Артём становиться похож на тех, кого лишь недавно презирал. Уверена, при такой жизни через полгода, вложи ему начальство в руки палку и отправь следить за работами лагерников, или дай ему возможность вести допросы, он безжалостно и цинично выполнял бы свою работу, избивая тех, с кем недавно ел из одной миски. Как это можно объяснить? Как это можно оправдать? Нам, живущим в другом веке, в относительной свободе, этого не дано понять в полной мере. Можно ли осуждать тех, кто для того чтобы выжить становился палачами или стукачами? Ведь инстинкт самосохранения самый древний и самый сильный. Может ли с ним тягаться чувство собственного достоинства, жажда справедливости, гуманизм? История показывает, что может, но это наверно столь редкое исключение… Только человек с очень крепким внутренним стержнем, с непоколебимой верой в справедливость наверно может остаться верным свои принципам даже перед лицом смерти. Ведь кто больше всего зверствовал? Начальство, большое и маленькое из таких же лагерников. Власть и привилегии портят человека, вернее как калька, проявляют плохое, что в человеке есть. А сможет ли он победить этих демонов?
Потом, в дневнике Галины я смогла найти ответ, почему же лагеря, задумываясь как исправительное учреждение, из которого должны выходить люди, готовые служить обществу, превратились в огромную камеру пыток и садистки-увеселительное заведение:
Среди 600 человек обследованных вольнонаемных и заключенных работников ГПУ оказалось около 40 процентов тяжелых психопатов-эпилептоидов, около 30 процентов — психопатов-истериков и около 20 процентов других психопатизированных личностей и тяжелых психоневротиков
Они становились ТАКИМи там, или уже попадали туда такими? Несомненно, можно часами рассуждать на тему кто виноват и что делать, но я убеждена: рыба гниёт с головы. Начальство не могло не знать, знало и ничего не делало, тем самым развязывая руки садистам и психопатам, и более того, ставя их на мелкие руководящие должности.
Ад случился не по искреннему желанию его совершить, а в силу человеческой природы и обстоятельств. Люди, которые собираются кого-то уморить, не организовывают ботанические сады, театры, газеты.
из интервью З. Прилепина
Вернусь к Артёму. Наверно его моральная деградация так и продолжалась бы, если бы его сладкая жизнь так и продолжалась бы. Не удалось ему избежать этого судного креста, на вершине которого находится Секирка.
По мнению владычки Иоанна земные Соловки — место для раскаяния, он призывает «покаяться». У Бога «есть свои Соловки для всех нераскаявшихся, в 100 тысяч раз страшнее». Артем чувствует необходимость покаяния, но не может переступить через гордыню, свое неверие в бога «Бог не мучает. Бог оставляет навсегда. Вернись, Господи, убей, но вернись». Теряя друзей, осознавая всю бессмысленность борьбы, отсутствие справедливости, Секирка его ломает. И выходит оттуда сломленный духом человек, который толком не может ничего сделать. Осознавая свои грехи, как в орденах, Артем не раскаялся и потерял себя: «сам пропал, как будто его потянули за нитку и распустили». Он становиться неразговорчив, нелюдим, надо украсть-украдёт, надо не заметить-закроет глаза. Живёт внутри себя, приспособился, окончательно пообтёрся. Но где-то в глубине его сломанной, истерзанной души, остаётся что-то человеческое, что не удалось убить всем этим адом. Соловки его так и не отпустили, ему дали 2-й срок, а потом и смерть на острие ножа.
Безусловно, Прилепин провёл титаническую работу и писательскую, и архивную.
AlmaguerDreamboats, 03.12.2014
Один из лучших русских романов нового времени. Без преувеличения. Давно я не был настолько поглощён текстом. Для меня это один из важнейших показателей качества написанного — степень поглощения. Повторюсь, с этой книгой она была запредельной. Может быть, свою роль сыграла и описываемая в произведении эпоха — красный террор в рождении, когда ужасы 30-х годов ещё казались нереальными, но уже люди захлёбывались бесправием, попадая под каток государства, которое щадило лишь избранных. Соловки — зерно. Оно проросло в ГУЛАГ, растёт и до сих пор: современные исправительные колонии ещё никто не отменил.
Единственное, что меня разочаровало, так это финал истории. Всё-таки я надеялся, главный герой спасётся. Но тогда это превратилось бы в чистую романтику, далёкую от правды.
ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ.
Трудно быть богом. Об этом я, родившаяся в 60-х, узнала из книг Стругацких и непосредственно от дона Руматы. Его диалог с Будахом заложил основы моего представления о мире…
« — Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
— Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
Но в 20-е годы того же бурного 20-го века мудрых Стругацких еще не было. В душах людей бурлила надежда, они хотели быть богами. Весь мир насилья разрушить, а затем — построить новый, сверкающий и прекрасный. Одним из таких мечтателей-практиков был Федор Эйхманс (в романе «Обитель» — Эйхманис), первый комендант Соловецкого лагеря. У него было многое: жажда деятельности, власть, сила, материалы, люди. Одно плохо: людишки старого пошиба, как один с изъянами. Кто глуп, кто жесток, кто вор, кто каэр, кто старый элемент, кто непойми-какой. Поэтому не очень хорошо получалось у Эйхманиса. Поэтому становилось ему с каждым днем все яснее и яснее, что трудно быть богом. Поэтому приходилось ему, напившись, оправдываться перед попавшимися на глаза зэками такими вот словами:
«— Пишут, что у нас тут голые выходят на работу! А если это уголовники, которые проигрывают свою одежду? Я сам их раздеваю? Знаете, что будет, если я раздам им сейчас сапоги всем? Завтра половина из тех, кто имеет сапоги, будут голыми!»
Эйхманис всю вину сваливает на негодный народишко: они ведь сами мучают друг друга, сами! Прорабы, рукрабы, десятники, мастера, коменданты, ротные, нарядчики, завхозы и прочие «начальнички» — они ведь все заключенные! И сами, как только есть возможность, мучают и обижают нижестоящих. Как же быть богу, как же улучшать такой мир? Эйхманис, правда, не сдается. У него есть, чем похвастаться, чем погордиться! Налажена лесозаготовка, рыбная и тюленья ловля, известково-алебастровый, гончарный, механический заводы. Кожевенные, сапожные, кирпичные и прочие мастерские. Электрификация острова! Железная дорога, торфоразработки, сольхоз, пушхоз и сельхоз! Заповедник и биосад! Театр, даже два театра! Оркестр, и тоже два! Редкие породы лис!
Читатель, конечно же, качает головой… Редкие породы лис, говорите… Тут любого человека могут расстрелять ни за что (по настроению большого начальника), посадить в ледяную воду, «поставить на комарика», заморить голодом… Тут унижают человеческое достоинство, растаптывают личность, добиваются полного подчинения, оболванивания, расчеловечивания… И оправдывают это сохранением ценных пород деревьев и животных! Абсурд. Но тут же рядом подает голос священник Иоанн, который самозваных человеческих богов не признает, но признает «настоящего», небесного. Он находится в самой середине соловецкой каши, он видит все страдания окружающих и страдает сам, но не устает увещевать и уговаривать: бог есть, он любит и не бросает заблудшие души. Да, любой красноармеец, встретившись с тобой на площади, может без причины дать тебе с размаху в зубы, но ведь иногда и не дает? Проходит мимо, и ты идешь себе дальше, с целыми зубами, наслаждаясь отсутствием боли в данный конкретный момент! Разве не хорошо? Как хотите, а для меня такие «уговоры» — ничуть не лучше разговоров о пушнине. Что тут, что там — огромные проблемы бога поладить со своими подопечными, устроить им какое-никакое нормальное житье, огородить их от самих себя. Получается, что трудно быть богом и на небе, и на земле.
Что-то потянуло меня на философию. А где же рецензия на книгу Захара Прилепина «Обитель»? Поскольку уже много хороших отзывов на ЛайвЛибе, могу только повториться. Замечательный роман, настоящая Большая Книга русской литературы. Чудесный язык, выразительный и живой — некоторые фразы хотелось запомнить, записать, повторить…, но сюжет тут же тянул дальше, дальше, не останавливайся, и приходилось надеяться на последующее, более медленно и вдумчивое перечитывание. Также повторюсь за теми, кто считает, что «Обитель» — это прыжок Прилепина выше самого себя, лучшая его книга. Как-то сумел он — личность политически и медийно противоречивая, для меня лично очень сомнительная — нарисовать огромное полотно со множеством действующих лиц, событий, мнений, и не начать это все оценивать, выводить мораль, ставить личные акценты. Отстраненность и безличность — вот одно из главных достоинств книги. Я давеча хотела какой-то морали в английском романе, но здесь, здесь — боже упаси! Здесь замечательно было слышать мысли Артёма, проникать в его чувства — и не видеть стоящего за его плечом автора. В одной из рецензий на роман я прочитала претензии по поводу того, что «Прилепин очаровался» мужественностью Эйхманиса, силой власти, большевиками. Нет, я считаю, это не Прилепин очаровался, это Артём был какое-то время очарован, да, но не более. Артём, чем дальше, тем больше, напоминал мне Андрея Воронина из «Града обреченного». Воронин по ходу получения все большей и большей власти становится порядочным гадом; представления о жизни у него более чем советские — но это не значит, что Стругацкие думали так же. В «Обители» автор не тождествен главному герою, выводы не навязываются, дана полная свобода оценок. Хочешь — восхищайся Эйхманисом, который написан щедро и мощно, хочешь — владычкой Иоанном, изображенным с любовью и нежностью. Хочешь — уважай Василия Петровича, спокойного и внимательного товарища по нарам, а хочешь — негодуй на него же, за его сомнительное прошлое. Хочешь — загорись желанием стать богом и исправить этот мир, который прошлые боги — за отсутствием необходимого опыта — устроили неудачно. Хочешь — зарекись на веки вечные переделывать этот мир, потому что… см. выше.
Часто ли задумываешься во время чтения о том, как вообще у писателя все это появляется? Откуда приходит? Обычно знаешь универсальное определение «сочинил» и вполне им удовлетворяешься. Чаще всего раз и навсегда удовлетворяешься, ведь зачем вникать в процесс, когда потребляешь его готовые плоды. Но здесь… здесь я столько раз задерживала дыхание и беззвучно произносила: «Как?! Откуда у него это?! Кто водил рукой? Та самая Муза или бери выше?» Ответа у меня нет, планка так высока, что я не рискую даже пытаться понять механизм появления у Прилепина этой книги.
Отдаю себе отчет, что нелепо связывать эмоцию восторга и книгу лагерной тематики, книгу о тяжком человеческом (или скорее нечеловеческом) пути, о людях в бесчеловечных условиях и людях, что не совсем люди. Что ж, значит, не восторг, значит, не будет определения тому мощному чувству, которое сопровождало на протяжении всего чтения, а будет роспись в собственном бессилии написать осмысленный отзыв. Мне вообще кажется, что к «Обители» уместны или профессиональные рецензии от литературоведов и критиков, или эмоциональные, «общевпечатленческие» отзывы от «просточитателей»: как-то мелко и даже нелепо просто перечислить героев и очертить фабулу, мол, Артем Горяинов из Москвы да на Соловки, да на нары, да на Секирку…
Отрывочные вспышки-ощущения:
— Какой же русский язык! Не знаю, надо ли расшифровывать или это ощущается любым читателем на уровне непосредственного восприятия, необъяснимого органами чувств и устройством психики. В одном из отзывов нашла упрек в излишней классичности и соблюдении «ветхого реалистичного канона», что ж, для кого-то это книжная погибель, а для меня — высшая проба русской словесности.
— Какие попадающие в нерв диалоги, какие обжигающие сцены, фразы («Работу сделали неожиданно скоро — всех мертвых победили на раз» — об очистке территории кладбища под скотный двор)…
При всем моем неоднозначном, мягко говоря, отношении к самому Прилепину всячески желаю ему получения «Большой книги». Сбудется ли пожелание, узнаем совсем скоро…
Слышал ранее восторги о языке книги и решил приобщиться! Присоединяюсь к ним, всё правда — автор просто виртуоз слова. Вряд ли возможно получить такое качественное изложение в переводных изданиях. В ходе чтения кажется, что чуть ли не половину предложение можно смело растаскивать на цитаты. Лаконично, емко, поэтично…
Но и сама книга… Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) — это очень непростая тема. Автор исторически подкован. Очень убедительные описания, увлекательный сюжет, внутренняя трансформация главного героя… В общем, книга уникальная, автору спасибо.
После прочтения этого огроменного романа З. Прилепина я с радостью поняла — отечественная проза не умерла, она существует! Для меня всегда главная ценность произведения заключается в возможности читать его между строк. А тут море аллюзий и реминисценций! В первую очередь, конечно, возникают ассоциации с лагерной прозой А. Солженицына и В. Шаламова. Вообще писать о советских лагерях после столь маститых авторов — это уже смелый поступок. Ведь всё равно будут сравнивать!
А владычка Иоанн? Это же будто старец Зосима из «Братьев Карамазовых» — очень сильное сходство, вплоть до портретного. И вообще, есть в «Обители» какая-то достоевщинка. Артем, главный герой повествования, почти не прилагая усилий, плывет по течению, но его, словно Алешу Карамазова, любят и принимают самые разные люди. Как будто про него сказано у Достоевского: «…оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть напротив почтут за удовольствие». Чрезвычайно важное место в романе также занимают сны Артема, на ум при прочтении этих эпизодов, естественно, приходят сны Раскольникова из «Преступления и наказания», что, в свою очередь, только усиливает параллели с Достоевским.
Самый интересный для меня смысловой пласт романа связан с христианством. Попытки советской власти создать новый тип людей привели к созданию экспериментальных лагерных поселений, где этих людей и пытались «воспитывать» в ускоренном темпе. Но если Бог, создав людей по своему образу и подобию, за тысячи лет селекции не добился успеха, то могли ли большевики рассчитывать на иной результат? Почему вообще мораль и нравственность не приживаются в нашей стране? Не потому ли, что мы всё происходящее с нами уже воспринимаем как наказание за грехи наших предков? А раз мы уже грешны, то какой смысл чтить заповеди? Если же грех можно замолить, то зачем сдерживать себя? Соверши проступок, а потом получи прощение!
И только главный герой ведет себя иначе. Да, он грешит, но происходящее воспринимает как испытание, с которым он по слабости своей иногда не справляется. Но ведь если ты получил двойку за контрольную, ты не бросишь из-за этого учиться?
Где-то ближе к финалу у Прилепина есть просто блестящая сцена. Когда кажется, что героя окончательно сломили, он неожиданно совершает Поступок, и оказывается, что Бог все еще благоволит ему. Очень светлая сцена после довольно жестокого финала, дарящая надежду на чудо. А ничто другое нас уже и не спасет…