Читатели о романе «Обитель». Часть 6
Серьёзной книге нужна серьёзная рецензия, я так считаю. Отношение к Прилепину у меня изначально было противоречивым: его общественно-политические взгляды мне совершенно не близки, но о его писательском таланте я слышал много положительных отзывов и поэтому решительно взялся за роман «Обитель». Теперь обо всём по порядку.
Так получилось, что неделей ранее я прочитал воспоминания Дмитрия Сергеевича Лихачёва, в которых знаменитый учёный больше всего внимания уделяет именно времени, проведённому на Соловках. С первых же страниц «Обители» стало понятно, что Прилепин не мог их не читать — количество уже знакомых по мемуарам Лихачёва реалий, или, как бы сейчас сказали, мемов (соловецкие мемы — звучит ужасно и даже кощунственно), зашкаливало: Секирка, пароход «Глеб Бокий», беспризорники под нарами, знаменитая фраза начлагеря Ногтева «Здесь власть не советская — здесь власть соловецкая!» и многое другое. Понятно, что это не единственные соловецкие мемуары, но всё же. Было крайне интересно сравнить восприятие соловецких лагерей и репрессий в целом этими двумя людьми столь разных взглядов.
Центральный момент был весьма очевидным: если Лихачёв и многие другие видные представители интеллигенции упирают на то, что в лагерях преступного сталинского режима погибли тысячи невинно осужденных людей, но Прилепин, который либеральную интеллигенцию терпеть не может и пишет об этом почти прямым текстом, проводит в романе другую мысль: невиновных нет. Или почти нет. Почти у каждого есть свои скелеты в шкафу. Но соразмерно ли наказание преступлению? На этот вопрос ответа в романе я не нашёл. Прилепин пытается посмотреть на картину глазами и других людей, в том числе и чекистов, глазами лагерного руководства, старательно вырисовывая противоречивую фигуру начлагеря Эйхманиса. Весьма характерно, что главный герой романа — вовсе не из разряда политзаключённых, а осуждён по вполне себе уголовной статье.
Что касается сугубо литературных моментов, будь то язык, сюжет, образы героев и т. д., то тут всё на очень высоком уровне. Герои вычерчены достаточно выпукло, ярко, они запоминаются и вызывают сильные эмоции: жалость, отвращение, ужас и т. д. Сюжет не лишён некоторой «кинематографичности», как было замечено в других рецензиях, а также определённых штампов (любовная линия в романе — как раз из таких). Тем не менее, он держит в напряжении и не отпускает до самого конца. Язык Прилепина, в свою очередь, — одно из самых сильных мест в романе. Он сочен, полон ярких сравнений и метафор и выдерживает баланс между языком классической литературы и блатной речью уголовников, не допуская перегибов в ту или иную сторону, что позволяет ему звучать органично даже в описании самых неприглядных моментов лагерного быта.
Очень сильный роман у Прилепина. Действие происходит на Соловках в 20 годы. Главный герой Артем Горяинов. Осужден за непреднамеренное убийство отца. Артем попадает в водоворот событий. Не раз он был на волоске от смерти. Артем мужественный, справедливый, молодой. Не прогибается перед жизненными обстоятельствами. На острове у Артема случается недолгий роман с Галиной. Книга о выживании, о предательстве и о справедливости. О жизни страны в эти непростые годы. Читается легко, хоть книга и обьемная, сюжет захватывающий. Интересно будет читать взрослым людям всех поколений.
Я сейчас мало читаю бумажных книг. Но когда только вышла «Обитель» я купила ее именно в бумажном виде. Была, почему-то, изначально в предвкушении и уверенности, что это будет значимое для меня произведение.
Сложно как-то сразу выразить свои чувства после прочтения. Это, безусловно, одна из сильнейших книг, написанных нашим отечественным автором в последнее время. Прочитанное заслуживает только наивысшей оценки, и придираться ни к чему не хочется.
Тема репрессий и лагерей для нашей страны острая. Солженицын, Шаламов, Гинзбург читаны-перечитаны. И поэтому Прилепину, нашему современнику, а не очевидцу событий, как вышеупомянутые авторы, особая благодарность за свежий взгляд на материал о жизни в лагере. В историю, рассказанную автором, веришь с самого начала, она захватывает с первых страниц, очень динамична и кинематографична, как мне кажется. Это своеобразные трагические «приключения» Артема Горяинова на Соловках. И закончилось все так, как должно было закончиться, потому что это не сказка. За это автору тоже спасибо. Образы всех обитателей Соловков получились очень яркими, колоритными. Перемешались в этой «лаборатории» и уголовники, и ученые, и священнослужители и белогвардейцы и артисты — да кого там только не было! Но где — то «лаборатория» дала сбой и никак не получалось сделать из заключенных новых людей, достойных жить в советском обществе. В итоге получился «цирк в аду».
«Обитель» дает возможность читателю самому поразмышлять о том трудном времени, автор мнения своего не навязывает, да в общем то и не высказывает. Это история нашей страны. История, которую нужно помнить.
Прилепин меня приятно удивил. Сколь нежно и трепетно я отношусь к русской классической литературе, столь скептичное мое мнение о современных писателях страны. Поэтому было неожиданно обнаружить в книге язык, которым можно наслаждаться. Текст автора прост, сочен; и в этом его сила.
Второй момент, который подкупает, это проработка образов: все персонажи у него живые, со своей мимикой, выражением лица, привычками и манерой говорить. Его герои объемны и очень жизненны, без идеализации и возведения в абсолютную красоту или уродство, добро или зло. Его герои человечны.
С помощью одного из персонажей, лагерника Артема Горяинова, Прилепин рассказал историю о Соловецких лагерях особого назначения (СЛОН) конца 20-х гг. Именно Соловки и его жители в своей массе являются героями книги; отдельные люди, выделенные в романе, выступают лишь средством передачи быта лагерей.
Эта книга о массовом эксперименте советской власти, о создании «страны в стране», в которой система хотела перековать человека в законопослушного гражданина с правильными мыслями и поведением. Наряду с нечеловеческим трудом, холодом, голодом, баланами, Секиркой, на Соловках существовал театр, проходили спартакиады, устраивались научные исследования, культивировались животные и растения. Автор не пытается выставить все в белом свете, он открывает те стороны повседневной жизни лагерников, которые прежде были опущены писателями и свидетельствами очевидцев. В конце книги автор дает слово другой стороне — Федору Эйхманису, начальнику СЛОНа, не пытаясь его обелить, но давая читателю возможность посмотреть на ситуацию другими глазами.
Впрочем, затея с перевоспитанием оказалась полностью провальной, и лагерь превратился в мясорубку, где массовые расстрелы и мучительная смерть на Секирной горе стали почти обыденностью. Все закончилось так, как и должно было закончиться.
Еще эта книга о русском человеке, о его выживаемости, характере, склонностях к жестокости и зверствам:
Пишут, что здесь мучают заключенных. Отчего-то совсем не пишут, что заключенных мучают сами же заключенные. Прорабы, рукрабы, десятники, мастера, коменданты, ротные, нарядчики, завхозы, весь медицинский и культурно-воспитательный аппарат, вся контра — все заключённые.
— Кто вас мучает? — Эйхманис посмотрел на Артёма. — Вы сами себя мучаете лучше любого чекиста.
Соловки, как Ноев ковчег, представляет из себя мини-вселенную, разнообразную в своих представителях:
На коленях стояли священники, крестьяне, конокрады, проститутки, Митя Щелкачов, донские казаки, яицкие казаки, терские казаки, Кучерава, муллы, рыбаки, Граков, карманники, нэпманы, мастеровые, Френкель, домушники, взломщики, Ксива, раввины, поморы, дворяне, актёры, поэт Афанасьев, художник Браз, скупщики краденого, купцы, фабриканты, Жабра, анархисты, баптисты, контрабандисты, канцеляристы, Моисей Соломонович, содержатели притонов, осколки царской фамилии, пастухи, огородники, возчики, конники, пекари, проштрафившиеся чекисты, чеченцы, чудь, Шафербеков, Виоляр и его грузинская княжна, доктор Али, медсёстры, музыканты, грузчики, трудники, кустари, ксендзы, беспризорники, все.
И наконец, кто-то может сказать, что это история любви лагерника Артема Горяинова, осужденного за убийство отца, и чекистки Гали, подруги начлагеря Эйхманиса. Мнение, ошибочность которого открывается по мере чтения книги и подкрепляется выдержками из дневника Галины в конце книги. Даже здесь автор не оставил место сказке в счастливый конец.
«Не по плису, не по бархату хожу, а хожу по острому ножу…»
Все началось с моего знакомства с «Одним днем Ивана Денисовича» Солженицына. Я был еще школьницей и меня сильно впечатлил короткий пронзительный рассказ. Уже гораздо позже, закончив институт, я случайно натолкнулась на Кестлера и его «Слепящую тьму». «Слепящая тьма» оказалась довольно злободневной, почти совпала с событиями на Болотной площади и окрыленной мечтами молодежью. Но меня интересовало не «что», а «как». Как человек, идейный, верящий в революцию сможет отказать от свое детища? Что должно такого произойти? Я нашла все ответы у дядюшки Кестлера. Он и делал революцию, и сидел, и умирал за нее. Познав все на своем пути, умудрился успеть написать замечательную книгу-крик о судьбе всех идейных людей.
Прошло не так много времени, все мои мысли после прочтения Кестлера улеглись. И вдруг интернет взрывается «Обителью» Прилепина, его уж окрестили «новым Солжнициным», а «Обитель» «Новым ГУЛАГом». К сожалению, я ничего не могу сказать о сходстве Прилепина с Солженицыным, не успела прочитать ГУЛАГ. Для меня Захар Прилепин, автор пронзительных книг«Санькя» и «Ботинки полные горячей водки», где запутавшиеся мальчишки-подростки попадают в очень даже взрослую жизнь. С партиями, политикой, провокацией и юношеской злобой. Где нет места «Ни любви, ни тоски, ни жалости…» (как в фильме «Сволочи»), ни будущему.
Время завязывать с предисловием и наконец-то подлиться своим впечатлением о книге. Так о чем же она «Обитель»?
Вот Артем просто русский парень, и через него происходит знакомство читателя с Соловками, познакомится со всеми кругами ада. Кто он такой? Что за мысли у него в голове? Да, простые мысли, поесть, поспать и главное. Выжить. А еще любви хочется, ласки. Все, что слышит Артем передается читателю с прищуром и вопросом: «А ты сам как разумеешь?» Что же ты видишь, читатель? Какие у тебя рождаются мысли? Автор напрямую ведет диалог с читателем, сначала расскажет историю, а потом смеется: «А как ты сам думаешь? Да и о чем? Да и зачем? Вот она-то жизнь родимая: поесть, поспать, да любовь. А все эти заумные рассуждения, они тебе к чему? Разве уму-разуму научат?»
Когда я читала интервью с Захаром Прилепином, он, кажется, упоминал о булавках в сторону других современных авторов. И конечно первое, что бросается на ум, десятник Сорокин «от которого пахнет хуже чем от человека, провонявшего мусором, грязью…» (если я не напутала).
Возможно, что это всего лишь совпадение, не слишком очевидно для «булавки»?
На протяжении всей книги перед читателем возникают разные герои, и если в начале кажется, что Артем живой и яркий, и окружение его яркое. Но с каждой следующей страницей проявляется двойное дно, настоящие мотивы героев. К концу книги все бледнеет и выцветает, как яркие узоры на скатерти со временем становятся едва различимы. И остается один только остов от Артема и его чувств. Чувство напряженности спадает и остается только тупое безразличие…
Сильная книга, которую стоит прочитать.
«Не по плису, не по бархату хожу,
А хожу-хожу по острому ножу…»
Лаборатория. Кузница перековки. Ад. Цирк в аду — по разному называют СЛОН в книге…
Читайте, судите, думайте…
А вот в этом романе мы видим и знакомимся уже с новым Захаром Прилепиным. Повзрослевшим, заматеревшим, помудревшим и более выверенным в своей любви к родине и к памяти своих предков. И, как и свойственно Прилепину, мы снова уткнёмся в несколько смысловых слоёв, в несколько содержательных структур.
Авторское предисловие к роману объясняет нам появление этой лагерной темы в его творчестве. Причём не просто лагерной, ГУЛАГовской, а именно Соловки, и именно СЛОН конца 20-х — прадед Прилепина б_ы_л там, т_я_н_у_л свой срок… И кое-что из его рассказов и воспоминаний (дошедшее до Захара в пересказе деда) и легло в основу самого романа, и одновременно послужило отправной точкой, стало тем минимально необходимым воздействием, которое переломило спину верблюда из простого интереса к судьбе прадеда вытянуло сюжет романа. Читайте, судите, думайте…
Исторический пласт книги основан на реальных фамилиях чекистов и чекисток СЛОНа, на фамилиях и судьбах реальных людей, вершивших суд и закон, чинивших бесправие и самоуправство в первом советском концентрационном лагере. И на судьбах тех из сидельцев, о которых сохранилась какая-то память и конкретные сведения в государственных и ведомственных архивах, а также в рассказах людей, так или иначе причастных к Соловецкой «обители» в ранге лагеря. Читайте, судите, думайте…
Социально-политический смысловой слой плавно вытекает из переплетения первых двух упомянутых. Потому что конечно же за конкретными событиями и случаями спрятана общая тенденция, спрятаны общие закономерности и общий портрет и власти, и государства. И принципов и ценностей, которые эта власть исповедует и к достижению которых стремится, и механизмов, приёмов и методов, которыми эта власть и это государство пользуется и применяет для достижения своих целей. Читайте, судите, думайте…
Для того, чтобы передать все свои чувства и эмоции, а также возбудить в читателе своё собственное, читательское отношение к описываемым событиям, Прилепин пишет роман совсем не от лица своего пращура (которого он вводит в содержание буквально полутенью-полуобразом где-то к середине романа и который так до конца книги и мелькает порой — крайне редко— на страницах книги). А в качестве главного героя берёт судьбу совсем другого человека, не злобно-кровавого уркагана и не контрреволюционную сволочь какую-нибудь, а обыкновенного бытовика, совсем не врага советской власти, Но ведь здесь, на Соловках
«Нет власти советской, есть власть соловецкая»
И наш герой, лихой и удачливый, самолюбивый и даже где-то рисковый парень Артём, так и ведёт себя — стараясь просто приспособиться к лагерному быту и не стать ни лагерной пылью, ни лагерной сволочью.
Для обострения сюжетных и событийных моментов автор вводит в книгу любовно-эротическую линию (основанную вообще-то не на личных своих пристрастиях или авторских писательских фантазиях, а на судьбе конкретной женщины и на её личном дневнике). И переплетя и завязав всю эту вакханалию событий и происшествий — реальных, реконструированных, дополненных и выдуманных — в одну связку, Захар Прилепин выдаёт нам Книгу. Читайте, судите, думайте…
Язык романа великолепен, сочен и точен. Образы героев и персонажей яркие, чётко прорисованные, с выпуклыми характерами и принципами. Прилепин умело держит напряжение, создавая и поддерживая огонёк интереса к событийному ряду, заставляя интерес к книге превращать в нетерпеливое безотрывное чтение — как сказала моя супруга, читая этот роман «От него хочется скорее избавиться, но не потому, что он плохой, а потому, что тяжёлый». И таки прочитала эту совсем не тоненькую книгу всего за неделю, хотя обычно чтение таких объёмов растягивается на месяцы… Читайте, судите, думайте…
Это была седьмая книга автора в моём послужном читательском списке. Одну книгу я прочитал в 2013, остальные 6 в 2014 году. Можно сказать, что этот год прошёл под знаменем Прилепина. Потому что книги его я брал осознанно и целенаправленно. И не ошибся в своём выборе — Захар Прилепин определённо становится явлением в современной русской литературе. И точно стал открытием для меня!
Читайте, судите, думайте…
Никому не стану советовать эту книгу, но и отговаривать не буду. Я сутки почти думала над оценкой, колебалась между «понравилось» и «нейтрально». И поняла, что нейтральной, конечно же, быть не могу.
Я обожаю, когда Прилепин берется за документальный материал, за историю, за достоверность, насколько она может присутствовать в художественном, отчасти вымышленном произведении. Понимаю, почему писатель взял теперь перерыв на год: это же надо было выносить, вытужить, не только как часть летописи своей семьи, но и — страны; да как историю невероятного попрания человека человеком, в конце концов. Зная подход Прилепина к истории (на примере блестящей биографии Леонова), я ничуть не сомневалась в широте и глубине его авторского охвата и готова была ему верить. Мне хотелось узнать о Соловках, как о шарашке Солженицына, и я прибыла на остров, и я не выходила из-под прилепинского конвоя, пока не дочитала эти 746 страниц. Я не бралась ни за какие книги больше, уже и не помня, когда было такое в последний-то раз.
Раз уже заговорила о Солженицыне. Знаете, когда меня тут, на сайте, а также вне его, вживую, люди спрашивали, стоит ли читать, с чем это вообще едят (радуйтесь, что вам еще есть, что есть, кроме втихаря скатанных шариков мерзкого хлеба и баланды!), я отвечала в духе: «Ну, знаете, это, конечно, отсылает памятью к Александру Исаевичу, но…» Но если у Александра Исаевича еще теплилась надежда (в моим чувствовании, по крайней мере), то у Прилепина надежда забрезжит едва, с Соловков ну ничего не разглядишь. Если у Александра Исаевича был праведный огонек в героях, то у Прилепина все будто яблочки с червоточиной — нет-нет, да и выглядишь гниль. Это не плохо, и не нужны мне сплошь святые персонажи, но я из тех, кто любит кому-нибудь симпатизировать. Средь обитателей «Обители» симпатизировала я разве Галине, по-женски, да и потому, что у меня вообще слабость к подобного рода героиням — страстным, маниакальным порою, страшно убежденным товарищам. И образ демонический Эйхманиса хорош, без него роман осиротел. Какая жутью завораживающая биография в примечаниях!.. Но и только.
На Соловках узнаешь: и ранее, до большевиков, в монастыре тоже были страшные тюрьмы, практиковались изнуряющие, бесчеловечные методы заключения — такая страшная преемственность. Узнаешь, как происходит отупение, принятие мук своих и чужих, как убывает сострадание. Думаешь, с болью осознавая, что и сейчас где-то бьют человека…
Тут нельзя победить, вот что вам надо понять. В тюрьме нельзя победить. Я понял, что даже на войне нельзя победить, — но только еще не нашел подходящих для этого слов…
Смутно представлял себе что такое «Соловки» до прочтения этого романа. Первый советский концлагерь? Как-то слишком сурово звучит даже для Советского Союза. В подобного рода литературе, которая претендует на историческую достоверность, всегда встает вопрос о документальном подтверждении описываемых событий. Я все-таки положусь на добросовестность автора, который утверждает, что провел гигантскую работу над документальными материала по «Соловкам», помимо этого, использовал истории, рассказанные его прадедом, который в своё время находился в данном исправительном учреждении. Конечно, произведения, основанные на реальных событиях всегда будут иметь какой-то плюс к эмоциональному влиянию на читателя и неспроста многие писатели стилизуют свои работы под документальную хронику. Осознание или иллюзия того, что описываемые люди жили на самом деле, изображаемые события происходили на самом деле, делают и сам роман живее и жизненнее. Сложно представить, чтобы простой заключенный Бурцев вдруг стал чуть ли не в высших кругах Соловецкого лагеря, но раз уж большая часть романа выглядит правдоподобной и живой, то и в Бурцева начинаешь верить и в побег Галины и Артема. Особенно поражает огромное количество персонажей существовавших в реальной жизни, реальных людей и можно без труда, воспользовавшись Интернетом, найти фотографию того или иного героя романа будь то Эйхманис или Борис Лукьянович, или Митя Щелкачев, и все остальные персонажи кажутся настоящими.
Особенно в этом плане вписался дневник Галины Кучеренко представленный в конце книги. Увидев его в оглавлении, я подумал, что он вымышленный, однако из послесловия автора следует, что он вполне себе реальный. Хоть и закрадываются сомнения, что Прилепин все это выдумал для большей правдоподобности, но по мне так это было бы низко и Прилепину явно не идет. Какая художественная ценность этого дневника? Никакой. А документальная ценность очень высока. Такие прямые переплетения реальности дневника с художественным вымыслом романа кружат голову.
Ладно, всё-таки историческая достоверность в художественной литературе дело второстепенное, а главный вопрос — какова же художественная ценность книги? По моему мнению, это хороший, сильный роман, хоть мне и показалось несколько суховатым описание героев, так как они особенно сильных эмоций не вызвали. Это широкое полотно, крупный роман, продолжатель русской классической традиции, со множеством персонажей и небольшим промежутком времени описания событий. Не могу не отметить последовательности появления и описания персонажей, что практически не приводит к путанице в героях. Люди небольшими группками появляются на продолжительное время в повествовании, потом сменяются другими, вторые третьими, а следом возвращаются первые. Таким образом, ко всем привыкаешь, всех запоминаешь, что очень удобно.
Нельзя не подивиться на систему работы Соловецкого лагеря, напоминающую в некоторых своих проявлениях настоящую пыточную, а в других научную лабораторию. На небольшом клочке суши заключенный может попасть и в рай, и в ад, и даже в католическое чистилище, стать кесарем или рабом, актером или ученным, или трупом. Трупом более высокая вероятность. Главный герой романа проводит читателя по всем закоулкам лагеря и это уже не «в круге первом», а во всех кругах, и не только ада.
Все происходящее в «Соловках» напоминало гигантский эксперимент, что подтверждает и начальник лагеря. Вся деятельность Эхманиса, завязанная на научной, культурной деятельности и вовсе выглядит как пародия, подражание. Мол, смотрите, у нас театр есть, и олимпиада, и музей. Неудивительно, что люди являющиеся профессионалами в спорте, или в науке отказываются участвовать организуемых начальником лагеря мероприятиях, называя всё это «кривлянием». Все они скептически наблюдают за этим и единственное, что их может привлечь — улучшение качества жизни.
Сильное впечатление произвела сцена причастия на «Секирке», да и все события происходящие на Секирной горе. И уже сам не веришь, что кто-то сможет выбраться оттуда живым. Хотя опять же сцены гибели некоторых главных героев особенно бурных эмоций не вызвали. Бурные же эмоции вызвало финальное попадание Артема в карцер с чекистами. Такое своеобразное воздаяние по заслугам в издевательствах и насмешках Артема.
Хотя звучит всё равно глупо и напыщенно, как не знаю что. Во-первых, «приговор приведен». Куда он приведен? С чего бы это? Где в этих словах, например, товарищ Горшков? Затем еще нелепей: «…приведен в исполнение». Исполнение — это что? Лавка? Ресторация? Театральный зал? Зачем туда приводить приговор? Будут ли там кормить? После какого звонка пустят в залу? После третьего или сразу после первого? Что там за исполнение предстоит? Понравится ли тому же Горшкову это исполнение? Оценит ли он его? Может быть он лишен музыкального вкуса и ничего не поймет? Уйдет недовольный? Напишет жалобу?
От его слов и страха чекистов начинаешь испытывать чуть ли не маниакальное удовольствие. Это, пожалуй, лучший финал, который мог быть в этом романе. Безжалостное и отчаянное доведение бывших чекистов до сумасшествия, ощущение беззащитности и слабости вчерашних властелинов жизни. Что может быть лучше?
1. Историческое сознание
Пока я читал роман Прилепина, было ощущение, что я читаю не только лучшую книгу, написанную с начала века, но и самую важную книгу последнего времени.
Рассказ о ГУЛАГе расколол нацию в 1989–1990 гг.
Рассказ о ГУЛАГе теперь должен объединить нацию.
Понятно, что единой общностью нас делает ощущение причастности к исторической судьбе своего народа. То, что принято называть единым историческим сознанием, «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Понятно, что свою историю нужно принять умом и сердцем. Но какую историю любить? Вокруг столько интерпретаций, столько версий. Все самые острые общественные дискуссии происходят на почве трактовки исторических событий и личностей. Тех, кого по одному каналу называют героями, на других — причисляют к злодеям или бездарностям. Кто-то с высоких трибун вычеркивает из истории целые периоды, кто-то заявляет что у России «цивилизованной» истории никогда и не было… Наблюдая всю эту информационную склоку, чувствуешь себя тем ребенком, у которого поссорились мама с папой, наговорили друг другу обидных слов и разошлись в разные углы. А ребенок стоит между ними растерянный и не знает, к кому прижаться. Так же и в истории, кажется, что сейчас вновь сошлись в битве дореволюционная и Советская Россия, что гражданская война, закончившаяся в 1922 году, вспыхнула вновь, только теперь перевес на стороне белых.
Михалков снимает слезливые фильмы про «какую страну потеряли».
Путин на Селигере заявляет, что большевики были национал-предателями в годы Первой мировой.
Государство финансирует программы десталинизации…
О каком едином историческом сознании может идти речь?
Общество опять разошлось по разные стороны баррикад и выкатило пушки. Все хотят победы и, кажется, мирному исходу не бывать.
Но выход есть.
И он отнюдь не в каком-то утопическом покаянии. Не в суде. Все попытки расквитаться с историей, найти виноватых, не могут служить благу страны, но только способствуют разобщению российского общества и государства, могут поссорить, но не сплотить людей.
«После выхода романа „Архипелаг ГУЛАГ“ советская власть лишилась любого морального оправдания», — так говорили в начале 1990-х гг., так многие говорят и сегодня. Любой аргумент защитников советского времени — космос, внешнеполитические успехи, модернизация, наука, образование — разбивался вдребезги о ГУЛАГ. И еще о 1937 год. В лице ненавистников советской власти, любой, воспевавший советские успехи, автоматически воспевал ГУЛАГ. Сочувствовал как бы абсолютному злу.
ГУЛАГ стал символом большевистского злодеяния, не нуждающимся в осмыслении. Никто не пытался посмотреть на ГУЛАГ как на историческое событие.
О ГУЛАГе писали только с точки зрения жертвы.
Прилепин первый дал слово всем сторонам.
В этом смелость и новизна романа.
Артем Горяинов, главный герой «Обители», совершает обход всех кругов Соловецкого ада, чтобы показать нам его обитателей. Перед ним демонстрируют красноречие каэры (контрреволюционеры), проповедуют священники, ругаются ученые, представители интеллигенции, исповедуются поэты и большевики. Прилепин дает высказаться начальнику лагеря Федору Эйхманису и чекистке Гале.
Мячик летает от одних к другим, и в этом напряженном диалоге начинает проступать эпоха. «Монахи построили храм, а большевики — тюрьму и мучают людей», — слышим мы с одной стороны. «Теперь тут обижают семь тысяч человек. А до сих пор тысячу лет секли всю Россию! Мужика — секли и секли! Всего пять лет прошло (после революции) — но кому сейчас придет в голову отвести взрослого человека на конюшню, снять с него штаны и по заднице бить кнутом?» — слышим мы с другой стороны.
«Большевики убили русское священство»! «Как бы не так, — парирует Эйхманис. — В России сорок тысяч церквей, и в каждой батюшка. А в Соловках их сейчас — 119 человек! И то самых настырных и зловредных. Где же остальные? А все там же». Основным источником информации и ее безальтернативной интерпретации на Руси всегда были священники. «Самое главное им (русским людям) объяснял поп — и про Бога, и про Россию, и про царя. Тираж любой книги Блока был — одна тысяча экземпляров. А у любого попа три тысячи прихожан в любой деревне. И если батюшка говорит, что советская власть — от Антихриста, — а они говорят это неустанно! — значит, никакого социализма в этой деревне, пока стоит там церковь, — мы не построим!»
И так далее.
Этот истерический, переходящий на хрип диалог о судьбе родины продолжается на 752 страницах, и мы начинаем понимать мотивы поступков, которые раньше казались немотивированной жестокостью. Прилепин не оправдывает ГУЛАГ, лагерный ужас написан без прикрас, он пытается, как медиатор переговоров, дать каждой из сторон максимально откровенно высказаться. Рассказать о своих идеалах и интересах. «Принять», «простить», «осудить» — все это личное дело каждого. Главное — понять оппонента. С этого начинается конструктивный разговор. Понимание создает предпосылки единения.
Захар Прилепин в романе «Обитель» выводит историю ГУЛАГа из подвала идеологических упрощений на холодный воздух общенациональной драмы. Это драма каэров, священников, ученых, представителей интеллигенции, поэтов и большевиков, блатных. Всех. Всей России.
История это не набор досадных случайностей, она имеет свою внутреннюю логику, свою правоту. И если мы хотим любить нашу историю, мы должны принять ее целиком, соединив в единое целое дореволюционную, Советскую Россию, русское зарубежье и современную Россию. Идеолог сменовеховства Николай Устрялов писал: «Наши внуки на вопрос, чем велика Россия? — с гордостью скажут: Пушкиным и Толстым, Достоевским и Гоголем, русской музыкой, русской религиозной мыслью, Петром Великим и великой русской революцией». Устрялов одним из первых в русской эмиграции признал революцию и советскую власть закономерным продолжением отечественной истории. И тут нет противоречий. Религиозная мысль ультраконсервативного Ивана Ильина такое же достижение русского духа, как и анархизм Петра Кропоткина. А эмигрантский роман «Лето Господне» Ивана Шмелева, поэтический гимн старой Руси, так же близок нашему сердцу, как «Василий Теркин» Твардовского или «Тимур и его команда» Аркадия Гайдара — книжка, написанная для советских пионеров.
2. Антиутопия
«Обитель» Прилепина можно рассматривать еще как роман-антиутопию. Только невыдуманную. Дело в том, что Соловецкий лагерь, первый лагерь Советской России, рассматривался изначально как лаборатория нового человека. Идеалисты-руководители новой республики думали, что в лагере можно перековать человека, сделать из преступника полноценного гармонически развитого гражданина.
Дело в том, что все революционеры, начиная с XVIII века, верили в социальную природу зла. Они считали, что человек рождается прекрасным, а преступником делает его дурно устроенное общество, построенное на неравенстве. И еще они считали, что труд является одной из главных потребностей человека. В коммунистическом обществе, мол, не надо будет никого заставлять трудиться. Исходя из этого, создатели лагеря полагали, что если всем заключенным дать работу, соответствующую их силе и навыкам, и всех поставить в равные условия (интеллигентов перемешать с уголовниками), человек может измениться. Возрасти над собой. Поэтому Эйхманис, первый начальник Соловецкого лагеря, учредил у себя два театра, два оркестра, две газеты, восемь школ, двадцать два ликбеза, двенадцать профкурсов и восемнадцать библиотек, «включая передвижные». Все условия для гармоничного развития личности. Даже музей монастыря открыл.
Соловки Эйхманиса были государством в государстве. «Здесь не столько лагерь, сколько огромное хозяйство, — говорит он. — Лесозаготовка — лесопильное и столярное производства. Рыбная и тюленья ловля. Скотное и молочное хозяйство. Известково-алебастровый, гончарный, механический заводы. Бондарная, канатная, наждачная, карбасная мастерские. Еще мастерские: кожевенные, сапожные, портновские, кузнечные, кирпичные… Плюс к тому — обувная фабрика. Электрификация острова. Перегонный завод, железная дорога, торфоразработки, сольхоз, пушхоз и сельхоз». На Соловках высаживались редкие сорта роз, разводили лис, изучали водоросли.
Читаешь и думаешь, ведь собрано все, чтобы построить Город Солнца. Воплотить Утопию. Вот только ничего не получилось почему-то. Вместо Города Солнца построили живодерню. Почему?
Может быть, потому что уголовник при новом, справедливом строе, остается таким же уголовником. Человек как был страшен, так и остался. «Революция не принесла быстро того, чего ждали», — говорит чекистка Галина. И в этих словах слышится страшное, непосильное разочарование. А ведь, действительно, ждали антропологического чуда. Его предрекали философы и поэты. Николай Бердяев, Андрей Платонов. Ждали, что в новый мир войдет гордый новый человек, свободный от греха эксплуатации, а получилось, что со дна поднялась всякая мразь, уголовщина. Это, во-первых.
А во-вторых, Мировая война, революция и гражданская война сделала людей жестокими. «Те, кто винит нас за жестокость, ни дня не были на фронте», — говорит Эйхманис. Люди, которые привыкли убивать, которые носят маузер на ремне, не могут остановиться перед соблазном решать сложные проблемы простыми расстрелами. Нет человека, нет проблемы. Для всего поколения революционеров война не заканчивалась никогда.
В результате, вместо лаборатории получился «цирк, а аду», «фантасмагория», как говорит герой книги. Потому что «каждый человек носит на дне своем немного ада: пошевелите кочергой — повалит смрадный дым». Ошибочной оказалась старая гипотеза Жан-Жака Руссо про изначальную доброту человека. Кажется, Прилепинская «Обитель» об этом. В романе есть всего одна пафосная сцена, написанная, чтобы показать, что люди небезнадежны. Когда приговоренные к смерти заключенные ночью коллективно исповедуются в грехах перед принятием причастия. Это сцена безумия. Вырывается наружу дикий вопль страха и покаяния, примиряющий всех в этом лагере, в этом мире. А наутро «причастные Тайнам» вновь начинают друг друга мучить. И владычка-монах, с которым они связывали надежду на спасение, умирает. Воистину: «Человек темен и страшен, но мир человечен и тепел». Это последние слова романа.
Действие происходит на Соловках, в конце 20х, еще до массовых репрессий. С героем происходят всяческие невероятные метаморфозы, он и сам неоднократно отмечает всю фантасмагоричность происходящего — начинает он на общих работах, а затем его кидает то к власти, то в карцер. Тем не менее веришь в происходящее. Документальные свидетельства в примечаниях подтверждают вероятность событий.
В книге много правды. Чувствуется, что автор поработал с документами, ознакомился с историей.
Несмотря на то, что это роман о лагере, общей угнетенности во время чтения не возникает. Иногда даже посмеиваешься вместе с героем. В целом — это обычная лагерная жизнь, но одновременно видится и прошлое Соловков, история острова и страны, и столкновение нового (советского) и старого (дворянского) миров. И одновременно — размышления о судьбах России, и о человеческой судьбе вообще.
Отдельно хочу отметить язык Прилепина — яркий, образный, точный, сочный. Бесконечное удовольствие получила. Отлично прописаны характеры.
Для меня однозначно один из лучших романов в последние месяцы.
Слушала в отличной начитке Геннадия Смирнова.