Marina Sokolova
Совсем недавно, мне посчастливилось прочитать роман «Обитель». Вот уже неделю хожу под впечатлением от прочитанного. Описывать словами чувства и ощущения от книги, всегда мне казалось очень сложным, ну, или у меня, просто, не получается. Но книга меня поразила, взбудоражила и не отпускала до последней страницы. Как же радостно, именно радостно становится на душе от того, что и сегодня такое происходит в нашей литературе. Хотя частенько вокруг все говорят об «умирании» и «исписанности». Спасибо за правду, за веру в человека, за жесткость и отсутствие однозначных оценок. Спасибо, что, вот, уже пару недель с коллегами спорим и рассуждаем о вашей книге, делимся впечатлениями, мыслями. Это значит, людей задело. Отдельный поклон автору за эпизод общей исповеди на Секирке, это, теперь, наверное, для меня один из самых сильных эпизодов в художественной литературе, который мне удалось прочитать, и опять, честно, больно до слез и сильно. Из того, что чувствую, не смогла и четверти описать.
[…] Текст могутный, образы сами живут, цепляют нутро, выворачивают суставы и сухожилия в сердцах, хрустят костями в душах. Непримиримые уживаются, близкие расшибаются друг об дружку, мерзости предостаточно — оттого и красота лучше видится. Не соглашусь с теми, кто говорит, что как червей или как клопов давят любого, кто сохранил в себе хоть каплю человеческого. Всех давят… и блатных, и озверевших чекистов, и просто слабых, и просто сильных.
Все стали как безродные.
[…]
Все лагерники, все комиссары, вся страна чужому отцу-матери служили. Но Артем был в лагере по настоящему счастлив и люди в той стране бывали красивыми.
Прочитала книгу недели «Обитель» Прилепина.За три дня не отрываясь (даже к компу не подходила и в лес не сходила).Впечатлило и даже очень! Книга тяжелая, эпопея жизни русского человека на примере Соловецкого лагеря в период серебряного века.Спасибо Захару за книгу!
Вот потянулись к самобытности забытые тени. Критик Владимир Бондаренко, упоенный романом Захара Прилепина «Обитель», в восторге рассуждает об одном из героев, Федоре Эйхманисе, реальном коменданте Соловецкого лагеря особого назначения, (до того — чекист, из латышских стрелков, потом, недолго — первый начальник ГУЛАГа, расстрелян в 1937):
«Была ли польза от Эйхманиса на Соловках? Несомненная. Он со всей своей свитой не только организацией труда заключенных занимается, но и изучает острова архипелага, ведет научную работу. Во главе Соловецкого общества краеведения, конечно же, стоит сам Эйхманис. Не по его ли примеру ныне президент Владимир Путин возглавляет Русское географическое общество?
Как увлекает ныне даже оппонентов своих наш президент крымскими деяниями, так и, казалось бы, «картинный злодей», соловецкий палач, Федор Эйхманис увлекает за собой и героя романа Артема Гореинова, и его возлюбленную, чекистку Галину Кучеренко, и многих других зэков и надзирателей. Увлекает, завораживает калейдоскопом своих деяний самого Прилепина…»
Несет Бондаренко, как льдину к морю, стихия великая и могучая… И он вовсю радуется появлению выдающегося русского романа, и это даже «не исторический роман, и не антиутопия, это концентрированное выражение русского ХХ века». К счастью, Прилепин все же не Бондаренко, он писатель, поэтому и Эйхманис у него не так увлекателен, как страшен.
Интересно, что больше всего сходства у романа Прилепина с «Благоволительницами» — романа Джонатана Литтелл о схождении в ад нацисткого офицера СС. Герой Прилепина, Артем Горяинов, молодой человек с даром выживания попадает в Соловецкий лагерь за убийство — в драке, без умысла, и оставаясь человеком без особых свойств, то есть идеальным проводником, прилепляется то к одним, то к другим, и читатель вслед за ним то возносится к самым вершинам лагерного мира — к пирушкам начальников и философским посиделкам спецов, то опускается на дно — к каторжной бессменной работе, к расстрелам, к пыткам на Секирке. Постепенно ты перестаешь понимать, все ли происходит на самом деле, или безумный побег в моторке мерещится измученному холодом и голодом герою. Все — ужас. Все — кошмар. И самое ужасное — и этого Кандида, невинного убийцу, готового радоваться каждой малости, тоже в конце концов ломает и перетирает в порошок чудовищный соловецкий ад. Ибо в нем нет ни любви, ни свободы, а только насилие, жестокость, агрессия.
Именно этой совершенной честностью финала роман и хорош.
[…]
Двадцатые меня давно интересовали. Превращение футуристических надежд на новое человечество в журнал «Соловецкие острова» завораживает. Читать же воспоминания и документы просто страшно. То, что роман написал именно Прилепин, это удачно. Уже на «Черной обезьяне» было понятно, что он становится большим писателем, «Обитель» это подтверждает.
Роман многофигурный, отчасти плутовской, символический (конечно!) и при этом очень телесный, не исторический в строгом смысле слова, но знакомые персонажи в нем мелькают. Это не начало сталинской эпохи, не предчувствие войны — это конец серебряного века, который для персонажей здесь и сейчас. В заповеднике, ковчеге, «революционном поезде», который никуда не идет, все в чем-то правы, и никто не знает, чья правда будет написана в учебнике. Это очень хорошо — может, и интересно, читать истории, устремленные в будущее, но жить в настоящем, его маленьком кусочке, намного труднее, если ты не пикейный жилет, конечно (кстати, прекрасный пример бегства от реальности).
[…]
«Обитель» Захара Прилепина — книга, о которой будут долго говорить!!!
Про новый роман, даже я бы сказал РОМАНИЩЕ Захара Прилепина много писать не имеет смысла, кому надо — те уже понаписали, да и понапишут горы букв. Как ни крути — новая русская классика. Прекрасный язык, отличный сюжет, мораль, десятки разнообразных глубоких характеров. Хотя книга и про лагеря и всякую лагерную жуть — это совсем не то, что например Солженицын. За Россиюшку не стыдно. Здесь даже пытают русского человека не обидно, не из садизма, а как бы с прицелом на перековку и выращивание из него образцового советского гражданина. такие были романтические времена. Серебряный век, Есенин, только-только умер, даже Ленин ещё недалеко ушел.
Там, кстати, вначале у главгероя идиллия самая настоящая, ну для тюрьмы — он же на Соловках всё-таки сидит, только кормят плохо и спать особенно не дают, но жить можно. Страниц первых двести. А потом ВНЕЗАПНО несчастный случай и главный герой такой — БЛЯДЬ, в ужасе, и я за ним тоже — БЛЯДЬ!!!!! — потрясающий по силе момент, после которого жизнь видимо не будет прежней ни у главгероя, ни у читателя, ни у всей, кстати сказать страны — что в 20-е годы, что сейчас.
[…]
«Обитель», конечно, является выдающимся произведением, которым Захар Прилепин вписывает себя в историю русской литературы. Проработка деталей, серьёзная и глубоко пережитая автором фактическая основа романа, а главное — живейший и очень богатый язык: вот, на мой взгляд, что составляет главную силу романа.
Повествование держит в хорошем напряжении — книгу не хочется класть, хочется читать и читать дальше. Прерываться, однако, нужно, а то не заметишь, как перенесёшься в машине времени на раннесоветские Соловки…
[…]
Прочитал «Обитель» Прилепина. Большой роман — и не только по объему.Классическая русская литература. Наверное, когда-то по нему снимут замечательный фильм.
Читаю «Обитель» Захара Прилепина, совсем новый его роман. Пока тороплюсь поделиться впечатлениями от первой сотни страниц из восьмисот. Похоже, он уже вырос в небо и устремился в облака, до которых русская литература за последние лет двадцать ещё даже и не пыталась дотянуться, а предыдущий его роман, «Чёрная обезьяна», явное недоразумение и помрачение разума. Если оставшиеся страницы не обманут, то это литературное событие.
[…]
Прилепинская «Обитель» — большая книга во всех смыслах. Захар много раз признавался в своей любви к большим романам и вот написал свой.
О романе — о его смыслах, символах, над- и подтекстах — уже много написали и напишут ещё больше. Я соперничать с критиками (многие из них весьма глубоки и проникновенны) не могу, но несколькими моментальными впечатлениями хочу поделиться.
Лагерем на Соловецких островах (из них потом вырос понятно какой архипелаг) руководит Фёдор Эйхманис (в реальности Эйхманс) — фигура титаническая и демоническая, вызывающая массу ассоциаций как исторических, так и литературных. Вспомнился сразу Эдуард Берзин — тоже из латышских стрелков, впоследствии — первый начальник Дальстроя. Как и Соловки, Дальстрой был настоящим государством в государстве. С Берзиным сталкивался (ещё по первому сроку, на Урале) Шаламов, причём отзывался о нём хорошо. Эйхман (и)с и Берзин были расстреляны в 1938-м с разницей в какой-то месяц. Пресловутый колымский ад, о котором мы знаем из того же Шаламова, начался в Дальстрое уже после Берзина, когда ушло время подобных ему и Эйхмансу людей, не чуждых — при всех остальных их чертах, в том числе тёмных — идеализма. Лагеря остались средством наказания и механизмом развития экономики, но перестали быть лабораторией по исправлению человека.
Неизбежны сопоставления с «лагерной прозой». Лимонов сравнивал в «Торжестве метафизики» аскезу лагеря с монашеским служением, а на Соловках лагерь и помещён прямо в монастырь; причём у Прилепина, как и у Лимонова, лагерники ухаживают за розами.
Артём Горяинов, живущий в «Обители», — не Иван Денисович, он скорее ближе к герою «остросюжетной» «Чёрной свечи», написанной Высоцким и Мончинским о судьбе зэка и золотопромышленника Туманова. Герой «Чёрной свечи» — тоже боксёр и авантюрист, дерётся с блатными и даже ещё более фартовый, чем Артём.
Лишняя буква в фамилию реального Фёдора Эйхманса добавлена автором не случайно, хотя некоторым персонажам сохранены реальные фамилии. Другие, напротив, вроде бы выдуманы, но напоминают о реальных людях. Вот персонаж второго ряда Митя Щелкачов говорит, что хорошо бы написать работу о русском мате — и вспоминается Дмитрий Лихачёв, который сидел на Соловках с 1928 по 1931 год и здесь же опубликовал свою первую научную работу («Картёжные игры уголовников»).
Хронология чуть размыта: если судить по времени перевода Эйхманиса на другую работу, то действие романа относится к 1929 году. Но, например, Нафталий Френкель (налётчик и контрабандист, ставший генералом НКВД и проживший долгую жизнь) в книге ещё сидит, а освобождён он был уже в 1927-м. Значит — «конец 20-х».
«Обителью» Прилепин продолжает отвечать на постоянный вопрос о том, почему из Евгения он превратился в Захара. Среди героев романа мелькает собственный прадед писателя, которого как раз и звали Захаром и к которому тянется генеалогия псевдонима. Любопытная рифма: герой прилепинского «Греха» Захар копал могилы, юный Захар в «Обители» тоже копает могилы — для расстрелянных соловецких мятежников. Сам автор осторожно появляется порой в тексте из каких-то боковых входов — то во вступлении, то в послесловии, то фигурой прадеда Захара, то акцентируя внимание на дате 7 июля — дне своего рождения…
Ещё рифма: Максим Горький был на Соловках в 1929 году. В каком-то смысле ремейк той поездки совершил «Новый Горький». Кстати, детально проработанная фактическая основа, плотный документальный фон в романе не менее важны, чем образы, сюжет, прочая художественная физика и метафизика.
Корректоров у книги аж четверо, а всё-таки к ним есть претензии — например, по части «подболоточной муки». Может, всё-таки подболточной? А то возникают ненужные ассоциации с Болотным делом. Возможно, даже корректоров книга настолько увлекла, что они, её читая, о своих прямых обязанностях иногда забывали? Тогда — забудем, простим.
Ну и наконец: «Обитель» — первая книга Прилепина, в которой упоминается (учёным-лагерником Осипом) корюшка. Не буду развивать эту мысль дальше, но, поверьте, она очень важна. Хотя образ рыбы в книге куда чаще связан с чем-то неприятным, даже мерзким (имеет ли это отношение к пронизывающим роман христианским мотивам?). Отвратительнее рыб тут — только чайки, которые так досаждают героям (почти по-хичкоковски), что под конец, когда их (вместе с попавшими под жернова чекистами) начинают расстреливать, птичку не жалко.
Дочитала вот. «Обитель» Захара Прилепина. Вообще, после его «Паталогий» я у него перечитала все. Почти все. Художественную прозу, публицистику, эссе. не сказать, что прямо все понравилось, но большая часть. Особенно публицистика. Когда Прилепин написал на своей страничке в ФБ, что у него готовится к выходу новый роман, двух мнений не было. Сначала пару месяцев ждала, когда роман выйдет, потом появится в продаже и, наконец, материализуется из просторов Интернета посредством службы доставки. Так что у меня новенький, свежеотпечатанный томик Прилепина
Хотя томиком эту книгу и не назовешь — больше семисот страниц. Более семисот страниц отличного текста. Читается запоем. Замечательные диалоги здесь. И хорошо прописанные образы. И я не знаю, как Захар делает это, но вот прямо веришь всему, ты сам весь там, до того каждая мелочь на своем месте. Кажется, что он и сам там же, хлебает баланду на осиновых нарах. Это, кстати, коварная книга — он нее все время хочется есть. Еще мне очень симпатичен главный герой, Артем. Он живет в этом Соловецком лагере в таком ужасе, что впору сойти с ума, с ним происходят жуткие вещи, а он — шутит и смеется. Этим он и симпатичен. Этим он и прав: мне кажется, иногда только чувство юмора и спасает, только оно и может помочь хоть как-то.
И там в книге есть момент один, двое разговаривают между собой:
— Артём, а как вы думаете, чем сейчас занимается Иисус Христос? Какие-то у него должны быть дела, нет?
Сглотнув, Артём внимательно посмотрел на Василия Петровича и подумал: »…А, действительно? Чем?». ©
Эта фраза — в некотором роде квинтэссенция всей книги. Действительно, чем он занят?
Самое сильное впечатление за последние несколько лет. Думаю, что в современной литературе Прилепин лучше многих владеет русским языком. Надеюсь, что в будущем этот роман будет преподавать в школах.
Прочитал «Обитель» Прилепина — сильная вещь. Не категоричная, как автор :); не ужасающе-тягучая, как солженицынщина — а честная литература от автора, который досконально изучил предмет. Созерцательная и светлая.
Сильная книга «Обитель» Захара Прилепина. Читайте нижегородское!!!!!!!
Я думал, российская литература погрязла в донцовых и шиловых, ан нет! Господин Прилепин, Вы — Бог!
Карл Шуман
О непростоте Прилепина.
Фолиант «Обители» пухлый, как «Война и мир». Страшно было затеваться, но превозмог. Ожидания оправдались частично: ну да, Шаламов, ну и «Один день…», куда ж без него. Но не «Архипелаг…», хотя, признаться, ни разу не осилил. Сколько ни брался, с разных мест пробовал… физиологически не получалось дочитать…
Прилепин — писатель. Ему, как и Достоевскому и Толстому в том никаких ксив не надо. Не знаю, чем роман закончится, но с пятидесятой страницы захватило… Дочитаю — точно.
Упомянул Шаламова и Солженицына — от них Прилепин отличается тем, что знает — будущее будет прекрасным. А те не знали… Вернее, не были уверены.
Вообще-то первое впечатление, как во дворе моего детства — зэк откинулся, сидит у сараев на корточках, малышню собрал и про зону травит — как и что. И слушать его страшно, но понятно — про будущего каждого говорит. Надо слушать…
ОБИТЕЛЬ или CASTLE of SORROW?
Закончил читать последний роман Захара Прилепина «Обитель». С детства знакомое чувство сожаления, что книга закончилась. И это при том, что материал романа из самых трудных и надоевших — Гулаг. Описываемые события ужасны. Много крови, хруста костей, жестокости, подлости. Правда, любовь здесь тоже есть, настоящая, какая возникает между мужчиной и женщиной. А может, вовсе и не любовь, а какие-то странные горячечные отношения между зеком и следователем женского пола, описанные откровенно и в то же самое время целомудренно.
Нет, не могу пока писать. Эмоции должны улечься, а извилины пробиться через прочный скелет сюжета в какую-то глубокую глубину, которую ощущают разбереженные книгой чувства. Так что остальное — позже.
Иной наш либерал нет-нет, да и перечитает «Обитель». Он, обескураженный, не знает, о чём теперь спорить с Захаром Прилепиным, куда теперь приложить свою риторику двадцатилетней свежести. Ни слова не увидит о знаковой уже ненависти автора к себе любимому — да и Россия тут словно бы за кадром, маячит где-то за стенами бывшего белокаменного монастыря. Рвать волосы от обиды к такому невниманию господину «западнику» не пристало. Роман получился гораздо больше о русском и нерусском, чем всё, созданное нижегородским писателем до этого. Отсюда, из этих тесных лагерных просторов, потом выбежал и заплутал на страницах энбэпешник Санькя. Сражались в Чечне — помимо прочего, и с наследством тех лет — герои «Паталогий». А журналист из «Чёрной обезьяны» лез в секретную лабораторию. Соловки, между тем, лаборатория не секретная. Зато уникальная: предприятие по перековке душ и вытягиванию жил во имя светлого будущего. Здорово и вечно. За шаг до железных челюстей ГУЛАГа.
Впрочем, от лагерной прозы Солженицына или Шаламова «Обитель» всё-таки отличается. У Прилепина совсем другая, очень подвижная призма восприятия — нашего современника, о чём он напоминает читателю с первых же страниц. Страшная картина здешней жизни окрашена в самые яркие цвета — можно даже сказать, калейдоскопична. Таков, правда, был и сам СЛОН: не только тюрьма, но и лес-заповедник, и рыбное море, и Лисий остров, и чайки в небе. Таковы были и зеки «первой волны». Редкий случай правдивой аннотации: это и правда тот самый «последний аккорд Серебряного века», прогремевший посреди Белого моря. По баракам и карцерам бродят призраки Есенина и Блока (поклонник последнего, возможно, назовёт прилепинскую глыбу послесловием к поэме «Двенадцать» — и будет по-своему прав), белогвардейцы и артисты, тут устраиваются салоны и проговариваются монологи, каждый из которых — програмен, хоть и противоречит предыдущему: даром, что ли, один вложен в уста начлагеря Эйхманиса, другой — каэра Бурцева, третий — отцеубийцы и поэта Горяинова, центральной фигуры этого повествования. Прилепин выходит на новый уровень в своём любимом развлечении — сталкивании идей и мыслей, сплетении их в горячечном поединке и поиске истины о том, каково это, быть человеком вообще и русским человеком в частности. Сам же и отвечает: искать Бога, «неся на дне своём немного ада», бредить и прозревать. И это, пожалуй, переводит его из сонма хороших писателей в пантеон выдающихся.
Ко всему прочему, «Обитель» — совершенно грандиозный текст, красивый, обволакивающий, физически ощутимый — в диапазоне от боли до сладострастия. Тем более что рефлексия — как и бережный захаров гуманизм — тут произрастают не только из желания героев наполнить себя мыслями, а существование — смыслами, но и куда более простых, телесных потребностей: тепла, сытости, крепкого сна. И здесь, конечно, тоже есть противоречие, от которого ни нам, ни нашим потомкам уже никуда не деться. Между земным и духовным, смирением и жаждой здоровой, животной жизни. Оправданий ни чекистам, ни заключённым, ни лагерным «блаженным» Прилепин намеренно не ищет, оставаясь чуть в стороне и выкладывая целыми пластами плутовской роман, авантюрный триллер, чувственную любовную драму, историческую хронику. В этой совокупности явно угадывается метафора Отечества — точнее, мистерии на его тему, во всей полноте. Захватывающей и безбрежной.
А Соловки… Ну, что Соловки. Слово на букву «С». Ту самую, с которой начинается Смерть, а ещё Сила, Смех, Страсть, Страдание, Свидригайлов. Всего в избытке у России — с двумя-то такими буквами в самой сердцевинке.
Дочитал «Обитель» Захара Прилепина. На одном дыхании 660 страниц. Соловецкие лагеря, буйство характеров, противоречий, человеческих взаимоотношений, бездна страданий. Как же я это раньше-то ее не прочитал?!..
Russian Literature at the University of Virginia
«В «Обители» хорошо все: язык — когда хлесткий, неприкрытый, когда — как богато вышитая канва, полог священнических одежд с птицами и цветами золотом. Сюжет. Проблематика. Мотивы. Тут и Достоевский, и Серебряный век, и диссидентство наше, и богоборчество, и любовь и жалость…»
Заслушался «Обителью» Захара Прилепина. 6 глав по пути на работу/с работы только за сегодня.
Дочитал «Обитель» Захара Прилепина. На одном дыхании 660 страниц. Соловецкие лагеря, буйство характеров, противоречий, человеческих взаимоотношений, бездна страданий. Как же я это раньше-то ее не прочитал?!..
За последние три дня каждая минута досуга без сожаления была потрачена на это: https://ru.wikipedia.org/wiki/Обитель_(роман)
Highly recommended! Да, и на Соловки я больше не хочу.
Захар Прилепин «Обитель» (и по ее следам — Прошу совета)
Часто ли задумываешься во время чтения о том, как вообще у писателя все это появляется? Откуда приходит? Обычно знаешь универсальное определение «сочинил» и вполне им удовлетворяешься. Чаще всего раз и навсегда удовлетворяешься, ведь зачем вникать в процесс, когда потребляешь его готовые плоды. Но здесь… здесь я столько раз задерживала дыхание и беззвучно произносила: «Как?! Откуда у него это?! Кто водил рукой? Та самая Муза или бери выше?» Ответа у меня нет, планка так высока, что я не рискую даже пытаться понять механизм появления у Прилепина этой книги.
Отдаю себе отчет, что нелепо связывать эмоцию восторга и книгу лагерной тематики, книгу о тяжком человеческом (или скорее нечеловеческом) пути, о людях в бесчеловечных условиях и людях, что не совсем люди. Что ж, значит, не восторг, значит, не будет определения тому мощному чувству, которое сопровождало на протяжении всего чтения, а будет роспись в собственном бессилии написать осмысленный отзыв. Мне вообще кажется, что к «Обители» уместны или профессиональные рецензии от литературоведов и критиков, или эмоциональные, «общевпечатленческие» отзывы от «просточитателей»: как-то мелко и даже нелепо просто перечислить героев и очертить фабулу, мол, Артем Горяинов из Москвы да на Соловки, да на нары, да на Секирку…
Отрывочные вспышки-ощущения:
— Какой же русский язык! Не знаю, надо ли расшифровывать или это ощущается любым читателем на уровне непосредственного восприятия, необъяснимого органами чувств и устройством психики. В одном из отзывов нашла упрек в излишней классичности и соблюдении «ветхого реалистичного канона», что ж, для кого-то это книжная погибель, а для меня — высшая проба русской словесности.
— Какие попадающие в нерв диалоги, какие обжигающие сцены, фразы («Работу сделали неожиданно скоро — всех мертвых победили на раз» — об очистке территории кладбища под скотный двор)…
При всем моем неоднозначном, мягко говоря, отношении к самому Прилепину всячески желаю ему получения «Большой книги». Сбудется ли пожелание, узнаем совсем скоро…
Настолько зацепила тема Соловков, что хочу еще, но только гораздо глубже в историю. Подскажите, пожалуйста, что читать о долагерных Соловках? Хочется именно художественной литературы о временах еще Филипповских, о самом Филиппе. Но только именно художественной, есть ли такая?
«Обитель» Захара Прилепина
Об этом романе столько писали, что даже я не выдержал и решил его прочесть.
Книга написана очень хорошо и требует, наверно, серьезного, вдумчивого разбора. Но мне сейчас трудно четко описать впечатления. Так что буду сумбурно.
У книги есть неоспоримое достоинство — хороший литературный язык. Он живой, он яркий, он хорошо связан со старыми литературными традициями, он близок к реальному и хорошо подходит к выбранной форме исторического романа.
Сюжет произведения — жизнь в лагере заключенного Артема, которая представляет собою череду слепой повседневной жестокости тюрьмы и периодов относительно благополучного сосуществования. В этом ему помогают некоторые его знакомые по лагерю, а потом любовница из обслуживающего персонала.
Впечатление от текста неоднозначное. С одной стороны, передо мной прошло немалое полотно — несколько месяцев жизни в Соловецком лагере, выписанное довольно тщательно. Очень натурально, сильно, в духе литературных произведений ветеранов ГУЛАГа, показа повседневная жестокая жизнь Соловков, тяжелейшая жизнь лагерника, жестокие условия, в которых живут и работают заключенные, продемонстрирована целая галерея лиц — разных сословий, взглядов, судеб, которые окружают главного героя и устраиваются в новой среде. После этого сюжет скачет по одной схеме — Артему сначала тупо везет и он получает какую-нибудь более-менее удачную должность в лагере, где ему не надо гробить свое здоровье на трудработах. Но потом Артем — как правило, по собственной же ошибке — упускает удачу и получает еще больший удар судьбы под дых. Все это разворачивается циклично, нарастая в масштабе, пока не заканчивается чудовищной резней в лагере в результате восстания, похороненной надеждой на побег главного героя, расстрелом руководства лагеря за злоупотребления и… приездом нового начальника-садиста лагеря Ногтева, который в шутку устраивает зекам фальшивый расстрел. Как говорил Ирвин Уэлш, «Иногда нужно всё разрушить, спалить всё дотла, чтобы потом начать всё сначала».
После этого возникает несколько недоуменный вопрос — и что это было? В чем смысл написания романа? Мы внимательно прошли за главным героем немалый путь, день в день рассмотрели его действия, пережили вместе с ним его нелегкую судьбу. Но зачем это было? Что мы узнали в этом жестокой трагедии? Вырос ли герой? Открыл в себе что-то новое? Изменился ли он перед лицом ужасных обстоятельств? Да вроде нет. Может быть, он успел изменить чью-то судьбу к лучшему, дать людям надежду? Опять-таки вроде нет. А может быть, роман дает читателю ненависть к беспощадному угнетению, к бессмысленной нерассуждающей жестокости, бытовому повседневному кошмару насилия, к которому так легко привыкнуть, если ты по другую сторону решетки — как рассказы Шаламова? Хмм… Разве что это. Но с другой стороны, вроде бы в финале произведения многие садисты и убийцы получили по заслугам, однако это не спасло лагерь от продолжения повседневного кошмара. Причем в тексте не раз говорится прямым текстом, что насилие на Соловках — вещь очень старая, еще с давних веков. Вопрос исторического прошлого Соловков вообще занимает в романе немало места. Получается, жестокость и насилие — это что-то вроде вечного проклятия России? Значит, вся эпопея Артема была лишь одним бесконечным парадом ужасов, когда он, как планета у звезды, то ближе подходил к обжигающему пламени насилия, то отходил от него в тьму покоя — чтобы в конечном счете вернуться к нему вновь?
Также мне лично было несколько неясно, почему главным героем выбран зек Артем, который, в общем-то, ничем особенным не выделяется — разве что более удачлив и уперт. В остальном — самый обычный парень, хотя и изворотливый и неглупый. И, прямо скажем, не самый благородный — особого альтруизма от зека Соловков ждать, конечно, нелепо, но все же перед главным героем весьма редко становился вопрос о каком-либо моральном выборе — по существу, хотя весь текст об Артеме, изложение посвящено скорее Соловкам вокруг Артема, чем Артему в Соловках, как ни забавно.
Вопрос о цели произведения несколько объясняет кредо автора, сформулированное им в эпилоге: «Я не люблю советскую власть, но тех, кто ею недоволен, я не люблю больше». Видимо, поэтому в романе оказывается, что находившиеся в лагере белогвардейцы — бывшие убийцы и мучители, получившие свое за дело. А погибшие в 1923 г. в результате стрельбы охраны по политзаключенным эсеры — сами нарывались. И даже глава лагеря Эйхманис, веселый чекист, оптимист, любитель жизни, деятельный организатор и увлекающийся работой труженик — талантливый человек, хотя и любит иногда в шутку выбить из-под своего подручного табурет. Душа у него такая, широкая.
Но, о чем бы ни был в конечном счете текст, составлен он, бесспорно, в лучших традициях классики. Читатель повстречает много характерных персонажей, запоминающихся ситуаций, колоритных диалогов. Тщательно и скрупулезно выписана атмосфера жизни в лагере, мелочи его повседневной жизни, его законы и традиции, от конторского стола, до «девятого круга ада» — Секирского карцера. Остается порадоваться, что в современной литературе создаются такие отличные произведения.
Отмечу, впрочем, что крайне наивно смешивать литературу с историей. Любой, кто поверит в изображенную Прилепиным картинку и пойдет проверять ее по историческим источникам, быстро убедится, что значительная часть текста написана по воспоминаниям старых лагерников. Например, эпизод, когда десятник дает намеренно покалечившего себя зеку расписку: «Предъявитель сего «филон», «паразит симулянтович», направляется мною в командировку для перевязки отрубленной топором руки. После перевязки прошу направить его обратно в лес для окончания урока» — почти дословно взят из воспоминаний бежавшего за границу надзирателя лагеря Николая Киселева-Громова. Правда, Киселев — один из немногих людей, которых даже старые лагерники упрекали в преувеличении ужасов Соловков, но тут, думается, ему верить можно. То же касается и многих других эпизодов. Также знающие историю люди найдут многие интересные нюансы в книге — например, упоминание про некоего зека, сбежавшего в Финляндию, в котором без труда угадывается Солоневич. Найдут и ляпы — например, в 1929 г. в кабинете лагеря еще спокойно висит портрет Троцкого и никто его особо не скрывает. Почти стопроцентно вымышлен и дневник в эпилоге. Но все это лишь мелочи, так как по вопросу исторической реконструкции роман представляет собой хорошую, образцовую работу.
Чем ближе монастырь — тем громче чайки
Вы читали когда-нибудь книгу, на последних страницах которой хочется рвать собственное лицо руками? Книгу, на последних страницах которой вам становится очень горько и обидно до боли? А книгу, в которой не пропускаете ни одного слова, не потому что они «вкусные» как у Набокова, а потому что они все на своем месте и если пропустишь одно — пропустишь часть повествования, читали? Если нет, но хотели бы — прочитайте «Обитель» Захара Прилепина.
В отличие от «Саньки» эта книга не цепляет тебя с первой страницы. Ее читаешь вначале, потому что она такая ясная, да и Артем такой понятный, как многие из нас. Он, удивительным образом сохраняет себя, не пытается примкнуть ни к кому из «авторитетов», ни к какой «касте» и, кажется, поэтому другие заключенные просто не знают, что с ним делать. Он фартовый, и его фарт выносит его до определенного момента. А потом он ломается. Теряет свое спокойствие, свою браваду и бесстрашие. Ломается не громко, с хрустом, а как-то незаметно и это становится видно не сразу, но сразу становится обидно.
Обитель для Прилепина — настоящий роман. Мне кажется, что с его помощью писатель пытается стать монументальным, серьезным, почти классиком. Так называемая история любви в Обители не более чем прикрытие для размышлений автора о русском человеке, его душе в частности и истории русского народа в целом. Много религиозных линий, персонажей и полувопросов о вере в жизни русского человека и полупрезрительных ответов на них из уст разных персонажей, но ответы эти напоминают шепот и чувствуются на коже только долю секунды. Наверное, автор еще не разобрался в своем отношении к религии, в отличие от темы государственного и тюремного устройства.
Я люблю Прилепина-писателя. Его слог, его сюжеты, его герои цепляют меня, вызывают интерес и желание узнать их больше и ближе. Но Прилепин-человек мне не нравится. Спасибо Обители за это. Как только закончился роман, и началось послесловие автора, в котором он рассказал совсем чуть-чуть о том, как писалась эта книга, я поняла, что Евгений Прилепин это не Захар Прилепин. Это другой человек. И он мне не нравится. Наверное, это и есть талант писать книги: когда ты рассказываешь историю так хорошо, что читатель забывает о том, что ее писал ты — со своими привычками, со своим списком презираемых и нелюбимых тобою людей, что ты — такой человек как и все вокруг, и даже, возможно, более обычен, чем многие.
После перерыва на Эйхманиса, его дочь, Галину, какого-то полковника и мысли Прилепина о России было приятно увидеть Артема вновь. Как старого знакомого, с которым тебя много связывает. Многое с твоей стороны. И вот ты увидишь его, перекинешься парой фраз, тебе станет тепло и немного горько. Совсем чуть-чуть, а не так как при расставании. И ты просто радуешься тому, что он жив и желаешь ему, чтобы у него все было хорошо. Было бы хорошо увидеть Артема вновь.
ну всё, слава Б-гу, Захар Прилепин написал чудный роман, солж ушёл навсегда
Перепечатаю этот текст сюда. Написала в тетрадку давно, в период полуфинала-финала ЧМ, но после трагедий в метро, с боингом и всего, что происходит на Украине, было не до того. Уж столько говна, не побоюсь этого слова, вывалилось…
«Мы власть не советская, а соловецкая». — Мы власть не соловецкая, а российская, продолжаю я. Прекрасный, чудесный роман «Обитель» Захара Прилепина.
Я не читала ни Солженицына, ни Шаламова. Смотрела экранизации Шаламова и «Дети Арбата» на эту тему только, не густо. Я не думала, что лагерная жизнь настолько актуальна и в сегодняшнем дне, когда в сумерках покидая электричку, переводила взгляд от электронной книги на идущих с поезда людей к выходу через турникеты, и вспоминая прошедший день на работе. Тягостная смиренность висит над людьми. Счастливых, расслабленных и довольных жизнью единицы. Что так угнетает вас, люди? Сознание лагерника, крепостного, подневольного. Да, есть люди и с другой стороны берега, которые временно правят миром. Но заканчивают все одинаково, как подмечает Захар.
Артему присущ лихой задор мужественности. Галя мощная баба, но злая, откуда столько ненависти и желания убивать? Но и желания любить столько же. Мужской взгляд на женщину в разных ситуациях весьма любопытен.
Я хуже Артема и Галины, я готова была, когда еще не было понятно, что продолжение побега — безумие, убить мужа-иностранца на острове, мотивируясь гуманистической целью — облегчить страдания умирающего, а его жену оставила бы хоронить мужа и ждать спасения от красноармейцев. Впрочем, до такой степени я б не озверела, так как сдохла б уже на каких-нибудь работах или б быстро обезличилась до состояния овоща и тихо умерла бы все равно.
Закончил читать 2 книги, разъединенные временем, но объединенные местом, и место это страшное, потому что — на краю. На краю всего — географии, чувств, времени. Первая книга — Обитель, Захара Прилепина, а вторая — Летоисчисление от Иоанна, Алексея Иванова. Обоих — считаю самыми сильными на настоящий момент русскими писателями. И обе книги — о природе людской и о том, каково это — быть на краю и за краем, самому по собственному выбору или поневоле. Обе книги тяжелы, но погружаешься в них, как в омут, сопереживаешь, настолько ярко выписаны персонажи. А место, которое их объединяет, и еще ряд тем и причин — это уже для тех, кто решится прочитать, загадка
Захар Прилепин — Обитель
Но миром правят собаки…
Тела населяют собаки…
В мозгах завывают собаки…
И выживают здесь только собаки…
Егор Летов
Поначалу присутствовало скептическое и предвзятое отношение, вызванное довольно-таки навязчивой шумихой вокруг издания книги. Однако, чёрт побери, Захар Прилепин, мастерски увлекает меня, как читателя, слогом и содержанием. Да и временные рамки, заключённые в романе и, отчасти, художественно-документальный жанр, мне импонируют.
«Ковчег детей, или Невероятная одиссея» Владимира Липовецкого — начало 20-х годов ХХ века, «Обитель» Захара Прилепина — конец 20-х годов. Безусловно, литература подобного рода, вносит положительный вклад в обозрение панорамы исторической действительности.
Можно наговорить здесь много слов и не сказать главного, можно просто рекомендовать книгу — как слово, уже сказанное и не нуждающееся в изложении и комментариях. Каждый сделает для себя выводы и будет иметь возможность сделать свою независимую оценку прочитанному.
«Бог не мучает. Бог оставляет навсегда. Вернись, Господи. Убей, но вернись.»
Друзья! Я считаю, что Прилепин сейчас вышел в Писатели. Русская литература обрела преемника и продолжателя. Более страшного, пробивающего, чем Обитель, я ничего не читал несколько лет.
Забавно, на столе у меня лежат новинки — Прилепин и Пелевин; они прекрасно рифмуются: слышите, да?.. по сути, это своеобразный аналог инь-янь, дополняющие и одновременно вычитающие друг друга произведения, социалистический реализм versus психонавтика, историко-психологическое полотно vs свифтовская сатира, перемешанная с восточным мистицизмом; жирный, образный язык vs минималистический конструктивизм нарочито примитивизированных конструкций, черт, похоже, эти книги нужно читать одновременно, тогда они взорвут мозг круче, чем водка с пивом, колеса с марками, кола с ментосом, далай с ламой или омар с хайямом; впрочем, все это предположения; начну завтра.
Читаю Захара Прилепина. Обитель. История заключенных на Соловецких островах. Бывшие белогвардейцы, политические, уголовники, священники, поэты, музыканты, и т. д. Варево адское. И там есть место всему. Книга о воле человека, о том как обстоятельства перемалывают эту волю. Еще не дочитал и выводы пока не делаю все. Очень, очень хороший русский язык. Интересно, рекомендую. При схожести сюжетов с Солженициным прилепинская проза мне кажется более живой. Острее, животнее чувствуются проблемы главного героя. А может дело в том, что Солженицына читал очень давно уже.
Думаю после этой книги продолжить читать другие книги автора.
Прочитала. Оторваться никаких сил не было. Сижу и думаю, и думаю, и думаю… Но, однозначно, очень сильная штука.
zabelin-e-titus
Качественная, злая, русская проза. Пишет настолько здорово, что можно простить, если временами начинает выделываться и красоваться. Тестостерон в чистом виде. Тестостерон, печально улыбаясь, глушат водкой и топят в крови, попутно размышляя о смысле жизни. Сборники рассказов умело составлены и разбавлены и почему-то названы романами.
В какой-то момент настигает ощущение того, что — все, хватит. Слишком много водки, пацанства, тестостерона. Поиск смысла в бессмысленно по собственной воле проживаемой жизни. Где-то читал, что это христианская литература. Христианская ли? Местами — пожалуй. Но в общем — тоскливо чего-то. Нет радости.
Если еще не читали и спросите читать или нет — читайте, однозначно.
mary_sand
Первая в моей жизни российская книга о войне, написанная в абсолютно европейской традиции.
Дело в том, что отечественная военная проза, как бы хороша она ни была, обычно несёт в себе мощный героико-патриотический посыл, воспитательную нагрузку, формирует так или иначе образ войны как чего-то чрезвычайно пускай страшного, но при этом всё равно красивого и притягательного. Я настолько к этому привыкла, что, встретившись впервые с западной военной прозой, испытала в некотором роде культурный шок: оказывается, можно нарисовать войну как явление в первую очередь бессмысленное и ужасное именно в этой самой бессмысленности. Вот этот-то посыл, фундамент, основная идея и сформировала для меня «Патологии». Повторюсь, до сих пор ничего подобного я в отечественной военной прозе не встречала.
Ах да. Сюжет развивается в трёх временных плоскостях. В настоящем, где Чечня, в недавнем прошлом, где любимая девушка, и в далёком детстве, где просто детство.
Тебя как будто топят. Как будто к ногам привязали булыжник и бросили в воду. Война — любовь — детство — война — любовь — детство — война — любовь — война — война — война, и всё, нет ничего. Тоскливый ужас понимания того, что дальше будет хуже, хуже, хуже, что каждый промелькнувший лучик света будет скручен, смят и впечатан в грязную землю. Но их так много, этих лучиков, что каждый раз не верится, не хочется, невозможно поверить, что и этот, и вот этот, и следующий точно так же будет затоптан. Богатыри на картине, сонная девушка в утреннем свете, собака, — всё будет вывернуто и покорёжено, только вот не внешними какими-то обстоятельствами непреодолимой силы, а человеческой природой. Потому что вот такие мы странные, люди. Нам зачем-то нужно замарать верность — моралью, любовь — ревностью. И вообще всё — войной.
Знаете, там такие парни живые. Живые, потому что неоднозначные. Немного человечные, немного жестокие, немного злые, немного боящиеся, немного добрые, — всего понемногу, как в каждом из нас, в них намешано, и оттого они есть на самом деле. Или были, кому как повезло.
Это очень сильная, очень нужная книга.
И всё.
samusalena
Книги о войне всегда читаются тяжело, но здесь все абсолютно по другому! Роман читается легко, читая его просто выпадаешь из реальности!!! Вторая сюжетная линия очень интересная, его отношения с девушкой, воспоминания о детстве, все это настолько искренне!!! Не произвольно на месте главного героя Егора, у меня всплывал образ самого Захара Прилепина. Может из-за того, что он сам воевал в чеченской войне. Всем советую!
Те, кто ругает Захара Прилепина, либо не читали его книг, либо предвзято к нему относятся. Ну, еще бы, «что хорошего может написать человек, который служил в ОМОНе и вступил в национал-большевистскую партию Лимонова». Между тем к литературе это не имеет отношения. Моцарт был монархистом, это имеет отношение к музыке? Прилепин — писатель номер 1 в современной русской литературе. Да и Лимонов, кстати, превосходный писатель и поэт.
Захар Прилепин отличается от многих специфической жизнью. А еще — мозгами. Про такие говорят не «рассудок», а «интеллект». Как можно судить по отдельным вещам З.П. (читать подряд нет времени) — мыслит независимо. Есть такой термин — ассертивность. Он — сам по себе. И настоящий.
Czasem daję się złapać na opis książki — Czarna małpa trafiła w moje ręce właśnie za sprawą notki z tylnej okładki. Autora nie znam — do sięgnięcia po książkę wystarczyło mi, że jest Rosjaninem, jednym z tych, z którymi ostatnio mam dobre układy (Pielewin, Sorokin, Strelnikoff). Z Prilepinem po lekturze nie mam ochoty nawiązywać bliższej znajomości, Czarna małpa jest zbyt poplątana, zagmatwana, zakręcona i niezrozumiała.
Akcja zapowiada się ciekawie — dziennikarz, któremu sypie się życie prywatne, podejmuje się poprowadzenia śledztwa dotyczącego zbiorowego zabójstwa dokonanego przez nieletnich — a apetyt podsyca wizyta w podziemnym laboratorium, w którym przetrzymywane są dzieci-zabójcy. Na dokładkę otrzymujemy ni to prawdziwe historie, ni to przypowieści, ni to wyssane z palca bajki: pierwszą o średniowiecznej armii dzieci, które we krwi mają nienawiść i dosłownie dążą do osiągnięcia celu (podbijania kolejnych terytoriów) po trupach, jednakowo przeciwników jak i ziomków, oraz drugą o podobnym wojsku nastolatków podejmujących w dżungli działania zaczepne przeciwko miejscowym. Czy mają one tylko podsycić ciekawość naszą oraz głównego bohatera, czy służą czemuś więcej? — to pytanie do autora.
Czy poszatkowanie powieści, rozerwanie jej na strzępy, ukazanie rozpadu życia bohatera, jego zagubienia we współczesnych rosyjskich realiach jest alegorią Rosji i Rosjan oraz ich życia codziennego? Po lekturze czuję się skołowany i głupi, wielokrotnie skopany przez autora, odstawiony do lamusa, osamotniony, zagubiony. Jeśli miałem czuć się tak jak bohater Prilepina, to autorowi udało się to osiągnąć.
Я, знаете что, счастлива. Мне удалось оказаться после бани с книгой на кровати. И не с какой-нибудь там книгой, а с Захаром Прилепиным, который даже просто, как человек, меня завораживает. Все интервью с ним пересмотрела, а теперь вот книга «Санькя» со мной.
Села делать тысячу дел, как появился Прилепин. И все, и я хочу вершить революции. Ну, когда дочитаю статьи, разумеется).
В чем-то и с ним можно поспорить, но… Но почти ни в чем.
Прилепин становится новым великим русским писателем. Большие медные трубы ему готовят, да, в общем, уже приготовили. Я сам уже близок тому, чтобы верить каждому его слову. Мощнейшие обаяние и талант. В русскую литературу снова пришел человек уровня былых титанов, уровня Горького и Солженицына, как минимум. Но хорошо, что он художник, а не пророк, от этого менее тревожно.
Посмотрел только что беседу Познера с Захаром Прилепиным. Очень любопытную. Любопытна она в первую очередь тем, что было интересно следить, как Прилепин строит (выстраивает) себя, свою личность. И любопытно наблюдать как на наших глазах в стране появляется крупный национальный писатель. Не хватает у него может быть еще текстов, но я не могу назвать ни одного автора из новой генерации (до 60 лет ха-ха), которого можно было бы сравнить с ним и по уровню таланта и по степени ответственности… Он написал в свое время биографию Леонида Леонова, писателя выдающегося, но так и «вылетевшего» на сквозь из плотного мякиша русской литературы (даже не понятно, почему это произошло)… Вот не хотелось бы, чтобы Захар следовал судьбе Леонова.
Посмотрел интервью Познера с ним (в интернете) и подумал: а ведь Захар Прилепин стал реальным тяжеловесом, ведущим русским писателем и мыслителем, а может статься, что и живым классиком.
Я не вполне разделяю его взгляды, но они мне интересны.
Вчера ночью в прямом эфире на Первом стукнулись лбами два бильярдных шара — Познер и Прилепин.
Старый позвал Молодого, чтобы показательно загнать его в лузу на глазах у восхищенных поклонников. Прежде всего, конечно, за публицистику. Прозу Старый Шар читал вряд ли. Странно ведь — -ни словом не обмолвиться в разговоре с писателем о его прозе?
Итак, Познер сразу же погнал Прилепина в лузу — ведь это стыд быть «антилибералом», «антизападником»? Ещё какой стыд!
Молодой оказался не просто сложным шаром, а почти неуловимым. Он спокойно и весело бегал по всему полю, уходя от ударов Старого с какой-то страшно раздражающей уверенностью в своей правоте.
Старый Шар, гоняясь за Молодым, — измотался. Нехорошо устал. Казалось, что и бока побаливают.
А Молодой остался — как ни в чем не бывало — все в том же ровном, позитивном расположении духа, будто и впрямь искренно верил, что правда-то его любит поболе, чем Шара Старого.
Когда Молодой Шар уже ехал домой, Старый Шар вновь появился перед публикой. Теперь он был один на бильярдном столе. Усталый, разочарованный, неожиданно побежденный. И он захотел реванша. Он всё же сказал о Молодом свое осуждающее слово. Но это был «бой с тенью», сомнительное торжество «последнего слова». Чего… пальцем тыкать после игры?
Резюме: Прилепин, конечно, не нокаутировал Познера, но в легкий нокдаун — послал. И с этого дня уверенно перешел в категорию «тяжеловесов». По особому рейтингу неофициальных списков. А умные дамы (другие эту передачу не смотрят) запомнили его ямочку на левой щеке, когда злился Познер…
Настоящий мужчина, русский, любящий свою Родину… Каждое слово на вес золота…
Немного раскрошенных зубов
Многие говорят, что у текстов Прилепина своё очарование, с этим нельзя поспорить, если считать что очарование заключается в приблатнённом слоге и избытке жесткости в описаниях, причём жесткость, выписанная настолько будничными красками, что она воспринимается как нечто само собой разумеющиеся. Я не ханжа, но мне это не так что бы сильно нравится. С другой стороны, даже на примере героев повести «Восьмерка», Прилепину удаётся поднять вопросы морали на фоне насилия, и эти вопросы не кажутся не уместными, и даже на оборот именно в таком мире им самое место.
Я прочитал не так много рассказов Прилепина, но вроде бы понял, почему над его текстами пищат и стар и млад. Он показывает нам другой мир, где дела творят не крючкотворы, а простые, суровые, временами жесткие и всегда прямолинейные парни. Видимо нашему народу страсть как не достаёт чего-то такого. Собственно, атмосфера в той же «Восьмёрке» сильно отдаёт девяностыми.
Единственное что мне на самом деле не понравилось в «Восьмерке» это то, что Прилепин, осознанно или нет, романтизирует действо повести. Раскрошенные зубы, убитые люди, бандюги, на фоне всего этого главный герой и его друзья не кажутся отморозками, они просто сбившиеся с пути рыцари, испорченные окружением, пришедшие к печальному концу.
P.S: не могу не признать, все повести в сборнике «Восьмерка» цепляют, лично меня своей моралью, вас возможно зацепит чем-то другим. Читайте при всех нареканиях Прилепин пишет очень хорошо.
Захар Прилепин — Terra Tartarara. Это касается лично меня
Какие мысли!
Это был мой первый опыт в книгах, в эссе данного типа. И я поражен! Данный опыт меня ни капли не огорчил. Наоборот! Мне захотелось прочесть другие его книги, мне захотелось поразмышлять на темы, которые предложены и даже разжеваны для нас в данной книге.
Я многое узнал нового. Так как не сильно силен в русской современной литературе, записал парочку новых писателей, которые меня заинтересовали.
Человек рассуждает, человек рассказывает, человек думает, человек меня поражает. Мне до дикости захотелось пообщаться с данным человеком, хотя бы увидеть, хотя бы пожать ему руку.
Я думаю, что данную книгу должен прочесть каждый. Хотя бы чтобы освежить знания в той или иной области общества, или хотя бы узнать чье-то объективно-субъективное мнение.
Спасибо Прилепину за его мысли.
Потому что люблю
Вы никогда не плакали над книгой в общественном транспорте? буквально сразу, над первыми строками рассказа?
Моя нечаянная и яркая любовь. Я только в начале пути, а впереди переливается, освещая жизнь, нежность, долг и мужская дружба, любовь и правда. Его сравнивают с Эдичкой и тут же обрывают себя: Эдичка — из шестидесятых, он — из двадцатых. Его сравнивают с Булгаковым и Чеховым и замирают от наслаждения и веры. И — благодарности за свет, который вопреки. За надежду, за невесомое чувство юмора.
Его зовут Захар (Евгений) Прилепин. Лауреат множества премий, он попал на этот раз в шорт-лист премии «Большая книга».
Если и можно сегодня проявить какое-то серьёзное, на отрыв башки и перелом нервов, мужество — так это одним образом: взять и в Киеве какому-нибудь известному персонажу (российскому или украинскому, не важно) во всеуслышание прокричать: «А я против!»
— Да мы все против, — ответили бы ему.
— Нет, я против другого, — ответил бы он. И все в удивлении затихли бы.
— Я против сил добра и света, прогрессивных ценностей, европейского выбора, либерального порядка и всего вашего сгущённого молока. Если вы за демократию — дайте всем демократии. Если вы против чужеродного вмешательства — надо было слать к лешему и москалей, и Меркель, и Нуланд, а не кого-то одного. Если против коррупции — не стоило менять коррупцию на коррупцию. Если вы за войну — идите и воюйте. Если за мир — не зовите НАТО. А если вы за всё перечисленное одновременно — тогда идите к чёрту.
Тут тоже бы 37-й год не случился.
Но это точно был бы настоящий рок-н-ролл.
Обитель и мы
Ехал тут недавно в метро на работу (в 7 утра, между прочим) и заметил, как женщина перед выходом кладет в сумочку толстенную книгу. Успел ухватить глазами название: «Обитель» Захара Прилепина. И возрадовался я за себя: вожу это могучий роман с собой в мобильнике. Прочитал уже, теперь с удовольствием перечитываю отдельные станицы. До этого я Прилепина не читал, знал его — но не читал. Поводов для загрузки страниц «Обители» с ЛитРес было два: прочитанная где-то рекомендация Дмитрия Быкова и сама история Соловецких островов, интерес к которой возрос после посещения моим сыном вместе с труднической экспедицией острова Анзер года три назад. Соловецкая сага Прилепина — мощное по языку и мысли повествование о нас — народе России, которому во все времена лучше от сумы и тюрьмы не зарекаться. Сегодня, оставшись по причине плохой погоды в Москве, получил время (до футбола Бразилии-Чили) спокойно собраться мыслями, свое написать, других почитать. Вот узнал: и Борис Акунин считает «Обитель» хорошим романом, что для нашего времени — редкость. Хотя, может, знаменитый детективщик наших времен и не прав. В этом году я еще два хороших романа прочитал: «Географа» Алексея Иванова и «Виноваты звезды» Джона Грина. У меня в этом году вообще прорыв чтения, и все благодаря мобильнику и электронным книгам, которые и найти стало проще, и стоят они дешевле, так что, рекомедую — грузите романы в свои карманы!
Захар Прилепин — Патологии
Я не могу читать о войне. Я даже не смотрю фильмы о войне. Признаваться в этом очень стыдно, потому что, кажется, это срабатывает инстинкт самосохранения. Конечно, это не безразличие! Ни в коем слачае… Но уж слишком это тяжело. Отвернул Астафьев своим романом «Прокляты и убиты». Пока читала, всё чесалось, вся издергалась от всё возрастающего бессознательного протеста… Не так надо писать о войне, не с такими чувствами, не так безжалостно.
А Прилепин взял за руку и потянул за собой. Даже желания не было обернуться назад. Смотрела его глазами на его войну, проживала её, страх его чувствовала, свист пуль слышала, за сослуживцами наблюдала. На войну вдруг по-другому взглянула. И, что удивительно, несмотря на реалистичность прозы послевкусие осталось светлое какое-то.
Удивительный писатель! Замечательный язык! Такое редко встретишь в современной литературе.
Думаю, что света в мои ощущения добавляла любовная линия романа, гармонично переплетающаяся с линией военной. Мужчина редко так пишет о любви, редко так обнажается, расковыривает больное, маниакальное, патологическое. По мне, так только Прилепин так умеет.
Наша, по большому счёту, беззаботная жизнь нуждается в таким прививках как роман «Патологии». Где-то рядом, всегда рядом, по меркам Земного шара, идёт война, бессмысленная, нужная лишь двум-трём заинтересованным и посвящённым лицам… Война, которая калечит и корёжит, ломает устои природы, нарушая естественные процессы в животном мире, опуская Человечество всё ниже со ступеней так называемой эволюции. Венец Творения… Ха… Зловонная язва на теле нашей Вселенной, благодаря некоторым…
Захар Прилепин — Книгочет: пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями
У Евгения Николаевича очень интересный слог — пожалуй, только он в мире литературы способен побудить меня к каким-то действиям.
Во-первых, сразу хочется читать русскую литературу. Я вообще-то очень люблю американцев, и, иногда, англичан. Хемингуэй, Стейнбек, Сэлинджер, Кен Кизи, Керуак, да ещё много других писателей мне очень нравятся. А вот мотивировать себя читать русскую литературу получается гораздо реже. Из современников и вовсе читаю Алексея Иванова и, собственно, Прилепина. Так вот «Книгочёт» открыл огромное количество книг на русском языке, с которыми нужно хотя бы знакомиться. И я не устаю удивляться — как же много читал сам Прилепин! Мне кажется, у меня никогда не хватит терпения томами читать, например, 28 романов Проханова или шеститомники Газданова.
В любом случае, «Книгочёт» открыл для меня много новых авторов, не только прозаиков, но и поэтов. (От каких-то я даже при прочтении рецензии ощущал катарсис внутри, что же будет, когда саму книгу в руки возьму!) И теперь, прочитывая их книги, я буду возвращаться к «Книгочёту», чтобы сравнить ощущения от Прилепинского подхода до и после знакомства с самой книгой.
Во-вторых, когда читаю Прилепина, хочется быть русским. Нет, я никогда не отрекался от своей национальности и от своей страны. Просто после Прилепина, хочется напоминать всем и каждому, что мы русские, и это наша честь и долг — жить в России — и делать так, чтобы страна наша становилась с каждым днём лучше и лучше. Судьба у нашей страны непростая, и у народа тоже. Россия должна существовать, и делать нашу страну мы должны своими руками и мыслями!
В-третьих, Прилепин в принципе часто открывает мне глаза на некоторые вещи. Он частенько рассказывает то, чего я не знал или по-другому видел. И сейчас я имею ввиду общественно-политическую ситуацию в нашей стране. Я всегда относил себя к либералам, а Прилепин относится к ним, как я понял, со здоровым скепсисом. И показывает мне, какой же он, российский либерализм, и, мол, может, нам и без него как-то можно обойтись. Одного я пока не понял: как?
А вообще, Прилепин для меня это примерно то же, что для Прилепина Александр Проханов. Далее цитата: «Какой жар я испытал, пока жил с этой книгой, какую жуть, какую жалость! Какое ощущение чуда! С тех пор я с Прохановым не расстаюсь. Он, безусловно, долгое время и не подозревал о моём существовании, зато я его жизни радовался ежедневно, безусловно, искренне, по-детски.»
Вот и я не расстаюсь с Прилепиным, и радуюсь его строчкам ежедневно, безусловно, искренне, по-детски. Горжусь, что живу с ним в одном городе. И жду новых его книг.
Рецензия GiraFFe на книгу «Ботинки, полные горячей водкой. Пацанские рассказы»
Рассказы Прилепина настоящие, живые, реальные. Осязаемые.
Благодаря филигранности языка, тому, как выстроены отобранные мысли, когда читаешь рассказы Захара, слышишь звон жестяного ведра от влетевшей в него картофелины, чувствуешь запах зажаренного на костре собачьего мяса (по факту бывшего свинным), чувствуешь ползание опасных ос по липким и сладким от арбузного сока губам и рукам, и узнаёшь такие обычные черты троллейбусных кондукторов…
Один из лучших современных российских писателей. И я горжусь тем фактом, что он заканчивал тот же факульт того же ВУЗа, где сейчас учусь я.
«Обитель»
Не знаю, кому как, а мне совершенно непонятно, как он это сделал? Как он положил перед нами не один день, а несколько месяцев соловецкого лагерника? И не просто положил перед нами на столе в виде толстой книжки, а заставил прожить с героем весь этот странный хронометраж, где минуты длиннее, чем дни? Откуда взялся «Один день Ивана Дeнисовича» ясно. Солженицын все это сам видел. А «Обитель»‐то, где нет ни единой фальшивой буквы, где есть весь грязный ужас падения и вся святость человеческой природы, откуда взялась?
«Щ‐854» вспоминается не только из‐за тематики, но и из‐за схожего приема построения текста ‐ непрерывный квест, где уровней много, а жизнь одна. «Шухов медленно и внимчиво поел, достав из валенка свою ложку…» ‐ «внимчиво», словечко особого языка Солженицына, было со мной все небыстрое время чтение «Обители», потому что именно внимчиво писал книгу автор, и именно внимчимо волей неволей приходится ее читать, смакуя каждую молекулу лагерной баланды.
Роман этот для меня необъясним, это бесшовный хитон. Но все же характерный почерк автора неизбывен: как и в «Саньке» герой живет по принципу «полюбить, так королеву» и становится любовником любовницы своего начальника. Как и в «Саньке» мы имеем пространные эротические сцены. Но если Прилепину времен «Саньки» я бы позволила себе сказать: «эротическая сцена на три страницы ‐ это, во‐первых, слишком много, во‐вторых, просто безвкусно, в‐третьих, у человека есть и другие физиологические проявления, если уж браться воздействовать на читателя именно с этой стороны, то нечестно замалчивать и кое‐какие другие процессы», то Прилепину времен «Обители» я это сказать не посмею, хоть и остаюсь при своем мнении. Это художник, сумевший так изобразить силу плотского человеческого страдания и влияние этого страдания на душу и судьбу, что нет уже к нему никаких вопросов. Только веселая песенка крутится в голове, которую любил напевать герой: «Не по плису, не по бархату хожу, а хожу, хожу по острому ножу…». И есть в том, что мне эти строчки перестали казаться веселыми чуть раньше, чем герою, какое‐то утешение.
Перевалил за половину «Обители» Прилепина. Книга отличная, наверное, даже лучшая за всю его писательскую карьеру. Рекомендую, кароч.
Прочитала в выходные «Обитель» Прилепина на одном дыхании. Теперь мыкаюсь в поисках «чтобыпочитать», да все не то, хоть сразу заново перечитывай.
По ком звякнул почтовый ящик
По-моему, Прилепин написал свою лучшую работу на данный момент. Во-первых, это, наконец, не текст о пацанах, которые бегают, дерутся и стреляют на городских улицах, а серьёзный исторический роман о Соловецком лагере особого назначения, основанный на реальных событиях и реальных людях. Хотя главный герой всё равно того же возраста и по роже получает более менее постоянно. Прилепин, кстати, всегда подробно описывает чувства и ощущения избитого человека. Видимо, сам неоднократно испытывал на себе, потому что я-то, например, чтобы так более менее всерьёз дрался только в детстве и не очень знаю, как выплевывать кровь и считать переломанные рёбра.
Во-вторых, здесь не выкрашено всё в черное и белое. У каждого героя своя правда о том, что происходит в лагере, в стране. У каждого свой Бог и своя жизнь. Выбирай сам, на чьей ты стороне.
И в-третьих, в книжке всё чётко и понятно с точки зрения сюжета и языка. Нет никаких сложносочиненных философских отступлений, наполненных символизмом. Есть персонаж, есть обстоятельства — поехали! Все смыслы в словах и поступках. Всё движется и развивается из одного в другое. Из авантюрного в политическое, из политического в любовное. Сначала ты сопереживаешь герою, потом его не понимаешь, потом и вовсе ненавидишь. Или наоборот. Каждому своё.
«Обитель». Захар Прилепин.
Отпишусь здесь, потому как литературная критика — жанр для меня трудный. Потею, надуваю щёки, пытаюсь соответствовать. Здесь можно обойтись без этого.
Итак.
Прилепин написал книгу, которая, как фермент, даёт нам шанс переварить наше неудобоваримое советское прошлое. Не проклясть, не амнистировать — осмыслить. Пристегнуть, наконец, к историческому времени. Вместо того чтобы носиться с ним, отдельностоящим, как с жупелом, распугивая окружающих и доводя самих себя до истерик. «Историю нужно пережить, да?» — спрошу я на прилепинский манер. Чтобы она стала твоей историей. Чтобы расширила пространство у тебя за спиной — без этого не разбежаться, без этого человек куцый какой-то, уполовиненный, без этого разучиваешься ходить иначе, как по кругу.
Давайте забудем уже затасканную банальность «история ничему не учит». Учит. Только на индивидуальных занятиях.
«Обитель» даёт такой опыт переживания советского лагеря, который проходит поперёк обоих мифов: «сталинистского», согласно которому никаких ужасов не было, а если и были, то это неизбежная цена за спасение империи от распада и растаскивания по кусочкам — и мифа условно «либерального», солженицынского (хотя какой Александр Исаевич либерал) — в общем, мифа, согласно которому всё то ужасное, что случилось с Россией после 1917 — некая внешняя, привнесённая история, дело рук отморозков-большевиков, совративших и растливших «Россию-которую-мы-потеряли». Не буду излагать в деталях — какой ракурс предложил Захар. (Чтобы не выступать в роли спойлера. Видите ли, этот ракурс — ключевая ценность романа. Зачем мне портить вам впечатление от книги?). Но ракурс этот категорически не совпадает ни с одним из выше перечисленных. И он — да, включает реалии советского лагеря в историческое время.
Ну, разве что чуть-чуть, не удержусь (следующий абзац можно не читать тем, кто хочет избежать-таки чужих разгадок). Не было большевиков-пришельцев, господа. Всё намного страшнее. Большевиков-пришельцев можно проклясть — и пугать их возвращением детей и внуков. Жить со знанием того, что весь этот ужас не был привнесён извне фанатиками-партийцами — а, значит, даже после оттепелей и развенчания культов, после Перестройки и прочей гласности вполне мог где-то укрыться, уснуть в анабиозе вплоть до подходящих климатических условий… что он может вернуться сам по себе, без большевиков в любой их модификации — это требует, знаете, каких-то больших взрослых действий, гораздо более масштабных, чем призывы к запрету коммунистической идеологии.
У меня есть несколько «профессиональных» — литературных претензий к роману. Но они второстепенны. Книга сильная.
И неожиданная. От автора «Письма товарищу Сталину» я ждал, признаться, другого. Ждал со страхом — потому как если бы там обнаружилась листовочная апологетика отцу всех народов — ну, и всё, прощай, многолетняя дружба с Захаром.
В романе описана система, во-первых, в начале своего становления. Во-вторых, лагерь находится не в самых жёстких климатических условиях. Но то, как и почему всё пришло к ужасам, описанным в «Колымских рассказах», Прилепин помогает понять — причём, вне всякой догматики, одними лишь художественными средствами, выбранным тоном и готовностью передать правду каждой из участвующих сторон.
Дотянулся ли Захар до этой высоты в процессе работы над книгой, «работы с материалом», как любили говорить в описываемые времена — или он с самого начала держал фигу в кармане, видя и понимая гораздо больше, чем высказывал, и не особенно-то открещиваясь от приписываемого ему критиками сталинизма — не знаю. Какая разница. Главное, книга выписалась так, как выписалась.
Отдельная история — любовная линия в романе. Тем, кто переживал отношения любви-ненависти, кто повисал на волоске, а женщина картинно пощёлкивала перед этим волоском ножницами — читать тем более. Собственно, эта линия — всё как положено — и оживляет текст. И заостряет тот самый ракурс.
Кажется, всё.
А, вот ещё — о том, что всё начиналось именно так, в сплаве зверства и романтики, можно прочитать у того же Шаламова, в воспоминаниях о Вишерском лагере.
Захар Прилепин — Патологии (рецензия)
Всю прошлую неделю я был в рабочем безумии. Мы сдавали проект, и это был мой самый первый проект. И вот, выходя на минуты из легкого мира кафе и шоколада, я погружался в пучину грязи, крови и физиологических упражнений произведения Захара Прилепина «Патологии».
Это книга о чеченской войне. Если точнее даже, о судьбе одного бойца в этой войне. Бойца, как отмечают, не бесстрашного, а самого обыкновенного, со своими понятными человеческими чувствами.
Начинается она с претензией на оригинальность — с послесловия. Это послесловие вроде бы даже заставляет нас подумать, что даже в самые серьезные моменты герой выживет и ничего не случится. Впрочем, «что-то» случается уже там, и герой не перестает бороться за свою жизнь.
Книга примечательна своей нейтральностью. Патриот заметит там силу русского оружия, оппозиционер — разгильдяйство, распил и воровство в армии. Все потому, что и то, и другое — это жизнь. Герои автора гипертрофированны, но только чуть-чуть. Каждому из них сопереживаешь, и вместе с тем автор невольно заставляет задуматься, почему кто-то остается в живых, а кто-то нет.
Военная рутина (если так можно назвать действие с перманентным экзистенциальным напряжением) перемежается рассказами о прошлом и единственной любви героя. Автор приводит картины нищеты, болезни и секса с той же физиологической точностью, с которой живопишет боевое полотно. Эти картины помогают узнать о прошлом героя, однако, существуют скорее как отдельная реальность, в которую герой выпадает в минуты размышлений или сна. Смягчая повествование о чеченских буднях,
Называя книгу «Патологии», автор, скорее всего, хотел указать, сколько иррациональных поступков совершаем и чувств испытываем. Название мне не запомнилось — может, это связано с личной патологичностью, но, скорее всего, само это призрачное различение между нормой и патологией значительно перебивается более явным и осязаемым различением между жизнью и смертью. Ведь это единственный по-настоящему объективный критерий.
Я рекомендую эту книгу любителям реализма, эпоса о мужском мужестве и просто желающим осознать, в каком прекрасном и одновременно хрупком мире мы живем.
Захар Прилепин — Обитель
Внушительную книгу проглотил за пять дней. И книга оказалась страшной. Впервые сталкиваюсь с таким парадоксом — тяжелейшая по содержанию, по производимому впечатлению, книга читается очень легко! Скажу честно: всегда считал Прилепина способным прозаиком-лириком, к «политике» его серьезно не относился, видя в ней прежде всего «сюжет» и необходимость зацепиться за «пиар». Но теперь писатель вызрел, и могу с уверенностью сказать — да, родился роман, который переводит его из «мальчиков» в «мужи». Но меня в Прилепине и данном конкретно романе радует даже не это. «Мужей» у нас в литературе хватает, и частенько от них бывает тошно. Прилепин — единственный из «раскрученных» (говорить об иных — отдельная тема), в котором лично меня ничего не коробит. Даже в жутковатой «Обители» он являет себя писателем чутким и человечным, описывая предельную жестокость, не «смакует» её, как большинство современников, а лишь констатирует, и даже местами накладывает «бальзам на раны» — в безнадежности оставляет надежду, если не на духовную победу, то хотя бы на выживание. Больше того, в столь жестком повествовании остаётся приверженцем красоты слова. Язык превосходен, классические традиции — несомненны. Думаю, «Обитель» вполне могут прочитать не только мужчины, склонные ко всевозможной «жести», но и женщины.
Сказать по правде, любовная линия романа кажется мне натянутой. Ну какая уж при таком раскладе любовь! Однако понимаю нужды автора — приходится ведь строить сюжет! — и не хочу придираться.
И самый главный вывод, сделанный по прочтении: похоже, что каждому поколению читателей историю должен пересказывать «свой» автор. Я читал Солженицына, читал Шаламова, но до костей пробрал именно Прилепин — думаю, именно потому, что с ним мы худо-бедно ровесники, и видим мир и историю примерно через одну призму.
О фильме Алексея Учителя «Восьмерка»
Во-первых, я рад, что начали экранизировать Захара Прилепина. Вот бы еще кто-то из крупных режиссеров взялся бы за экранизацию его романа «Обитель»! В ножки бы поклонился…
Во-вторых, что Учитель мог взять из повести «Восьмерка», то взял, но… какие-то вещи то ли нельзя передать языком кино, то ли это должно быть совсем другое кино.
Алексей Учитель считал у Прилепина «социальный пласт». Провинциальную реальность России рубежа 90-х — «нулевых». Издыхание ельцинской России. Криминализированную до предела действительность, грубую, нищую, темную. Каждый с каждым соревнуется в крутости, в «реальном пацанстве» — включая женщин. Каждый разговор, да чуть ли не каждая реплика не договариваются до конца, поскольку другая сторона воспринимает слова и фразы как знаки, за которыми видит контекст и понимает недосказанное как уверенно сказанное. Заброшенные заводы, жестокие драки, беспощадность как норма, подворотни, груды ржавого металла, жадная, краденая любовь, проблески человеческого, едва выживающие в океане звериного. И четыре мушкетера-омоновца, бесстрашные и свирепые, делают то, что никто до них не смог сделать — избавляют город от главного бандита.
Фильм в духе кинокартин «Магнитные бури» и «Дети чугунных богов».
Что не попало в фильм? Более глубокий пласт прилепинского текста — экзистенциальный. «Восьмерка» — вещь отнюдь не оптимистическая, это очень тяжелая вещь. Там ясно сказано: в этой жизни нельзя опереться на человеческое, ибо оно непрочно. Там не звериная реальность губит лучшее, что есть в человеке, а просто — реальность. И даже самое лучше со временем превращается в прах. Так прахом становится в повести Прилепина великолепная дружба тех самых четырех мушкетеров. Просто трескается и распадается. В фильме же любовь гибнет, но дружба все-таки остается жива.
Вообще, у Прилепина этот экзистенциальный пласт силен и страшен. Ничего нет у человека такого, что составило бы ему надежную опору в сей жизни, гарантировало бы счастье или хотя бы безопасность и процветание. Опереться можно на связь с Господом Богом, да еще на то, чему научил отец. Но отец уже мертв, а Бога еще надо принять, перед Богом надо еще смириться. Всё остальное позволяет лишь на время согреться, не более того.
«Обитель»
Соловки Прилепина столь же исполнены в эстетике vivid, сколь «Архипелаг» Солженицына в эстетике mort. Самое странное, конечно, это гастрономическая экзальтация на каждой второй странице. Боюсь прибавить пару килограмм, пока дочитаю. То солнце плавает в озере, как кусок масла, то старушка достает «из своих сумок халву — издающую тихий, сладкий запах, похожую на развалины буддийского храма, занесенного сахарной пылью». Такое фуд порно умел Юрий Карлович Олеша писать.
Я и писатель Захар Прилепин
С Захаром Прилепиным, пожалуй, знаком каждый, кто хоть немного разбирается в современной культуре. И это не секрет. Не каждый его читал, но имя у всех на слуху. Это, как история с «Анны Карениной» Льва Толстого. Все знают, что «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских», а что было к знает не каждый. Гораздо раньше я узнала о Захаре Прилипине, как о человеке. Волей или неволей слышала о нем на телевидении, в газетах, в журналах и в интернете. В общем, в любых источниках информации мелькало имя этого писателя. Поэтому я знала, что он был в Чечне, работал в ОМОН, семьянин с четырьмя детьми, выступает против либеральных идей, национал-большевик. А еще лауреат многих литературных премий, начиная премией газеты «Литературная Россия» и заканчивая «Русским Букером».
Человек, способный заинтересовать. На вид лет сорока, внешность брутальная, на лице приветливая улыбка, речь быстрая, но внятная и точная.
Отзывы только хорошие, характеристика положительная.
А уже позже я прочла и тонкую «Жилку», и грустный рассказ «Бабушка, осы, арбуз», ну и еще парочку, названий которых не запомнила. И книги поразили меня своих слогом. Писатель, как архитектор выстраивал из слов колонны в греческом стили и помпезные дворцы борокко, холодные и сырые дома и душные квартиры.
Как-то в одном их увиденных мною интервью Прилепин говорил о том, что мужчинах больше всего ценит ответственность, что к себе относится с ироническим скепсисом, что никогда не задумывался о смерти и не испытывал из-за этого хандры.
«Черная обезьяна» — это первое большое и серьезное произведение Прилепина-писателя, прочитанное мной. Роман, после которого остается ощущение, что сам (ровно как и герои) измазан чем-то липким и грязным.
И в моей голове с этих пор, никак не укладывается, как человек с таким сильным духом смог написать роман, в котором он ставит жесткий приговор нашему и без того уже больному обществу? За что? Разве мы заслужили?
Вместо предисловия.
Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью.
И эта старая поговорка оправдана. В принципе, мы все живем на задворках кафкианского мира. Ни жестокие войны, ни вмешательство сил природы ничему так и не научили человека. Чтобы ни показали по новостям, мы все воспримем с хладнокровием удава. А чем нас можно удивить? Взрывы самолетов? Было. Захваты школ? Было. Восстания? Очередная революция, ничего нового. Все это мы проходили. Побунтует душа, да успокоится. В мире страшно жить не потому, что эгоизм захватил умы взрослых людей и они забыли про ответственность перед будущим поколением. А потому что границы между плохим и хорошим стали все заметнее стираться, потому что ко злу мы стали относиться, как обыденности. Ну, есть оно и есть, ничего не поделаешь с этим. Агрессия и ненависть все чаще неразлучные спутники современного человека.
Мы стали пленниками своих же натужно-философских мыслей. Много думаем и мало делаем. Пытаемся найти ключи, подходящие ко всем замкам, такие, которые все наши проблемы решают разом.
А жизнь штука странная, и кажется, лишенная всякой логики. Не никто и никогда не узнает за каким углом прячется неудача. Бывает и такое:
что-то острое и игольчатое, прокалывает твою душу, но тут уместнее сказать твое самолюбие. Когда обидно, за то, что ты где-то и что-то упустил, потратил время и силы на пустое, ненужное. Момент осознания своей несовершенности, бездарности, этот страшный момент наступает неожиданно, резко. И непонятно, что нужно сделать теперь, как все исправить?
А что, если все эти неудачи ты выдумал сам, что если нет в мире ничего ни страха, ни смелости, ни любви, ни ненависти? Что, если весь этот мир мы выдумали сами?
Все ищут в тебе смысл, а в тебе его нет вовсе….
Зачем это? О чем? Что это?
Может это самокопание, желание понять собственную душу, разобраться в своих мыслях, чувствах, ощущениях, попытка избавиться от гнетущего страха, безысходности и отчаяния?
Столько вопросов и так мало ответов, и никто не поможет, никто не поддержит…
Журналиста-писателя, которому поручено раскрыть дело детей -недоростков. Человека без имени, без прошлого, без настоящего и без ясно-очерченного будущего. Кажется, что Прилепин изображает типичного героя своего времени, который разрушает все, что сам когда-то построил. У него есть жена (также безыменная) и двое маленьких детей. Но все члены семьи отделены друг от друга непроницаемой глухой стеной. Жена воспринимается им, как нечто мелкое и раздражающее. Что-то вроде насекомого, огромной мухи, мешающей спать в жаркий летний день:
» — Я тебе мешаю? — спросила она тихо.
О, этот умирающий голос. <…> Как всё-таки мало места в квартире, сейчас бы свернуть в проулок, миновать тупичок, выйти через чёрный ход к дивану в другой комнате, подбежать на цыпочках к дверям, быстро запереться изнутри на засов, подложить под щель в двери половичок, чтоб не было видно, что включён свет и я читаю, а не удавился, например, в темноте».
Своих детей, кажется, любит. Но при возможности оставить их одних, оставляет. И без всякого зазрения совести спешит к любовнице Алине, от которой он кроме плоти ничего не требует, а ей хочется большего, хоть маленькую дозу любви. И не плотской, а духовной.
Его легко можно сравнить с Сергеем Макаровым («Полеты во сне и наяву»). Истории этих персонажей похожи, как две капли воды. Даже причины поведения одинаковые. Оба неожиданно понимают, что жизнь пошла не по той дороге, а свернула на неверный путь. Не стоило приспосабливаться к всеобщему хаосу и смириться со своим положением, а бежать скорее из этой ямы. Поэтому главной целью героя становиться попытка понять, когда же все это началось:
«Когда я потерялся, вот что интересно…
Бредешь за собой, тянешь нитку, истончаешься сам, кажется, вот-вот станешь меньше иголочного ушка, меньше нитки, просочившейся туда и разъятой на тысячу тонких нитей — тоньше самой тонкой из них, — и вдруг вырвешься за пределы себя, не в сторону небытия, а в противоположную — в сторону недобытия, где мне все объяснят.
Потому что едва только очутился здесь — я уже потерялся, запутался в руках родителей, когда еще едва умел ходить, и они запускали меня как косопузый кораблик на сухой белый свет: иди ко мне! — суровый мужской голос. Ну-ка, ну-ка, а теперь иди ко мне! — ласковый женский.
Куда к тебе? Зачем ты меня звал, художник, пахнущий табаком, с порыжелыми от красок руками? Зачем ты звала меня, пахнущая молоком, с руками, побелевшими от стирки? Я пришел, и что теперь? Рисовать, стирать?»
И жарким, «липким», душным летом (примерно 2010-го года, когда смог охватил всю Москву) человек без имени решил разобраться во всем самостоятельно. И снова потерялся.
Прилепин подстроил все так, что главного героя трудно понять, потому что какой-либо логики в его действиях не видно. Его нечем оправдать за все поступки, выходящие за рамки морали. Ну, что можно сказать про человека, совесть которого была потеряна еще в детстве. Белые голуби, которых в темноте чердака забивают насмерть палками (вроде бы нормальные дети, вроде бы из нормальных семей) то ли для забавы, то ли в качестве эксперимента (ну, все же познать нужно!). Беспородный пес Шершень, умеющий улыбаться и произносить слово «мама», которого главный герой предал, оставив на какой-то дальней станции просто потому, что захотелось новую собаку. (Интересно, как об этом моменте своей жизни сам герой вспоминает: «В ту минуту во мне поселился взрослый человек, тать, подлец и врун»). Вроде у каждого в биографии можно найти поступки, за которые стыдно. Все мы прячем свои скелеты в шкафу. Но кто сказал, что если общество закрывает глаза на некоторые аморальные действия, то так поступать можно?
Получается, что герой совершенно обычный. Он не нарушает юридического закона. Вполне нормальное поведение среднестатистического человека. Ну, а как же ответственность, которая появляется уже в сознательном возрасте. Ее у нашего героя нет. Он как бы еще остался ребенком со свойственным детям эгоизмом и инфантильностью. Герой — сам «недоросток». Поэтому, повзрослев, заменяет животных на людей. Захотелось другую женщину? Пожалуйста. А жену можно выгнать в подъезд вместе с обувью…. Он осознает, что что-то идет не так, но что именно и как с этим бороться понять не может. То ли на других злиться, то ли на себя. Собирает дом из детского конструктора (символ счастливой семьи), защищает его от остальных людей, но не делает то же самое в реальности. Главный герой живет отдельно от настоящего мира, ему легче спастись от всего в поисках разгадки тайны детей-убийц (автор не объясняет, реальны ли эти истории или это плод больного воображения), чем разобраться в собственной жизни.
Главный герой-это карикатура на каждого из нас, это зеркало, где человек виден без масок. Нам кажется, что оно кривое, и поэтому в него неприятно смотреть, но на самом деле отражение, увиденное нами — настоящее человеческое лицо. Может быть, поэтому в действиях и поступках (героя) нет логики. «Все ищут в тебе смысл, а в тебе его нет вовсе», — говорит Слатитцев. Может быть, так и должно быть. У безнравственности и вседозволенности, монстра внутри нас, нет смысла, а если мы его найдем, то станет еще страшнее.
Разум постигает то, что уже знала душа.
Прилепин описывает три основных периода жизни безымянного человека. Отрывки из детства (об этом достаточно было сказано выше), юность
(психушка и армия) и жизнь сегодняшняя (Вроде бы известный журналист и писатель, внешне благополучная семья, даже любовница прилагается. Что, кажется еще нужно?) И все же что-то не так, что-то мучит и тревожит, что-то не ладится в этой треклятой жизни.
Поэтому в каждый из этих эпизодов герой задает себе важные философские вопросы. В детстве: «Когда же я потерялся. В юности, находясь в психиатрической клинике: «Где кончается рассудок и начинается сумасшествие? Что более органично человеческой природе — смирение или буйство?». А в зрелом возрасте: «Разве было бы плохо, если бы всех нас извели?». Прямого ответа никто не дает. Он сам должен их найти, не зря так много воспоминаний перерыто, даже тех, от которых становится стыдно.
Когда же я потерялся?
Для того чтобы объяснить, когда же герой потерялся, обратимся к названию романа. Название романа «Черная обезьяна» — это тот самый случай, когда слова в словосочетании настолько равнозначны по своей силе и одновременно настолько дополняют друг друга, что и говорить-то больно не о чем. Черный — это цвет негатива, в котором живет герой: особенные черные тараканы из детства героя, пожирающие обычных рыжих; черные носки, «случившиеся» с героем 13 лет назад, которые яростно меняются на цветные (только вот жизнь от этого радужнее не стала); черная «грязишша», в которой он весь «размазался» («Возился долго, привставал, чертыхался, опять садился — дорога не держала, сбрасывала со скользкого черного крупа. Наконец, догадался — шагнул с дороги прочь, в густую траву, крапивную, полынную поросль, пошел там, хватаясь грязными руками за колючие, кусачие стебли, тянул себя до черных домов, все пытаясь вспомнить, в каком из них видел ту бабку и того пацанчика, блядиного сыночка с подсохшей ручкой). Герой и сам стал черным, «будто в шерсти: зверь лесной». Естественно, что жизнь в такой тьме делает и душу человека черствее, непроходимее, чернее. Что же может постичь разум, слушая эту душу?
Что же вкладывает Прилепин в слово «обезьяна»? Обратимся, прежде всего, к переводу. В словаре Д. Н. Ушакова говорится, что abü zinä в арабском означает «отец блуда». Нужно ли еще что-то дополнять? В романе слово «обезьяна» не единожды используется для уничижительной характеристики человека. Старый солдат из полуфантастической истории о «недоростках» говорит о красивой рабыне: «Эта женщина тоже ходила в пурпуре, она имела прислугу, а теперь она ходит в общую лохань на виду у всех. Скоро она перестанет стесняться себя и будет вести себя хуже, чем обезьяна». Перестанет стесняться себя… Не об этом ли размышляет герой после мерзкой ссоры с женой: » — Люди не чувствуют стыда, — произнес вслух. — Если их никто не видит — не чувствуют ни малейшего. Я вспомнил одни, потом другие, затем третьи свои дурные поступки — подлые, отвратительные, гадкие, — и в одну секунду стало ясно, что в том, где нас не застали, включив белый свет и указав пальцем, мы не раскаиваемся никогда. Спим со своей подлостью в обнимку: хоть какая-то живая душа рядом, хоть кто-то тихо греет душу. Убьешь ее — и кто останется поблизости до самой смерти?» Вот вам и ответ.
«Черная обезьяна» — все самое мерзкое и гадкое, что есть в человеке, в каждом из нас.
И потерялся герой уже очень давно, в раннем детстве, когда не знал, на чей зов идти. Почему так случилось, остается только догадываться. Может быть потому, что герой последовал приспособленческой логике старого стража: «Истолковать отцовский завет дело нехитрое, но куда лучше сказанное отцом обмануть и миновать»? А может потому, что отец его и вовсе был похож на отцов древнего города, которые не смогли отстоять свой дом («Их отцы те же, что наши отцы: мягкие, как гнилые яблоки»). Вот именно в этот момент и хочется поспорить с автором, по словам которого разрушение и загнивание нашего общества началось три поколения назад: «Это три последних поколения. Дети, с которыми никто не разговаривал, которым никто не читал правильных книжек. Дети, изуродованные аморальностью мира. Их много, они вокруг нас ходят. Это обыденность…» Что же вы сами себе перечите, уважаемый автор? ЭТО БЫЛО ВСЕГДА. Черная обезьяна могла выйти наружу в любое время.
Как персонаж черная обезьяна появляется в качестве игрушки, которую герой купил своим детям в маленьком магазинчике. Это «непонятное животное» озвучено нашим «папашей» тем самым противным: «Ы-Ы-Ы!» Купил не глядя. Вот именно «не глядя». НЕ видим, НЕ слышим, Не знаем своих детей. Недоглядели, недолюбили, недопоняли, и в результате родились те самые «недоростки».
Детки без клетки
Тема детства — главная тема романа. Самые добрые и светлые страницы романа посвящены детям главного героя. Вначале для писателя-журналиста они «сын» и «дочь», а к концу, чем дальше герой уходит от реальности, становятся просто «та, что в желтом» и «тот, что в синей».
Автор постоянно говорит читателю: «Опомнитесь! Остановитесь! Будьте рядом со своими детьми! Вы нужны им!». Защитите их от мира взрослых, где в погоне за мнимым счастьем, так легко потерять душу. Впопыхах, забыть ее на ближайшей автобусной остановке или на верхней полке вагона, в котором пахнет вареной картошкой и курицей. Забыть также, как обычно мы забываем зонты и перчатки, очки и сумки, потому что ценность свою душа потеряла. Измельчал человек. Кто вырастет из младенца с глазами, лишенными ресниц, которого везет молодая мама с сигаретой в зубах, из ребенка, лижущего железный поручень и уже «пожравшего всю мерзость», или из мальчика, которого отец приковал к гончарному кругу лишь за то, что он «умеет делать из глины пузатые горшки, царственных всадников и веселые свистульки»? Только те, кого уже сегодня боятся бабки из Велемира, только те, в цветочных венках, кто, подняв меч над собственным отцом, не задумываясь, его опустят.
И все же автор вместе с главным героем робко шепчет: »… и только дети остаются — и ползаешь в этом болоте (непреходящем кислом болотном мареве, то и дело окатывающем чувством постыдной гадливости) по тропкам, оставляемым ими… там, где они светлыми пяточками натопотали…»
Действительно большая книга
Я дочитала «Обитель». Я давно не читала таких толстых, больших книг. И впечатление от неё, конечно, совсем иное, чем от того, что я читала в последнее время из в последнее время написанного. И дело — не в материале, не в теме. Главное впечатление складывается из «вкуса» фрагментов, которые того же замеса, что был уже в «Грехе». Потому что у этих страниц или строк есть вкус и цвет (на которые, наверное, не будет в ком-то товарищей) — не виноградное, но мясо определённо. От романа в целом, как конструкции, у меня разные впечатления. Но это не имеет никакого ровно значения. Жалко одно: это слишком большой роман для современного молодого читателя. Читать-то его хорошо бы пораньше. А чего там 16+ такого особенного? Очень даже.
«Обитель» Захара Прилепина оказалась очень крепко скроенной и отлично написанной историей. Ничего веселого там нет, но можно получить настоящее и редкое по нынешним временам удовольствие от языка и мыслей. А от сюжета вообще не оторваться. Прилепин вырос в большого писателя, а «Обитель» — настоящая русская литература. Рекомендуется.
С чтением у меня вечно — то пусто, и по полгода в руки книжки не беру, то густо и взахлеб. Густо случилась как раз сейчас: за две недели проглотила «Санькя» Прилепина, наверстала пропущенную «Трудно быть богом» Стругацких *чтоб понять, про что ж я кино смотрела то))*, потом вспомнила о своей любви к Бенаквисте и что кто-то тут то ли ругал одноименный фильм, то ли хвалил одноименную книгу — проглотила обе его «Малавиты», а под конец пала жертвой рекламы и поскакала покупать в бумажном варианте последнию Прилепенскую «Обитель». Сижу, теперь, эстетствую — сто лет в руках новых бумажных книжек не держала, ах этот запах, ах шорох страниц)) Содержание правда пока оценить не могу, каждый раз как беру в руки — больше эстетством, чем чтением занимаюсь)
Прилепин. Обитель.
Захар Прилепин — большой писатель. Из меня так вообще всю душу вынул. Давно такого не читала. Домбровского немного напомнил, но в целом потряс. Уникальный мужик, этот Захар.
Начала читать #Обитель #Прилепинʼа. Невероятно и странно, что только сейчас его открыла для себя
Захар Прилепин — Обитель
Книга стоящая и тяжелая. Есть один нюанс: приятно, когда книга хорошо написана, но неприятно, когда автор водит тебя за нос, куда ему вздумается. Приходится скрежетать зубами и смиряться, иначе бы это просто была крепкий роман воспитания или историческая реконструкция по мотивам Шаламова. Терпи, читатель, в конце концов, героям хуже, чем тебе. А «Обитель» очевидно больше, чем кажется на первый взгляд.
Завязка: симпатичный молодой человек (как мы сразу понимаем, политический), москвич, любитель поэзии, старается выжить в бесчеловечной среде лагерей, внимая наставлениям старшего интеллигентного товарища и вызывая объяснимую неприязнь у воров и убийц. Так? Молодцы, купились.
Через несколько сотен страниц вас этот молодой человек начнет раздражать (а то, наоборот, вызывать страшное сочувствие), вы озвереете от разных точек зрения, хорошие окажутся плохими, плохие — хорошими. Или плохими? Или все-таки хорошими? Правых не отличишь от виноватых, а прошлое Соловков не лучше настоящего.
Соловки — это, конечно, ад, но ад материалистический — предприятие, которое должно само себя обеспечивать, кормить и одевать обитателей, организовывать какой-то досуг, перековывать грешников. Вот круг, где человек за ночь замерзает, а вот круг, где вполне можно жить, заниматься наукой и покупать конфеты. Ну и да, в ад никто не попадает просто так.
Прилепин явно вдохновлялся «Благоволительницами» Литтелла, но получилось все куда оптимистичнее и человечнее: тема другая, герой вменяемый, плюс любовь, в которой, кажется, спасение. Финал хороший, и эпилог тоже.
Захар Прилепин — настоящий мужик. Любая нормальная баба должна истечь по такому слюнями. Простой, надёжный, волевой, неглупый, но без лишней рефлексии, с мягким юморком и неназойливым жизнелюбием. Таких ковали советские институты — если, конечно, не оскотинивали — студенческие общежития, промышленные предприятия, воинские ряды и тюремные этапы.
Захар Прилепин — реальный пацан. И я говорю это без иронии. О таких «ребятах с нашего двора» он написал первый сборник рассказов — «Ботинки полные горячей водкой».
Захар Прилепин — бывший ОМОНовец. К сожалению, сии доблестные отряды в последнее время всё больше занимались не прямыми обязанностями — силовой борьбой со всякими ОПГ и ОПС — а разгонами митингов и демонстраций, избиением студентов и пенсионеров, защитой рейдеров и т. п. Прилепин ушёл оттуда и честно, никого не обвиняя, написал об этом замечательную повесть «Восьмёрка».
Захар Прилепин принимал участие в боевых действиях в Чечне. И написал об этом честную трагическую книгу — «Патологии».
Захар Прилепин — руководитель нижегородского отделения НБП. И он положил начало Революции в одном отдельно взятом романе — «СанькЯ».
Захар Прилепин не любит либеральную интеллигенцию. И от её имени он написал весьма едкое «Письмо товарищу Сталину».
Захар Прилепин любит свою страну и свой народ. И не кричит об этом на всех углах. Это чувствуется между строк.
Захар Прилепин при всей свой брутальной биографии и точно такой же внешности — необычайно тонко чувствующий человек. То есть, любит читать — это лучший способ воспитания чувств. Он выпустил целую книгу обзоров и рецензий — «Книгочёт» и целую книгу интервью с современными писателями — «Именины сердца». Он является автором-составителем и редактором нескольких сборников современной прозы. И это правильно. Литературу надо навязывать.
Захар Прилепин, между прочим, получил неплохой бонус — премию за книгу десятилетия. «Грех» называется.
Захар Прилепин — толковый журналист. Отдельным изданием он выпустил сборник своей публицистики — «К нам едет Пересвет».
Захар Прилепин — бизнесмен. То есть, зарабатывать он умеет. И в оппозицию лезет вовсе не потому что он такой маргинальный неудачник.
Захар Прилепин даже читает рэп и пишет стихи. Всё успевает.
А ещё (бабы, извините!) он счастливо женат и воспитывает четырёх детей. И, я думаю, именно для них он хочет оставить эту страну нормальной.
Что-то забыл? Ах, да, Захар Прилепин — отличный писатель. Один из лучших.
Оказывается, Прилепин 19 мая побывал в гостях у Познера. Рада, что наткнулась на это видео; рада, что есть у нас в России люди, которые искренне любят свою страну, болеют за неё и которые не относятся к родине потребительски. Некоторые чувствуют, что что-то им здесь недодают, чего-то им недостаёт — значит, «валить пора». А некоторые надеются на прорыв и радуются тому, что есть, ценят российскую историю. По Прилепину (и по Шаргунову) видно, что они истинные Патриоты (не побоюсь этого слова, которое в наше время, как ни печально, стало ругательством).
Познер с сарказмом в пылу жаркой беседы спросил у Евгения Николаевича: «А вы что, считаете себя интеллигентом?!» Благо, Прилепин не заметил или не захотел замечать этого вопроса. Потому что когда человек говорит «я интеллигент» сам про себя — это как-то не по-интеллигентски, согласитесь. Так вот, советую потратить час своего драгоценного времени, посмотреть видео и решить: является ли Захар Прилепин интеллигентом или всё же его взгляды чересчур радикальны, странны и категоричны? Я вот считаю, что такая эмоциональность и некоторый максимализм в нём вызван как раз тем, насколько сильно он болеет за родину. И думаю, он интеллигент. Его рассуждения искренни и этим подкупают меня. Он не пытается играть на публику, а лишь высказывает своё мнение. Не пускает пыль в глаза, а открывает душу, не прячась за маской «нормальности» и «лучше я буду, как все».
А «самость», самобытность России и для меня важна. Не считаю, что нужно стесняться того, что мы отличаемся от Европы, как англичане в приведенном Познером примере в конце видео.
http://www.1tv.ru/prj/pozner/vypusk/31420
Дочитал сегодня Захара Прилепина «Обитель». Последние 100 страниц одним рывком.))
Что сказать? Хорошая книга, рекомендую. Я читал Прилепина немало, но это однозначно лучший его рассказ.
Не зря мне советовали его прочитать.
«Объятель»
Артём и Соловки Прилепина
Пятый роман Захара Прилепина «Обитель» уже вошёл в лонг-лист «Русского букера», а я только на днях его дочитал. Дочитал, и теперь уверен — «Букера» он возьмёт без особых проблем.
Несмотря на то, что в книге 700 страниц, читается она легко. Я, по крайней мере, прочитал её за семь дней — по сто страниц в день. Правда, с перерывами в месяцы. Вынужденными, не идеологическими.
Я никогда не был поклонником Захара-романиста. Да, я безусловно, люблю «Патологии», общался в живую с Лыковым, но в целом Прилепин для меня — в первую очередь, публицист, эссеист и литературовед. Но «Обитель» я не мог не прочитать, и не жалею об этом.
На протяжении всех семисот страниц меня мучал один вопрос к автору, на который я сам себе ответил через день после окончания чтения. Расскажу подробнее.
Фабула романа следующая — парень Артём попадает на Соловки за убийство своего отца, там проходит разные «испытания» (в общем, часть про «Наказание»), у него случается роман с любовницей начальника лагеря, потом приходит новый начальник, Артём с Галей сбегают, но возвращаются, и собственно, всё.
Так вот, что меня мучало и чего я ждал. Главный герой — Артём Горяинов (от слова «горе», видимо, а может, «иное горе») — отбывает срок на Соловках. Не за политическое преступление, он не каэр, за обычную, казалось бы, бытовуху. В лагере он несколько раз чуть не расстаётся с жизнью, много общается с интересными людьми, размышляет. Что ещё можно делать в тюрьме? Я постоянно ждал, что вот сейчас, вот-вот, он начнёт что-то вспоминать. Свою первую любовь, свой дом, своих друзей, свой город и так далее. Вроде бы, а что ещё делать в тюрьме, только и жить воспоминаниями? За семьсот страниц Артём практически ничего из этого не вспоминал.
Что ещё можно делать в лагере? (Я там не был, к счастью, но мне так видится). В тюрьме, как в любом одиночестве, можно и нужно вспоминать о будущем, проще говоря, мечтать. О том, как вернёшься домой, о том, как встретишься с роднёй, друзьями, поедешь на море. В тюрьме только и думают о море, о том, как оно бесконечно прекрасно. Но этих мечтаний в «Обители» тоже нет.
Это, честно скажу, ввело меня в тупик, сломало стереотипы. И только последействие книги осенило! Книга, во-первых, не про Артёма Горяинова, а про Соловки. Поэтому в ней много истории Соловков, и даже не лагеря, а самого острова. История Соловков заменила в романе историю, то есть прошлое, главного героя. Потому что и главный герой-то не Горяинов, а остров Соловки. Остров, а не лагерь. И кто-то, наверное, проведёт аналогию с Лунгиным.
Тем не менее, личность Артёма тоже интересна. Потому что он как герой, может, не новый в русской литературе, но показательный. Показательный своим отношением к жизни — хорошим, ироничным, если она есть, и никаким, нейтральным — если её нет. Горяинов — это человек, который имеет необычайный фарт, наитие, но это наитие не природное, оно — следствие морально-нравственных качеств Горяинова, следствие его собственной справедливости.
В конце книги есть дневник Галины Кучеренко. Он прекрасен. Топовые российские блогеры должны кусать себе локти, читая его. Здесь всё — и эмоции, и факты, и чувства женщины. Дневник — это вся «Обитель» в нескольких страницах. Не сможете одолеть всю книгу — прочитайте хотя бы его.
Мне даже жаль, что я не могу стереть воспоминания о книге, и перечитать её с конца.
«Я читала книгу «Обитель». Мне она кажется большой и величественной. Пахнущей, смердящей, глубокой, изливающей на неумытый мир тонкие струйки крови из сердца. Вижу в этом… Как бы получше выразиться, духовное донорство что-ли. Книга упоительно горькая. Беспощадная. Превосходная книга, которая навсегда в моей памяти».
Дочитал «Обитель» З.Прилепина. Вынос мозга. Рекомендую к прочтению.
Захар Прилепин — Патологии
С горем, мытарством и двухнедельной задержкой мне таки пришли очередные книжки. Одна из них полное собрание прозы Захара Прилепина. Давно хотел его почитать, а тут очень к месту вышло такое издание. Имел я о его творчестве впечатление крайне поверхностное, поэтому чего ждать от его книг не знал. Первым романов в собрании шли «Патологии». По странном стечению обстоятельств они оказались про войну. Странно то, что параллельно и неспешно я читаю Селина, который тоже пишет о войне. Пусть и о другой.
Прилепин пишет то, о чем знает. Это важно. Что же он видит? А видит он абсурд. Всяческие рефрены героев «меня никто не ждет, а я домой приеду.» и не произносимые «а они нет». Все становится бессмысленным, когда возможно сегодня ты и умрешь. Рассказчик чем-то напоминает Селина — он тоже трусит на войне. Но если у Селина это страх рациональный, он просто говорит «я трус — идите все к черту, я хочу жить». То трусость Егора другого свойства. Оказывается, что он немного не в себе, по жизни. Он живет в мире каких-то патологий. Рано умерший отец, бросившая мать (нет, Боже упаси, тут нет голливудского вульгарного фрейдизма, тут скорее обыденная реальность России того времени) сцена со спаривающимися собаками, куча бывших мужиков его любимой, которые разрывают его сознание. и вот этот человек оказывается на войне.
Война изображается без каких-то скидок, оговорок, и предупреждений. Рассказчик на них не способен. Вы же не будете пытаться отстранено рассказывать, как вы каждый день идете на работу? Это обыденность. Вот он так же рассказывает о войне. И там можно разглядеть много полезного, для товарищей домашних милитаристов. Война это не красиво. Война, это когда ты расстреливаешь чеченов, обливаешь их бензинов и сжигаешь трупы, и только по треску патронов в сапогах ты точно понимаешь — это были боевики. А до этого ты не уверен. Но это война, или ты их, или они тебя. Война, это когда ты зачищаешь село, а пьяный прапор начинает стрелять по своим же из калаша. Все это не вызывает остранения. Да, ему бывает жалко товарищей, которых только что убили. Но это скорее непонимание абсурда «как так, их убили, а я тут живой». А потом все это забывается.
Немного о поэтике. Текст написан предельно дискретно. Все абзацы короткие, кроме пары длинных монологов героев. Текст намеренно пытается разложиться на мелкие фрагменты, как окружающий рассказчика мир, совершенно не целостный. Рассказчик подчеркнуто не литературен. Как мы знаем по опыту Воннегута или Селина, о войне и нельзя сказать литературно. О ней можно или промолчать, или рассказать в слегка сказовой или разорванной форме. Прилепин выбирает последнее.
Захар Прилепин «Обитель»
Скажу сразу: понравилась книга. Мне почти все прочитанные книги З.Прилепина нравятся. Мое мнение — настоящий русский писатель — наш современник. Описать здесь я хочу исключительно свое мнение и ощущение от книги. Возможно, сам автор подразумевал не это совсем, но уж такое право (да и крест) читателя — иметь свою призму восприятия.
На середине книги примерно у меня появилось ощущение некоторого сходства этой книги с другой, а именно с «Преступлением и наказанием» Достоевского. Вроде бы из сюжета Достоевского кто-то изъял первую часть и оставил лишь Наказание. Тем более что причины, по которым главный герой оказался в лагере, раскрываются автором далеко не сразу. Но аналогия конечно приблизительная, неявная. В романе тоже очень много психологии (в этом смысле тоже есть сходство). Но цель моей записи не провести параллель между двумя авторами, цель иная: сформулировать (в том числе и самой себе), чем именно мне понравилась книга и зачем ее стоит прочесть, может быть и не раз.
Правда о Соловецком лагере особого назначения — о жестокости, нечеловеческих условиях, предательстве, унижении, мужестве и святости, и конечно о смерти, физической и духовной — одна из причин почему стоит книгу читать, особо людям молодым (книга для +16). История людей, попавших в мясорубку пребывания на Соловках, то что происходит в них, и история конкретного человека — что происходит в нем, вот что интересно.
В отличии от героя романа Достоевского (если уж использовать такую аналогию), главный герой «Обители» Артем проходит другой путь, на первый взгляд другой. Никакого раскаяния, душевного перелома не видим мы в нем, ни в каком моменте — ни жуткого бытия в лагере, ни — на грани смерти или муки, ничего похожего нет ни в мыслях ни в чувствах героя.
Убийство отца, как причина заключения на Соловках, всплывает не сразу, как бы исподволь. Вроде бы не в этом совсем и дело. В книге описывается быт (ужасный, конечно), речи, различные случаи из жизни обитателей лагеря, природа (жестокая, суровая), ощущения и мысли. Чувства. Общение людей, отношения — от любви до лютой ненависти, много всего. Люди, образы. Но если бы это было и всё, я бы вряд ли однозначно сказала, что книга мне понравилась. Хотя: образы людей, которые остаются людьми даже в нечеловеческих условиях — конечно способны склонить меня на сторону этой книги сами по себе. Это очень важно, чтобы во мраке был хотя бы просвет, хотя бы одна свечечка горящая, и указующая заблудшим путь.
Но есть еще что-то. Душа, ранимая и тонкая. Любовь, всепрощающая, но не прощающая себя. Главный герой совершил страшное преступление, оставшееся за скобками романа, где-то раньше. Но именно это и является сутью всего происходящего в душе героя. Тот перелом, который у Раскольникова произошел по мере пребывания в остроге, постепенно, но разом (накопившееся раскаяние вылилось в резкую внутреннюю перемену, как я это вижу; черствое сердце, растерявшее гордыню, размякло, напиталось любовью и красотой, вернее встало на этот путь, сделало первый шаг) — тут перелом произошел, но ранее, чем происходящие события, до попадания в лагерь. И этот перелом качественно другой. Главный герой раздавлен насмерть своим преступлением. Он говорит, ходит, чувствует, думает, защищает свою жизнь. Но внутренне он мертв, таковым он себя ощущает. О — изгой, не могущий рассчитывать ни на что хорошее, не считающий себя достойным ни любви и верности женщины, ни ласки матери, ни уважения людей, ни комфорта. Заметьте: в какое бы бедственное положение он ни попадал, какого бы унижения не испытывал — ни разу в душе не возникает бунт, возмущение «а меня-то за что?», чувства несправедливости, несимметричности наказания. Все безотчетно воспринимается как должное. Человек совершил то, за что никогда не сможет простить самого себя. И никто не сможет простить. И он сам — никогда не сможет просить кого-либо себя простить. А и кого просить? Бог убит, его нет. Отец, лучше которого не было не свете, убит, им самим убит. Все остальное — вторично, не важно. Человеческое в Артеме по-прежнему существует, живет, происходит. Внешне. Как бы по инерции. А внутри — лагерь похлеще, смерть и мука более жестокая, потому что там-то надежды на «условно-досрочно» нет никакой. Это не то раскаяние, которое ведет к очищению и к дороге наверх. Это раскаяние, которое не имеет выхода, его могут выразить два слова: «слишком поздно».
Почему же мне, которая в любой (художественной) книге ценит и ищет надежду, свет, любовь или хотя бы намек на это (иначе читать книгу и незачем, я убеждена) — книга эта все же понравилась? Потому что этот самый свет — он все же есть. Словно отсветы, далекие вспышки, словно блики на воде. Может быть, это душа героя, чуткая и страдающая, это возможность его в будущем (которого вроде не случилось, а ведь кто знает, что там было дальше с его душой?) повернуться туда, к Небу. Может быть, это сам автор, стоящий за отдельными суждениями, взглядами и чувствами героев. Может быть, это те самые образы людей, которые в аду нечеловеческого существования на Соловках сохранили в себе человеческое, подобно человеку в бурю и шторм чудом сохранившему в ладонях теплящуюся свечку.
«И Свет во тьме светит, и тьма не объяла его»
адская обитель
Закончил чтение романа «Обитель» от одного из самых ярких в кругу современных писателей Захара Прилепина.
Сразу хочу отметить, что на этот раз Захар отошел от псевдо-автобиографического стиля, на который скорей всего вдохновил его в своё время соратник по НБП Лимонов, и написал книгу от третьего лица, не «влипая» в главного героя, а действуя «отстраненно».
На мой скромный взгляд, это самая сильная работа автора из всех прочитанных мною ранее. Я пристрастен еще и потому, что в книге раскрывается тема СЛОНа (Солове́цкий ла́герь осо́бого назначе́ния). Меня всегда влекли Соловки как таковые, а уж их довоенный период и подавно. И вообще, лагерная тематика притягательна: сквозь несчастья и уродство легче увидеть красоту. Шаламов в своё время был для меня эдаким лекарством. Я читал и думал мол «радуйся, параноик — с людьми случаются вещи в миллион раз хуже».
В процессе чтения я параллельно был подключен и к другому источнику. Смотрел сериал «Orange is the new black» про современную женскую тюрьму в США. Вроде такие далёкие территории, но темы совпадают: люди ведь есть люди, особенно если ограничить их свободу. И не важен пол, время и место.
Как написал однажды один критик (не помню кто именно) «Обитель» нужно не прочитать, а пережить». Это очень верно подмечено. Хоть события и не самые комфортные, а по итогу оставляет в душе оптимизм, а в мозгу опыт.
big
PS. Кстати, лежит еще в моём Kindle одна вещица тюремного характера. Содом Капустин «Поэма тождества». Баян Ширянов зашифровался и написал лютый роман про опущенного на зоне чувака. Никак не могу добить ибо это слишком психоделично даже для меня.
Мой прадед был сослан на Соловки за то, что не дал развалить храм в родной деревне, возил там воду из реки, да и умер. Эта книга — лучшее из прочитанного за последнее время. Всем рекомендую на время отложить Шаламова, а сказочника Солженицына вообще выкинуть и почитать настоящую литературу.
«Обитель» — это лучшее что случилось с русской литературой за последнее время. Во-первых, это просто нереальное удовольствие от языка. Некоторые абзацы перечитываешь даже не для того чтобы насладиться смыслом, а просто радуешься слогу и тому, что кто-то еще может так пользоваться языком. Скоро ЕГЭ и отмена сочинения все это прикончит.
Легко читается, но нелегко дается. Тяжелый роман.
Понравилась теория (в вольном изложении), что когда человек идет против совести, пусть даже и обосновывает это чем-то благонамеренным, то тут его «фарт» и ломается. Мой опыт показывает правду этого. Можно быть эпическим балбесом, но искренним, и многое проститься. А можно свои действия оправдать «общепринятой практикой» и тут на-ка оглоблей по башке.
Всем рекомендую к прочтению и жить по правде. Ну ее, кривду.
Други моя! Закончил читать ОБИТЕЛЬ писателя Zakhar Prilepin. История, Детектив, Любовь, Ненависть, Поэзия, Смерть — все переплелось в великолепную паутину, и она живет…
Конечно, это шедевр русской литературы который мы не видели уже давно. Глыба. Конечно, эту книгу будут сравнивать с Шаламовскими рассказами и Солженицынскими повествованиями еще не один раз и еще не один год.
Рекомендация: Возьмите с собой в отпуск (есть во всех книжных и во всех интернет магазинах) — и это станет событием этого лета для вас, как стало для меня.
Верьте мне.
Как правильно, что хорошие романы заключены в таком большом количестве страниц! Мне посчастливилось приобрести роман одной из первых, сразу же по выходу книги из типографии. Однако, желание сесть и проглотить было подавлено. Книга ждала своего часа и способности осмысленно подойти к написанному. Прочитала — не могу не поделиться! : В свободную минутку с удовольствием возвращалась к роману «Обитель», радуясь не скорой разлуки с героями и, конечно же, автором З. Прилепиным, который неспешно продолжал свое повествование «катясь по жизни словно шар не зацепляя углами» острые краеугольные камни истории, ставшие камнями преткновения не для одного поколения. Безусловно, Захар Прилепин настолько живо воссоздал картину происходящего, что люди встретившиеся на страницах книги останутся в моей памяти как живущие и «имеющие место быть», с исторической точки зрения в том числе. Как получилось, что посредством демонстрации неприглядности низменных страстей, первобытной жестокости, понятие о человеческой личности автор вывел далеко за рамки существующих узких схеи; придал «глубину» природе человека, показав мелочность его существования? Как удалось автору при описании кошмара человеческого бытия вывести читателя на высокие и чистые чувства, сопровождающие и остающиеся во время и по прочтению «Обители»? Благодаря мудрости человеческой, которой щедро делится писатель, в нас непереходит вера в высший промысел, свободу, альтруизм, бескорыстие, любовь. Как Бруно, повторяя и все-таки она вертится! на пылающем костре истории мне все-таки верится! в то, что может быть иначе, как низок и падок не был бы человек. И в то же время осознание происходившего подсказывает, что иначе быть не могло. Роман в двух книгах, поэтому чувство саспинса и катарсиса настигало не однакратно. Скоротать время в дороге и забыть — нет, прочтение с полным погружением — да.
Обитель
Если вдруг давно ищете книгу, ради которой не жалко жертвовать свободным временем, сном и едой, смело начинайте «Обитель» Захара Прилепина.
Я искренне уверен, что на кухнях любимых ресторанов посетителям делать нечего, поэтому кем бы ни был, и что бы ни говорил Прилепин-человек или Прилепин-журналист, в том числе и по украинскому вопросу (особой крамолы там нет, но патриотам явно по душе не придется), на сегодняшний день как писатель он один из сильнейших и талантливейших в России. После «Обители», вынесшей его на какой-то абсолютно новый, толстовско-достоевский уровень, так уж точно.
Начало 20-х. То ли самый конец Гражданской войны, то ли первые годы после. На Соловки — по сути, первый советский исправительный лагерь, попадает осужденный за убийство 27-летний Артем Горяинов. Мир Соловков мы видим его глазами — глазами полными силы, жизни, какой-то невероятной дерзновенности, радости и воли. Интересно, что положительным персонажем Артема назвать язык не поворачивается. Достаточно вспомнить за убийство кого именно он попал на Соловки.
Что видят эти глаза? Они видят, как в соловецком котле смешались и варятся (толи до готовности, то ли до смерти), индийские чертежники и русские проститутки, поэты и шпионы, послы и священники, писатели и белогвардейцы, казаки и проштрафившиеся чекисты, блатные и актеры, купцы и анархисты, студенты и коммунисты, беспризорники и чеченцы…
«Фабрика людей» — так называл Соловки их первый начальник Федор Эйхманис (прототип в романе реального советского сверхчеловека эпохи Троцкого Федора Эйхманса, чья биография, изложенная в приложении к «Обители», сама по себе достойна романа).
В Соловецком лагере выращивают шиншилл, ищут клады, стараются сберечь бесценные иконы и заживо скармливают людей гнусу. Здесь есть театр и библиотека, но также карцер и штрафной изолятор. А прямо над расстрельным помещением торгуют мармеладом.
«Цирк в аду», — как говорит о Соловках один из героев романа.
Но не стоит путать Соловки 20-х годов с концентрационными лагерями, каторгами, колониями и в целом ГУЛАГом, которым впоследствии так прославился Союз. Всем этим они стали несколько позже. Задумывались же Соловецкие лагеря как кузница, лаборатория, в которой будут перевоспитывать, переплавлять и создавать человека нового. Вот этот период перековки и описывает Прилепин. Причем так точно и проникновенно, так заразительно и мастерски, что к середине романа у читателя, сиречь меня, произошло полное погружение в реальность Соловков — очень чувствуется упоение, увлеченность, с которым роман писан. Тем более что вместе с героем, мы попадаем практически во все уголки СЛОНа — от обычных бараков и лисьего питомника до баланов (подвид лесозаготовки) и карцера. В этом, конечно, есть некая искусственность, экскурсионность, дань сюжету, и тем не менее…
Сравнение Прилепина с Шаламовым и Солженицыным неизбежно. Хотя бы потому, что автор «Обители» играет на их поле. И не то чтобы выигрывает, скорее, играет по своим собственным правилам. Если ГУЛАГ Солженицина — это, в первую очередь, муки ума, а лагеря Шаламова наоборот — ад плоти, то у Прилепина это скорее некая особая, лабораторная среда, в которой тоже можно жить. Правда, предварительно как следует умерев.
Захар Прилепин воевал в Чечне, и именно оттуда привез свои «Патологии» — роман, куски из которого мне периодически снятся. Его второй роман — «Санькя», тоже в какой-то мере автобиографический (Прилепин был членом национал-большевистской партии), прочтения более чем достоин. Особенно бы я его советовал молодым и горячим, тем, которые «дух, що тіло рве до бою».
Дальше же с Прилепиным произошло странное. В «Грехе», «Ботинках полных горячей водки», «Черной обезьяне», «Восьмерке», как по мне, качество, размах, да даже объем его прозы заметно пошли на убыль. Казалось, Прилепин-писатель просто отделывался от читателя и критика подачками, стараясь при этом сохранить свое реноме. Зато всевозможные награды и премии так и посыпались на писателя.
Теперь же, «Обителью», все выданные авансы Захар Прилепин не просто отработал. Мы, читатели, ему еще и должны оказались. Я так уж точно.
Прочитал «Обитель» Захара Прилепина. Большой роман, матерый. Не скажу, что читается легко, о тюрьме вообще читать не в кайф — но прочитать вам, думаю, надо.
Во-первых, читал я «Обитель» вперемешку с мемуарами Мэрилина Мэнсона. И возможно, кому-то это покажется странным, но в этих двух книгах, довольно много схожего. И там и там искривленная вселенная, и там и там — эксперимент по перековке человека. И там и там мир внутри другого мира. Фантасмагория человеческого порока. Физиологизмы, много спермы, много расширителей сознания — правда, если Мэнсон с друзьями употребляют чистый кокаин, то в «Обители» если не водку пьют — то какие-то технические смеси.
Во-вторых, если о «Саньке» писали, что он в духе горьковского романа «Мать», то тогда «Обитель» — скорее, почти «На дне». Люди в стесненном пространстве — и ужасно много говорят. В «Обители» и отличный Лука есть (и даже, кажется, не один). И пусть у Горького говорят, что человек — звучит гордо, а в «Обители» автор делает вывод, что человек тёмен и страшен, но и здесь полно персонажей, которые могли бы вслед за Горьким и про гордость человека повторить.
В-третьих, «Обитель» хорошо бы посмотреть на маленьком экране в виде подробного сериала — только не вижу здесь ни одного режиссера, который смог бы осилить материал, ну не Германике же отдавать, право. А Бондарчук бы пластик сделал. Но вот ребята из «Игры престолов» точно сумели бы «Обитель» осилить. Да ведь их о том не попросишь же.
В-четвертых, это, конечно, роман идей. Я не читал рецензий, но не думаю, что кому-то моя сугубая идейка пришла на ум. А пришел я к выводу, что главный герой Артем — это и есть Россия, а Галина, возлюбленная Артема (или просто секс-партнерша, герой сам не разобрался) — это обобщенный Запад. Галина своей «свежайшей простоквашей в огромных плошках» (это об ее груди) Артема приманивала-приманивала да и приворожила. А потом стала показывать пути выхода из клетки, в которой сидел Артем. Но тот парень, он, оказалось, вообще не про свободу, ему бы так и сидеть в клетке. И Галина даже в сердцах ему бросает: «Есть такое слово: волелюбый, не про тебя слово». Волелюбый — не про Россию слово.
Однако обстоятельства складываются так, что эта парочка (простите за спойлер) все-таки бежит из тюрьмы на моторной лодке. Инициатор побега, понятно, Галина, Артем о побеге и не помышлял (хотя все вокруг о побеге немало говорили). И если Галина (Запад) уверенной рукой ведет лодку к условной Норвегии или Финляндии — то Артем вскоре уже готов дать обратный ход, он «твёрдо понял, что их не нагонят сейчас же, и теперь придётся как-то жить в этой лодке, что-то делать, играть в игру, что они уплывают и никто их не поймает… На это нужно было искать силы…» И уже помышляет — не убить ли ту, которая ведет его к свободе, «может, утопить её?». И наконец он совсем сникает — «подыхаю…»
И когда беглеца-неудачника вновь отправляют в камеру, он просто ликует: «Открыл глаза — камера показалась большой, солнечной, просторной. Внутри сердца была неслыханная свобода…» То есть парень реально принимает свое узилище за свободу. Честно — мне больше нечего добавить.
Кроме того, что это об этом пел БГ: И если выбить двери плечом, все выстроится снова за час…
Новая русская классика. Роман «Обитель».
Отцеубийство — до сих пор меня
Путает, словно выходец могильный,
Но я решился твердо.
Перси Биши Шелли. Ченчи
В русской классической литературе тема «лагерей» и несвободы всегда занимала особое положение, особую нишу. Связанно это, на мой взгляд, не столько с непростой историей нашей страны (в конце-концов лагерей и тюрем до сих пор хватает по всему миру!), сколько с культурным уровнем некоторых наших бывших заключенных. Поясню, что я имею в виду: открыл данное литературное направление своими «Записками из мертвого дома» Ф. М. Достоевский, а продолжили тематику Шаламов и Солженицын и, наконец, наши современники — А.Рубанов и Э. Лимонов. Всех перечисленных авторов объединяет наличие безусловного литературного таланта и собственная вовлеченность в описываемые ими события, взгляд, что называется — изнутри.
Возникает закономерный вопрос: а стали бы вышеперечисленные писатели созидать на заданную тему не испытав на собственных плечах всех «прелестей» заключения в тюрьму? Может быть и не стали бы. В конце-концов у каждого из них и без этого хватало тем для творчества. Но вот один современный писатель (слава Богу не сидевший!) тем не менее об этом все-таки написал, и получилось, на мой взгляд, весьма неплохо. Имя этого писателя — Захар Прилепин. Название этой книги — «Обитель». обитель
Теперь о главном. Восприятие любого, более, или менее серьезного текста — штука чрезвычайно занимательная. Серьезный текст — всегда состоит из различных слоев и вызывает у предвзятого и пытливого читателя различные аллюзии и аллегории. Текст Прилепина, в этом смысле, богат смыслами (такая вот тавтология).
Прилепин, вне всякого сомнения (и это следует как из текста романа, так и из реакции самого писателя на многочисленные отзывы, последовавшие за выходом «Обители») вкладывал в «Обитель» некоторое количество христианских смыслов. Об этом нам повествует уже название книги, а так же многочисленные ее герои, среди которых важную роль играют непосредственно священнослужители — владычка Иоанн и батюшка Зиновий, а так же событийный ряд романа, в котором особенно ярко выделяется коллективная исповедь на Секирке (страшном карцере из которого практически никто не возвращается живым, месте, заполненном страшными переживаниями и нечеловеческими страданиями). Переживание героев, помещенных в ад «цирка в аду», по эмоциональной составляющей можно соотнести с переживаниями героев «Стены» Сартра: та же безысходность и обреченность. Но Артем — главный герой романа, не только не желает раскаиваться в чем бы-то нибыло, но и как будто мстит Богу, уничтожая фреску с Его изображением на стене карцера.
Может все дело в том, что Артем уже убил своего личного бога (за что собственно и посажен на Соловки) — своего родного отца. Артем, словно ветхозаветный Хам, не прощает отцу наготы: » И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим.Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего. Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих»(Бт.9:22-25) — но, в своей реакции заходит намного дальше последнего.
Таким образом, Артем, оказывается не только вне человеческих нравственно-этических оснований, вне, если угодно Кантовского императива, но также и вне христианского контекста, вычеркивая (пусть и временно: грех в христианстве может быть «очищен» через таинство исповеди) себя из него. С точки зрения гражданского общества — нарушен закон, но с точки зрения религии — нарушена важнейшая заповедь — «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. Не убивай». (Бт. 20:12–13) Поэтому сдирание фрески со стены, для Артема, — своего рода констатация ницшеанского факта — бог умер.
Тема отцеубийства эксплуатировалась в качестве основополагающих сюжетов и в литературе и в психологии уже не однажды. Так, Фрейд, например, полагал отцеубийство основанием: религии, этики и нравственности человеческого сообщества. «Эдип» Софокла, или «Гамлет» Шекспира выстроены вокруг отцеубийства. Одно из величайших произведений русской словесности — «Братья Карамазовы» Достоевского, тоже об этом.
В контексте упомянутых «Братьев Карамазовых» следует также заметить, что некоторые главные действующие лица «Обители», до некоторой степени, имеют сходство с героями Достоевского.
Нет, Артем, безусловно, не имеет ничего общего ни со Смердяковым, ни с Иваном, ни даже с Дмитрием Карамазовым, если его и можно сравнить с кем-нибудь из братьев, то только с Алексеем, да и-то не более чем в том, что и Артем и Алексей удивительным образом способны приспосабливаться к жизни. Возьмем в качестве примера описание Алеши Карамазова и примерим его к Артему Горяинову:
»…оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких
усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть напротив почтут за удовольствие». Удивительное совпадение. Артем выживает в любых обстоятельствах, приноравливается к любым условиям. Но на этом все сходства с Алешей у Артема и заканчиваются.
Некоторым образом также можно сопоставить священнослужителей «Обители», владычку Иоанна и батюшку Зиновия со старцами Достоевского: Зосимой и Ферапонтом.
Но главное, впрочем, не в этом, а в итоговом положении Горяинова, все-таки, так, или иначе, пусть и не через церковное покаяние, но искупающего свою вину. Первый раз –спасая иностранцев, замерзающих на острове и фактически добровольно возвращаясь в заключение (пусть и не полностью по своей воле, пусть и во многом подчиняясь обстоятельствам). Второй — добровольно жертвуя собственной жизнью в пользу другого человека.
«Нет больше той любви, — сказано в Евангелии — как если кто положит душу свою за друзей своих». (Ин.15:13)
Один из литературных критиков, комментируя «Обитель», заметил, что обитель сама по себе один из главных героев романа — героев невероятно мощных и сильных.
Так о чем же «Обитель»? О людях, таких разных и не похожих, но собранных вместе во имя воплощения чьих-то идей? О судьбе страны? Об очередной огромной исторической утопии? О преступлении и наказание? Конечно же обо всем перечисленном. Но для меня, в первую очередь, «Обитель» — роман о дороге к Небу.
«Обитель» Прилепина заползла под кожу. Из-за последних 50 страниц я готова перечитывать много-много раз предыдущие 700, которые целый месяц давались мне так тяжело.
Добралась до «Обители» Прилепина…
Мощное чтение. В перерывах ловлю себя на том, что произношу внутренние даилоги о своей жизни в духе главного героя. Соскучились мы по магнетизму слова…
От «Обители» осталось отчётливое послевкусие — сегодняшний мир откровенно мужской.
Два лучших, на мой взгляд, писателя Захар Прилепин и Алексей Иванов создают атмосферу переполненности телесной, психической и поведенческой энергетикой маскулиности.
Женщины-писательницы сегодня как-то не интересно суетливы, истеричны и бледны, как поганки. От их прозы, забитой сложными нюансами, выдуманными метафорами, глупым и пустым матом, откровенным желанием нравиться таким же, как они сами, хочется всё время вскрикивать, как Вера Марецкая в старом фильме «Свадьба»: «Протииивный!»
У мужчин всё по-другому. Они, как бойцы на ринге, выстреливают удар за ударом, оглушая тебя и опережая в осмыслении, не давая возможности даже осознать, как всё сложно в тебе и вокруг. Они динамичны и конкретны. А главное — не пошлы.
Теперь этот роман, можно и послушать. Я лично всем его рекомендую. После прочтения многое для себя переосмыслил и понял. Удивительное было время «сверхлюдей и сверхдемонов.» Сейчас читаю документалистику по Соловкам и диву даюсь, по интереснее древнегреческих мифов и легенд будет.
А ведь мы от того времени не так далеко ушли. Да и читать такую литературу под час необходимо. При всей жёсткости и натуралистичности текста, в ней есть неугасаемая жажда жизни и это пожалуй самое главное. Ведь хорошая литература не должна делать нас умнее, она родная вообще нам по сути ничего не должна. Главная её функции, это мотивация Нас самих на дальнейшее счастливое существование. Как родник что ли… Бывает Устал, присел, выпил воды и дальше по жизни пошёл ступни стаптывать… Ничего вроде не изменилось, а всё одно, как-то легче стало.
Спасибо, Захару.
Читайте книги други мои.
Обитель
Прочитала «Обитель» Прилепина. Она у меня давно заготовлена, но на Мальте и Сицилии этой книге совсем было не место. А вот дача в Ленобласти самое то — здесь и от Соловков не так уж далеко.
Проглотила за день. Написано хорошо, местами даже мороз по коже продирает (правда фрагмент, произведший на меня особое впечатление, автор написал не без помощи Босха).
Но как меня на протяжении всей книги «корёжило» от главного героя, Артема этого! Ящер какой-то первобытный. «Ни день, ни ночь…»
Читаю роман Прилепина » Обитель». Хорошо написано, браво. Втянулась приблизительно страницы с двенадцатой и сейчас живу в нём.
За пару дней, взахлеб прочел повесть Прилепина «Черная обезьяна». Давно со мной такого не было.
Сюжет прост: журналист и политический писатель расследует дело о лаборатории для агрессивных детей. Параллельно узнает, что некоторым детям присуща бездушная агрессия (легенда про разграбленный город и рассказ об африканских повстанцах). Но детективный сюжет не главный в повести. Гораздо интереснее, что происходит внутри главного героя, его рефлексия. Именно этим обусловлена композиция повести. Она написана сумбурно, без деления на главы, иногда без перехода от одной сцены к другой. Мысли и чувства таким образом как бы мечутся туда-сюда. Герой, вроде взрослый человек, абсолютно не готов к жизни. У него не складывается абсолютно все: отношения с женой (от страсти остается одно болото), отношения с любовницей и с сослуживцами. Даже с детьми, которых он любит очень нежно и которые тоненькой нитью еще держат его за супругу, в конце происходит разрыв. К концу повести выясняется, что вся детективная история выдумана им для того, чтобы заменить свой собственный внутренний ад внешним, попытаться объяснить свое неустройство в мире. Пресловутое мельтешение в конце повести превращается в рябь, и понятно, что герой сходит с ума.
Теперь о том, как написано. Прилепин чудесно отмечает детали, которые передают внутреннее состояние героя. Главным спутником, по-моему, является удушающая жара, которая чувствуется на протяжении всей повести и к концу только усиливается, усилив ощущение сумашествия. Очень хорошо написаны вставки-воспоминания из детства героя и из армии. Также обращает на себя персонаж по фамилии Шагов — практически двойник Суркова.
Надо заметить, что вопрос об агрессивности детей в повести не решен никак. Только отмечено, что всем подросткам она присуща. Видимо, таким образом они выражают несогласие свой с мироустройством.
ОБИТЕЛЬ или CASTLE of SORROW?
Закончил читать последний роман Захара Прилепина «Обитель». С детства знакомое чувство сожаления, что книга закончилась. И это при том, что материал романа из самых трудных и надоевших — Гулаг. Описываемые события ужасны. Много крови, хруста костей, жестокости, подлости. Правда, любовь здесь тоже есть, настоящая, какая возникает между мужчиной и женщиной. А может, вовсе и не любовь, а какие-то странные горячечные отношения между зеком и следователем женского пола, описанные откровенно и в то же самое время целомудренно.
Нет, не могу пока писать. Эмоции должны улечься, а извилины пробиться через прочный скелет сюжета в какую-то глубокую глубину, которую ощущают разбереженные книгой чувства. Так что остальное — позже.
Дочитала «Обитель» З.Прилепина.
И теперь она оттягивает мне плечи, как тяжелый, насквозь промокший ватник, в карманы которого положили по хорошему булыжнику.
Но снимать его пока не хочется.
Похожу в нем еще немного…
Соловецкая космогония
Население опытного государства, созданного на Соловецких островах, [1] принадлежит миру животных. Шакалы, тюлени, свиньи, леопарды, а также вообще животные. Нельзя сказать люди-животные — в таком ракурсе вопрос никто не поднимает. Никто не применяет тонких Zahar Prilepin. Obitelʼевропейских различий с указанием на процентное содержание человека в протоплазме. Никогда, например, «Полу-Человек!» Только «Шакал!» Главный герой и его антагонистка делают усилия, чтобы назвать друг друга по именам. Животное состояние при этом нельзя рассматривать как поражение человека, но как шаг на пути к обретению человеческого состояния, поскольку только что — во время гражданской и мировой войны — человек обретался в мире насекомых. Рудименты инсектного состояния встречаются в романе, но роли большой не играют. Мир насекомых и прочих низших существ, однако, находится рядом и в любой момент может животных поглотить. Главного героя однажды посещает видение «всяких гадов» [2], которое стало результатом пытки холодом, голодом и страхом, когда опасности подверглось его не человеческое, но одно животное состояние. Среди гадов ему привиделись насекомые, пауки, пресмыкающиеся и земноводные, а так же почему-то крыса. Досадная ошибка, за которую главный герой извинился, подкармливая оклеветанное животное уже в камере красных смертников. Видение было ему в камере белых смертников. Над миром животных находится мир людей, которых, чтобы обозначить их подлинное положение, лучше назвать богами, то есть сущностями, которые не обязательно требуют, но всегда принимают жертвы. В романе рассказывается о нескольких жертвополучателях. Мать, ради которой главный герой не сказал правды; любимая, ради которой он выбирает расстрельный номер; или, может быть, он выбирает его ради прадеда автора, Захара «из-под Липецка»; иностранцы, погибающие на острове в Белом море, ради которых герои прервали свой побег и вернулись в лагерь. Начальник эксперимента берёт всё, что ему требуется, сам. Как бог-громовержец. При этом все разделы живых существ, — гады, животные и боги, — а также само опытное государство, которое как будто расположено в той или иной мере во всех разделах, отделены от Большой земли морем. Протагонисту и антагонистке не удаётся преодолеть его, пусть из-за необходимости жертвовать ради богов. Море бездушно: «на земле куда проще: даже если тебя собираются стрелять, можно вырвать винтовку, взмолиться, упасть в ноги, выпросить жизнь, убежать в лес…, а тут? Кому ты тут упадёшь в ноги? Ты перед морем притворишься мёртвым?» [3] Что происходит на материке — не известно. Там находится прошлое, но оно уже произошло. Так устроен мир: государство покоится на трёх разделах живых существ, как Земля на спинах трёх слонов, стоящих на ките — на Соловецких островах, — который плывёт в море-океяне. А тот — в книге-романе. А тот — во Вселенной русского языка. Читатель на её краю высматривает свет Соловецкого маяка, как свет далёкой звезды, которая уже миллион лет назад погасла.
[1] Захар Прилепин. Обитель: роман. Аст: редакция Елены Шубиной. Москва. 2014-й год.
[2] Здесь же, страница 565-я.
[3] Здесь же, страница 608-я.
Прочла Обитель Прилепина. Не знаю, насколько там все соответствует истине, но мне понравилось. А мне давно нравилось, как он пишет, еще до того, как его на верхах отметили. Хорошо пишет, интересно и ярко, даже если тема далекая. Хотя Обитель пугает тем, что может оказаться близкой. В общем, это чисто конкретно мой писатель — без слюней, без тягомотины, без нравоучений.
Иной раз думаю, что я должна была родиться пацаном: не совсем логично, что девушка так много уделяет военной литературе, политике и все в таком духе. Сейчас вот читаю З. Прилепин Паталогии. Местами так жутко, что зажмуриваюсь… Но местами так честно, что глаза сами открываются и продолжаешь это читать. Может все это просто книга, я же никогда не смогу проверить (тьфу тьфу тьфу) что там было и почему так было. Но меня все это цепляет, наверное, потому что хочется знать правду. Но после я все-таки примчусь за сборник Т. Толстой. Отдых нужен обязательно.
Захар Прилепин — Патологии
Ценность этой книги, имхо, в том, как автор передал действия армии в Чечне. Страх, желание выжить и не лезть на рожон. Скука, пьянки, пофигистическое отношение к службе, халатность и смерти товарищей. Ад и никакой романтики, как в фильмах. Крутые боевики — для наивных. Солдаты не радуются возможности лезть на рожон, на смерть.
Захар Прилепин — Ботинки, полные горячей водкой. Пацанские рассказы
Кому скажи. Начала как-то сей сборник. И отложила. Потому что понравилось. И мне крайне не понравился тот факт, что понравилось.
Но. Прилепин — настоящий. Живет и пишет — по-настоящему. Этих фактов оказалось достаточно чтоб продолжить.
Для сомневающихся в необходимости близких контактов какой-либо степени — пара рекомендательных строф (от Л.Д.); они же — словесная приятность для почитателей таланта (З.П.)
Практически дочитала Паталогии, очень сильно. Он все-таки умеет нарисовать словами картину так, что потом еще очень долго мысленно к ней воз вращаешься — хорошо пишет. И еще раз, вот, понимаешь, что эта мужская дружба, которая начинается в армии, на войне, — она какая-то особенная. Мне иной раз было это не понятно, как так? Почему? А тут все так четко показано — и эти почему они уже никчемны. И вот все эти три линии по книге — линия семьи и одиночества, детские воспоминания о собаке, которая так же ассоциируется с преданностью вроде бы, линия отношений с девушкой, и самая главная линия — отношения мужчин на войне. Как-то по другому теперь выглядят параллели с тем, что происходит сейчас. Наверное, я в какой-то степени, начинаю понимать почему эти добровольцы туда пошли. И это ужасно ((. (
Практически дочитала вторую книжку Прилепина — ботинки, полные горячей водки. Некоторые Неоднозначные для меня, что-то очень смешное и запоминающееся, но объединяет одно: его умение рисовать образы и картины так, что ты это начинаешь видеть: все просто, с юмором, удачный слог и вообще — очень легко читается. Особенно понравился рассказ жилка, некоторые сцены вызывали кошачье умиление, молодец!
Прочёл«Обитель». Слов нет… Говорить про катарсис как-то затерто и банально.Очень верно поправил меня уважаемый Павел Вишняков недавно насчёт «классика современности «Прилепина, сказав: »…без кавычек».Да, Захар Прилепин- Большой Писатель! И низкий поклон ему за «Обитель»!
И все-таки я её дочитал, эту книгу… Всё лето читал, по 2-12 страниц — и не каждый день — растягивая удовольствие (помятуя старый завет: книги нужно читать так же медленно, как они пишутся)…
Оттягивал финал, но все ж не удержался — последние полторы сотни страниц торопливо «проглотил» всего за день… «ОБИТЕЛЬ» Захара Прилепина — «мгновенная классика», как ее охарактеризовал кто-то из критиков, «роман, где никто никого не любит» (это — тоже из литкритических характеристик)… Не любит? — да вы сдурели, что ли, господа креаклы?
Это же — лучший роман о ЛЮБВИ (о настоящей любви — человека к жизни, мужчины к женщине, женщины к другому мужчине) из всех, что я прочитал в своей, совсем не короткой, жизни! Все так называемые «любовные романы», по сравнению с ним — полный отстой!
Это — самая мужская книга о любви и о жизни. Женщины и женоподобные просто не сумеют и не смогут понять в ней самое главное… Уж не обижайтесь вы все на меня, ладно?
«Никакой любви у него к этой глупой женщине не было.
И у неё к нему.» — Сам автор (!) сообщает вам об этом, походя, и вы так легко ведётесь?
Да где же ваш жизненный опыт? Где элементарный «здравый смысл»?
Человек, без принуждения отдающий свою жизнь (единственную! неповторимую! — в этом автор читателя, как никогда, сумел убедить), чтоб остаться с единственной его женщиной в последние для нее мгновенья (продолжающей любить другого, но и — спасавшей его, одного и единственного, ценой собственной жизни!) — это, по-вашему, тот, кто «никого не любит, даже себя»?
Ах, как вы быстро и легко вдруг поверили автору! И ведь только поэтому он уже — живой классик. Другие так — не могут… Заставить тебя поверить слову, вопреки очевидному — такое не каждому дано.
«Артем поднял глаза и посмотрел на Галю.
Галя глядела вокруг, словно незрячая… совсем одна, как на льдине» — кого из вас такая картина заставит поменяться местом со смертником?
Да только того, кто действительно любит, продолжает любить.
Что бы ни понаписал по этому поводу сам автор.
Как бы ни пытался отвести ваш доверчивый взгляд этот лукавый Демиург…
Захар Прилепин — Обитель
После прочтения этого огроменного романа З. Прилепина я с радостью поняла — отечественная проза не умерла, она существует! Для меня всегда главная ценность произведения заключается в возможности читать его между строк. А тут море аллюзий и реминисценций! В первую очередь, конечно, возникают ассоциации с лагерной прозой А. Солженицына и В. Шаламова. Вообще писать о советских лагерях после столь маститых авторов — это уже смелый поступок. Ведь всё равно будут сравнивать!
А владычка Иоанн? Это же будто старец Зосима из «Братьев Карамазовых» — очень сильное сходство, вплоть до портретного. И вообще, есть в «Обители» какая-то достоевщинка. Артем, главный герой повествования, почти не прилагая усилий, плывет по течению, но его, словно Алешу Карамазова, любят и принимают самые разные люди. Как будто про него сказано у Достоевского: »…оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть напротив почтут за удовольствие». Чрезвычайно важное место в романе также занимают сны Артема, на ум при прочтении этих эпизодов, естественно, приходят сны Раскольникова из «Преступления и наказания», что, в свою очередь, только усиливает параллели с Достоевским.
Самый интересный для меня смысловой пласт романа связан с христианством. Попытки советской власти создать новый тип людей привели к созданию экспериментальных лагерных поселений, где этих людей и пытались «воспитывать» в ускоренном темпе. Но если Бог, создав людей по своему образу и подобию, за тысячи лет селекции не добился успеха, то могли ли большевики рассчитывать на иной результат? Почему вообще мораль и нравственность не приживаются в нашей стране? Не потому ли, что мы всё происходящее с нами уже воспринимаем как наказание за грехи наших предков? А раз мы уже грешны, то какой смысл чтить заповеди? Если же грех можно замолить, то зачем сдерживать себя? Соверши проступок, а потом получи прощение!
И только главный герой ведет себя иначе. Да, он грешит, но происходящее воспринимает как испытание, с которым он по слабости своей иногда не справляется. Но ведь если ты получил двойку за контрольную, ты не бросишь из-за этого учиться?
Где-то ближе к финалу у Прилепина есть просто блестящая сцена. Когда кажется, что героя окончательно сломили, он неожиданно совершает Поступок, и оказывается, что Бог все еще благоволит ему. Очень светлая сцена после довольно жестокого финала, дарящая надежду на чудо. А ничто другое нас уже и не спасет…
Прочитал «Обитель» Прилепина (немножко послесловия осталось дослушать).
1. Мне показалось, что «Обитель» такой сигнал, что тема сталинских репрессий закрыта. Она закрыта не «Обителью», но «Обитель» — это доказательство, что она исчерпана. Все точки зрения сформулированы, все оценки поставлены, всё. Теперь это тема только для художеств.
2. Вот уже третий роман Прилепина меня не оставляет впечатление упрямой и сильной доброты, и, как бы это сказать, позитивности и оптимизма автора. То есть Прилепина. Хотя книжки — про нацболов, про чеченскую войну и вот теперь про Соловки. Казалось бы. А например у другого крупного современного российского литератора, который тоже один роман написал про репрессии, нет такой доброты ни в этом романе, ни в нескольких других. А у третьего — есть, но меньше, и он не пишет про репрессии. А про Иванова я пока не понял, у него тоже нет про репрессии.
«Обитель». Я на самом деле получил огромное удовольствие от книги, давно такого не было что я за ночь книгу проглотил. Конечно же я ее прочту снова — спокойно, не так как голодный глотает не жуя, а с чувством толком расстановкой. Книга хороша. И проста и сложна. Как и должно быть.
Я очень долго не мог отделаться от ощущения что читаю альтернативную версию книги Стругацких — «Град обреченный». Безусловно историю другую и написаную своим, неповторимым языком Захара Прилепина. Но Артем для меня очень долго казался Андреем Ворониным, который идет сквозь свои круги ада с верой в себя не замечая того что по другим идет «как каток»… И бесконечные тени Изи Кацмана то в одном, то в другом из персонажей «Обители», и верящий в то что знает способ построить из человеческой глины рай в аду Гейгер_Эйхман, и Галя_Сельма Нагель…
Картины ада из недалекого для нас прошлого и те же круги из выдуманого мира братьев Стругацких далеки друг другу и в то же время близки. И к чести Захара Прилепина его «Обитель» дает много больше ответов на вопросы. На то он и Писатель, равных которому сейчас не много.
P. P. S. Наши всегда побеждают! С нами Бог! Удачи вам Захар в Новороссии!!!
Прилепин «Обитель».
Уж только ленивый об этой книге не написал. Вот и я… Бесспорно, роман замечательный. Кстати, что надо считать подлинной литературой? В принципе? Любой типафилолог в качестве одного из основных ее признаков глубокомысленно отметит «ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ЯЗЫК». Для меня это ващще загадка — что может означать это неопределяемое понятие? В качестве эталонов принято приводить Набокова или там Бунина. Тогда уж сборник диктантов для очень средней школы надо считать выдающимся произведением искусства. Фигня это все. Единственным бесспорным критерием настоящести литературы является увлекательность. Все остальные ее прекрасные черты возможны и желательны, но — необязательны.
Вернемся к роману. С увлекательностью у Прилепина полный вперед. Этот парень мастер.
А теперь о необязательном. «Обитель» — классический русский роман. Толстой и Достоевский с чувством глубокого удовлетворения ворочаются в гробах. Вполне, например, по-толстовски выглядят рассуждения об интеллигенции, как об исторически сложившейся общности людей, на протяжении нескольких поколений вкусно и обильно питавшихся (привет, хамон. Смайлик.) Или об эстетстве, как об определяющем факторе интеллигентской морали. Ну, а при упоминании об очистительной силе страдания, так и вовсе неудобно перед ФедорМихалычем становится. Нормально. Но роман не об этом. Все это маргиналии, такскать. Роман о НАСИЛИИ. Вообще, Прилепина видимо прет живописание всевозможных мерзостей. До последнего времени я у него прочитал только «Черную обезьяну». Нет-нет, это не про Обаму. Но все равно омерзительно. Вот уж где афтар оттянулся в полный рост. До сих пор подташнивает. «Обитель» не вызывает столь безусловных физиологических реакций — ну, типа история. Антитоталитаризм опять же. Но по сути, вся эта чертова куча страниц — ярмарка насилия. Карнавал насилия. Апофеоз насилия. И никакого тебе катарсису. Как тут не вспомнить бородатый анекдот про поручика Ржевского:
— Господа, у меня прекрасный анекдот. Представьте: идет по пустыне караван. Тысяча верблюдов. И на каждом дерьмо, дерьмо, дерьмо…
— Ну и? Дальше что?
— Все.
— А в чем соль то?
— Никакой соли, господа. Одно дерьмо.
«Обитель» Прилепин
А прилепинская «Обитель» — это действительно крутой текст. Настоящая литература, не в современном значении этого слова, где этим словом могут не пойми чего назвать, а литература в более раннем понимании, уходящая своими корнями в миф, историю, некое общее сознание. Библейская история начинается с непослушания сына, познавшего грех и навсегда изгнанного из Рая, чтобы скитаться по земле и в поте лица добывать свой хлеб. Следующий известный сюжет — братоубийство, из-за чего мы все потомки не Авеля, но Каина, ставшего символом первого мятежа против Создателя в мировой культуре. С тех пор богоборчество и восстание против Отца идут рука об руку, а если верить Зигмунду Фрейду, то отцеубийство является изначальным человеческим преступлением. И именно с отцеубийства начинается долгий путь главного героя «Обители» и рождение в тесноте Соловок нового человека.
Это жутковатая мифология, которая включает в себя и холодный карцер, где чтобы не окоченеть одной морозной ночью спят клубком, и стрельбу по живым людям из маузера, но если по ряду обстоятельств кто-то воспринимает эту книгу как произведение об ужасной жизни в совке и ватниках-псоглавцах, то это скорее его проблема (и эта проблема гораздо серьезней, чем кажется на первый взгляд). Никакой злобы по отношению к истории нет и помине. Напротив — осознанно выбранная традиция, ощущение причастности и вера. Там вполне нормальные люди, пытающиеся существовать в нормальном, но крайне свободолюбивом, не подчиняющимся никому пространстве, которое в любой момент может вздрогнуть, обернутся чем-то страшным и разверзнутся под ногами. Кремль, официальная государственная идеология, все наносное и человеческое с того края кажутся чем-то даже позитивным, уменьшающим тамошнюю энтропию, но слишком далеким — гораздо более далеким, чем непонятный и непостижимый Бог.
Чтобы наиболее безболезненно в таком хронотопе-западне пребывать и не быть исторгнутым, как чужеродный организм, надо врасти в это пространство. Вот главный герой и врастает. Для этого оказывается надо не так уж много — нечего не бояться, чего-то делать и немного фарта. Так он зарабатывает и авторитет, и опыт, влюбляет в себя местную красавицу, заводит почти родственные отношения с тамошним Кощеем и даже нащупывает некую основополагающую особенность отечественного сознания, в соответствии с которой наш человек даже самого лютого врага держит за «своего». Ибо понятно, что и заключенные, и конвойные, и тюремное начальство, в целом и общем одним миром мазаны.
Но инфернальное пространство в который раз дает сбои, постоянно обрушивая более-менее налаженный тюремный быт и заставляя героя раз за разом заниматься ревизией своего бытия и задаватся онотологическими вопросами. Мол, «ну теперь то, когда тебе не на что опереться, то что ты будешь делать?». Барахтаясь в ужасе бытия человек честней и осознанней, а потому свободней, и привычка к своей обреченности рождает тот особый вид стоицизма, которому и посвящено повествование. Для объяснения его сути можно обратиться к средневековым философами — они представляли бытие в виде пирамиды, где наверху сидит всемогущий и всезнающий Бог, а под ним весь тварный мир с лесами, реками, звездами, людьми, животными и гадами. Есть еще небытие — изнанка бытия, антипространство, предшествовавшее началу этого мира. Человек бунтует против сущего, во всяком поступке утверждает свою волю и, кажется, вся история человечества наводит на мысль о том, что основанием для свободы является отрицание определенности и заведенного порядка. Только за разрушением всегда следует созидание новых миров. Удивительный в своей завершенности рисунок на песке.
Прочитала «Обитель» Прилепина. Точнее, прослушала аудиокнигу. Выдающаяся книга. Литература с большой буквы. Счастье, что такая есть в наши дни. До сих пор нахожусь в оцепенении, в голове как живые стоят герои, их ситуации… Когда не представляешь как теперь что-то другое начнешь читать…
И сейчас боятся говорить
«Это не лагерь. Это лаборатория»
З. Прилепин «Обитель»
Мне всюду мерещатся Соловки. Нет, не то чтобы натуральные, а ассоциативные, и не с теми самыми, которые и сейчас есть, а даже не существующие натурально, а только написанные Прилепиным.
Про «Обитель» я разговаривала и с теми, у кого ни привычки нет читать, ни книжек ни на полках, ни в головах, и с теми, кто читает, но до «Обители» не дошел, но собирается, и с той, что с Прилепиным сидела локоть об локоть, скучно, но трепетно проводя время в обязательных мероприятиях в честь очередных то ли чтений, то ли фестивалей.
Еду в дурацком автобусе и жутко мерзну — вспоминаю Соловки, там до смерти натурально мерзли на Секирке. Хочется жрать невозможно — вспоминаю Соловки. Начинаю предполагать, что в новостях по телевизору показывают, сразу думаю про Соловки.
Такая вот у Прилепина получилась книга — о ней всегда вспоминается.
Зануды предпочитают плеваться в сторону этого романа Прилепина, те, кто считает себя эстетом, говорят, что, мол, наконец-то Захар провер настоящую работу, перелопатил кучу материала, честно-причестно постарался и написал. Мне не нравятся такие разговоры, для меня мастерство писателя не в том, сколько он материала перелопачивал и чего вычитывал, для меня его текст хорош, когда он меня ест, изнутри ест — это и значит, что по мне, так книга хорошая.
Эта книга хорошая. Ничего я про Соловки — лагерь — не знала. То, что есть сейчас там — мне интересно не с точки зрения храмов и церквей (я говорю о Соловецком монастыре, который был, потом не был, потом есть по сию пору), а того, что там в Советской нашей замечательной и сильно классной стране, великолепной державе, еще до того, как фашисты сподобили первый свой концлагерь в Польше, он был и уже вовсю пахал-старался. Вот про это и роман. Не про лагерников и лагерь, но про них и него, а в центре истории — любовь: той, что решала, грубо говоря, кому дохнуть, а кому ягодки собирать, и того, который и не по политической части, но и не барыга, так — фраер.
Никаких смешанных чувств в отношении романа нет. Все однозначно однозначно (ошибки нет, нарочито так составлено предложение).
Это очень неприятная, но крутая (с точки зрения мастерства) история, которая долго была семейной байкой, рассказанной дедом Прилепина, который мало того, что выжил, еще и домой вернулся с Соловков.
Поскольку Соловки — это отдельное тогда государство, то о чем может быть книга? Правильно, о людях, живущих в этом особом государстве и о способах выживания в нем, так-то.
Пошлить не хочется, в том смысле, что говорить обыкновенные патетические похвалительные шаблонные: книга необыкновенная, качественная, глубокая!.. Тьфу! Охуенная она, да и все. Вот и вся характеристика.
А что до пидорасов, то они были и есть, и изводят людей: людей умных, качественных, талантливых — охуенных людей, потому что мерзость такая в крови и издревле у тех, кому в России в кровь власть попадает.
«Соловки — это отражение России, где всё как в увеличительном стекле — натурально, неприятно, наглядно!»
«Ненавидят ведь не из-за чужой дурноты, а из-за своей пустоты куда чаще…»
«Человек думает, что он думает, — а он даже не в состоянии постичь своё сознание. И вот он, не умеющий разобраться со своим сознанием, рискует думать и объяснять Бога. А Богу можно только внимать.»
«В тюрьме нельзя победить. Я понял, что даже на войне нельзя победить…»
» — Что за праздник. — доброжелательно спросил Артем, разглядывая из-за плеча Мезерницкого, кто тут еще есть в келье.
— Разве русские люди пьют, чтобы праздновать? — спросил Мезерницкий.
— Празднуют, чтобы пить…»
«Знаете ли вы, мои образованные друзья, что выражение «ergo bibamus» — «следовательно выпьем» — позволяет прекратить любой спор и любую фразу превратить в тост?»
«Память — как простуда, от нее гудит голова и слезятся глаза.»
Ну что, кто-нибудь прочитал «Обитель» Захара Прилепина?
Что говорит критика?
Я только что закрыла последнюю страницу… Состояние, когда еще хочется поплакать о герое… И думать: ну гад, писатель, влюбил в героя и зарезал его в предпоследней строке послесловия…
А вообще мне хочется сказать ему «браво — умница — молодчина!». Попридираться, наверное, есть к чему — и к излишне суетливой закрутке сюжета в некоторых местах, и к неспокойствию повествования, сбивающемуся, не до конца уверенному писательскому дыханию, и накрученности образов и действий на слишком прямую — без подъемов и спусков — нить повествования, и Эйхманис, странно акцентированный последними главами и просматривающаяся за этим — возможная- симпатия автора к Троцкому и троцкистам…
Но достоинства мощнее. Дерзость взяться за то, высокая художественная рефлексия чего остановилась на Солженицыне и Шаламове, и что стучится в нашу совесть и будет стучаться еще века — советские лагеря. Смелость и свобода взгляда на трагедию. Опыт (Прилепин все- таки воевал, служил в милиции) сильный, и незашоренность. Умение занырнуть в человеческую глубину. Высочайшие моменты постижительности унижения и страдания. Величайший гуманизм. Да, гуманизм.
Нельзя не преклоняться перед такими великими попытками.
Вы что думаете?
Захар Прилепин — Обитель
Очень сильный текст, не хотелось прерывать чтение. Малейшие детали и нюансы переданы настолько образно и точно, что чуть ли не физически ощущаешь не только голод и холод, в которых живут заключенные, но и всю атмосферу жестокости, неопределенности, полного разрыва между кем ты был и что ты сейчас или во что ты можешь превратиться в любой момент. Особо впечатлило, как Прилепин воссоздал соловецкий вариант «Сада земных наслаждений» Иеронима Босха.
С другой стороны, хотя роман и написан от лица главного героя, Артёма Горяинова (весьма неоднозначного персонажа с «пацанскими» замашками) и все происходящее мы видим и оцениваем его глазами, тем не менее он по сути остается пассивным участником событий.
Вообще, книжки о лагерях мне глубоко неинтересны. Не читал и не планирую Шаламова и «Архипелаг». Не потому, что являюсь носителем какой-то идеи на этот счет. Но, как говорил Эко, необязательно читать книгу, чтобы понять о чём она, ибо это часто можно понять через другие книги, цитирующие первоисточник или спорящие с ним. Ну и вот в этом сложившемся моём понимании такой литературы не вижу ничего для себя интересного.
Однако…
Уже не помню кто и как соблазнил меня новой книгой Прилепина «Обитель». А может и никто, т. к. я в принципе уважаю и ценю этого автора как единственного значимого современного русского писателя.
Ну, слушайте, я сильнее лет десять ничего не читал. Серьёзно. Все составляющие великолепны: и детально воссозданная кошмарная атмосфера (мне несколько дней этот монастырь снился), и отличный слог (автор утруждает себя игрой), и характеры (ей-богу, могу составить фоторобот основных героев), и одна из самых необычных историй любви в литературе, и даже захватывающие приключения (вот этого вообще было сложно ожидать от произведения в контексте лагеря).
Но самое главное ощущение от книги: обескураживающая честность. В процессе чтения возникает твёрдое убеждение, что всё было именно так. Я не знаю как это объяснить: попробуйте, и сами увидите. Обещаю.
Захар Прилепин — Обитель
Мысли, которые у меня возникают после прочтения этой книги, — Захар Прилепин бесспорно Большой Писатель, свой значимый след в русской литературе он безусловно оставит.После таких книг понимаешь, что величие нашей литературы незыблемо, и современный период её не так беден, как многие преподносят.
Было бы здорово, если он продолжил работать в этом новом для него жанре.
Читается на одном дыхании.Это не Солженицын.Это всецело художественная литература.Но, блин, как это цепляет и оставляет отклик внутри!
Для меня лично было трудно сначала представить быт лагерников Соловков.Я рекомендую как визуальную иллюстрацию к книге фильм 1927–1928 годов режиссёра Черкасова, там есть всё — и лисий остров, и многое другое, что обрисовано в произведении.
Все персонажи книги вызывают живой интерес.Желание выйти за рамки книги и изучить отдельно биографии.
Но, конечно, остаётся много вопросов по прочтении… Они касаются и реальности существования ряда лиц, и вообще их поступков, значимости для них различных событий. «А почему Артём поступил так-то, а что для Гали был Артём и почему о нём так мало в её дневнике…», и так далее, и так далее. Но тут уже читатель пусть сам додумывает для себя.
Захар Прилепин — Обитель
Книга стоящая и тяжелая. Есть один нюанс: приятно, когда книга хорошо написана, но неприятно, когда автор водит тебя за нос, куда ему вздумается. Приходится скрежетать зубами и смиряться, иначе бы это просто была крепкий роман воспитания или историческая реконструкция по мотивам Шаламова. Терпи, читатель, в конце концов, героям хуже, чем тебе. А «Обитель» очевидно больше, чем кажется на первый взгляд.
Завязка: симпатичный молодой человек (как мы сразу понимаем, политический), москвич, любитель поэзии, старается выжить в бесчеловечной среде лагерей, внимая наставлениям старшего интеллигентного товарища и вызывая объяснимую неприязнь у воров и убийц. Так? Молодцы, купились.
Через несколько сотен страниц вас этот молодой человек начнет раздражать (а то, наоборот, вызывать страшное сочувствие), вы озвереете от разных точек зрения, хорошие окажутся плохими, плохие — хорошими. Или плохими? Или все-таки хорошими? Правых не отличишь от виноватых, а прошлое Соловков не лучше настоящего.
Соловки — это, конечно, ад, но ад материалистический — предприятие, которое должно само себя обеспечивать, кормить и одевать обитателей, организовывать какой-то досуг, перековывать грешников. Вот круг, где человек за ночь замерзает, а вот круг, где вполне можно жить, заниматься наукой и покупать конфеты. Ну и да, в ад никто не попадает просто так.
Прилепин явно вдохновлялся «Благоволительницами» Литтелла, но получилось все куда оптимистичнее и человечнее: тема другая, герой вменяемый, плюс любовь, в которой, кажется, спасение. Финал хороший, и эпилог тоже.
Захар Прилепин — Обитель
«История — это роман, который был, роман — это история, которая могла бы быть». Гонкур.
«Обитель» — роман грустный, роман затягивающий в себя всеми щупальцами, роман, который надо читать частями, кусками, потому что полностью нырнуть-то в него можно, но вот вынырнуть… Кому-то он понравится, кому-то — нет, но я не могу представить себе человека, который останется равнодушным к этим страницам, к этой удивительной истории, которая произошла всего-то каких-то лет девяносто назад.
Рассказ о людях, попавших в конце двадцатых годов 20-го века в Соловецкий концентрационный лагерь, — не просто художественно-документальное произведение. Да, о «бывших» книг написано очень много. «Погружение во тьму» Олега Волкова, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, «Побежденные» Ирины Головкиной… Но «Обитель» уже через призму века нынешнего, показывет нам этот мир настолько ярко, выпукло, что иногда кажется, что всего этого могло не быть, что такое просто невозможно себе даже представить. Ан, нет… Соловки, «белый остров черных монахов», вторгается в тебя. Вторгается мощно, напористо. Вот появляются на горизонте те самые » отщепенцы, мазурики, филоны, каэры, фитили», которых то ли судьба, то ли рок, то ли ещё какие силы земные и небесные поместили в это странный мир, где за убийство чайки тебя могут поставить голым к дереву на съедение комарам, где ты испражняешься на виду у всех и где за три месяца человек может опуститься на самое дно.
Артем, главный герой романа, извлеченный из своей прежней жизни, как из утробы, попадает на этот остров проклятых на самом краю то ли света, то ли страны и становится «пассажиром» на том судне, подобном которому Ной когда-то спасал всю живность от страшного потопа. Да, «всякой твари по паре» собралось на этом корабле под вроде бы смешным и в то же время зловещим названием СЛОН (соловецкие лагеря особого назначения). Кроткий и мудрый владычка Иоанн, хозяйственный и всегда готовый прийти на помощь Василий Петрович, подлые блатные Ксива и Жабра, сотрудница лагеря Галина, беспризорник Серый… Захар Прилепин не жалеет красок, описывая этих разномастных персонажей. В этих характерах намешано много всего: доброта и идеи всепрощения соседствуют здесь с предательством и черной подлостью. Любовь, коварство, страх и огрооомнейшее желание выжить, вырваться на свободу и хотя бы не потерять себя. Да, всего этого хочется неимоверно, ну, а на самом деле: «Не показывай душу. Не показывай характер. Не пытайся быть сильным — лучше будь незаметным. Не груби. Таись. Терпи. Не жалуйся…» Вот такие принципы надо было соблюдать там, на этой самой проклятой лодке, которая плывет неведомо куда и неизвестно, доплывешь ли ты вообще к пунту назначения…
«Обитель» — история космическая и планетарная. В ней как на витках пресловутой космической спирали открываются все новые и новые пласты времени, его запаха — то ли аромата, то ли смрада, то ли фимиама. Когда Артему попадается в лагере томик стихов Блока, он открывает страницу, читает несколько строк, закрывает глаза, проверяет, помнит ли он, как там дальше и бережно ставит томик на место. Ибо только добрыми воспоминаниями можно жить дальше в этом аду, по сравнению с которым Дантов ад — это просто санаторий.
Книга эта мрачная, как-то самое соловецкое небо над лагерем, книга непростая, местами давящая, но ни в коем случае не депрессивная, так как лучик надежды все-таки выглядывает из-за последних страниц романа.
Мне хочется, чтобы эту книгу прочитали молодые люди, которые не знают и не хотят знать историю своей страны. Тешу себя надеждой, чтобы роман прочитали пожилые и не очень пожилые люди, которые носятся по демонстрациям с портретами их любимого вождя народов. Хочу, чтобы с «Обителью«познакомилось среднее поколение, уже подзабывшее «Ахипелаг Гулаг». Потому что эта история написана автором честно, правдиво, неприкрыто и ооочень талантливо! Ибо рассказать о том самом пресловутом катарсисе и задеть струны души читателя может человек, познавший себя и познавший душу своего рода-племени на «все сто».
Браво, Захар!
С чувством легкого недоумения смотрю я на траур, который объявила прогроба (назовем так для сокращения прогрессивную общественность) в связи с большой победой Захара Прилепина на «Большой книге».
Дело не в том, что «Обитель» — замечательная книжка (а она и правда замечательная, я читал и не мог оторваться).
Ее, думаю, мало кто из прогробы вообще открывал — и, уж тем более, открывал без предубеждения.
Нет, тут вопрос идеологический — прогробе не нравится сам Прилепин. Не нравится то, что он существует, да еще и, подлец, премии одну за другой собирает, становясь окончательно знаменитым.
И вот именно это и вызывает недоумение.
Ведь Прилепин — это самое лучшее, что может предложить прогробе великий русский народ.
Человек не просто талантливый, а — терпимый. Широкий. Склонный, так сказать, к плюрализму.
Я вот недавно спросил себя — а кто из моих друзей и знакомых с наибольшим дружелюбием и открытостью готов воспринимать идейных противников, и мягко спорить с ними, не уставая, — и с удивлением понял, что такой человек мне известен только один: это Захар.
Больше того, Прилепин еще и солидарен с ключевой для выживания прогробы идеей России как «многонациональной страны», а за это им вообще его озолотить стоило бы, таких русских патриотов уже почти и не делают, все стали злые, то спутник им подавай, то погром.
Но нет.
Все равно они его ненавидят.
И я, кстати, знаю еще одного такого человека, за здоровье которого прогробе стоило бы пить ежедневно, а она его не ценит, и зла ему активно желает, не понимая своего счастья.
Путин Владимир Владимирович его зовут.
Роман Захара Прилепина «Санькя» я прочитала давно, он мне очень понравился и надолго остался в памяти. В этом году вышел его новый роман «Обитель», который произвел на меня опять-таки сильнейшее впечатление. Автор как будто режет бритвой горло читателю — следить за развитием сюжета невыносимо больно, но при этом оторваться от чтения невозможно. Главный герой, Артём, отбывает срок за убийство и главная задача каждого его дня — выжить. Мне понравилось место и время действия романа — Соловки, прошлый век после Октябрьской революции, понравились диалоги главного героя с самим с собой, понравился авторский слог. Одним словом, «Обитель» — это 746 страниц жести, с матом и насилием; это трудно читать, а, может, и не нужно, но этот роман победитель конкурса «Большая книга-2014» и, мне кажется, автор — один из ярчайших и важнейших писателей современности. Я не люблю титулы — мне просто было интересно читать… очень!
Вот за что мне нравится «Обитель» Прилепина, так это за отсутствие ненависти. Казалось бы — жуткое место — Соловки. Расстрелы, лагерь, Секирка и жуткий холод. Ни одного положительного героя, вонь бараков и жестокость всех. Много нестыковок и стилистических шероховатостей — не Оскар Уайльд конечно с его «De profundis». Но у Прилепина отсутствует жёсткая идеологическая установка жертвы-палачи, которая явно прослеживается в книгах Солоневича, Солженицына и Шаламова. Особое спасибо за детали. Например когда Галя после неудавшегося бегства выбрасывает золотые монеты за борт. Было это. Не у одной убежденной коммунистки было припрятано золото «на всякий случай».
«ОБИТЕЛЬ» Захар Прилепин. Настолько атмосферно и настолько захватывает дух, что забываеш, где находишся. Потрясное чтиво. Очень русское, на мой взгляд, и очень честное.
Захар Прилепин — Обитель
Давно мне так не переворачивало душу, как после прочтения «Обители» Захара Прилепина. Начинала читать с мыслью, что можно ожидать от молодого, пусть и очень талантливого писателя, после Шаламова и Солженицына, прошедших круги лагерного ада. Но оторваться от книги не могла уже с первых страниц. Как назвать этот роман? Исторический? Да, но и приключенческий. В аннотации его называют метафизическим романом, в каких-то рецензиях — плутовским.
Какая большая и кропотливая работа автора чувствуется за страницами романа. Сколько же было им перечитано документов, мемуаров, художественной литературы? Такой калейдоскоп образов, судеб, характеров. 20-е годы, первое поколение советских заключенных-лагерников. Белогвардейцы, каэры, духовенство, поэты, музыканты, артисты, попавшие на Соловки прямо из салонов Серебряного века, уголовники, ученые…. Что соединило их вместе? «Это не лагерь, это лаборатория». Абсурдная идея власть имущих о возможности перековки этих людей в новый тип советского человека, закончившаяся чудовищным зверством.
Тяжело следить за судьбой Артема Горяинова, который из стихийного бунтаря, человека без веры, жизнелюба перековывается в потухшую лагерную пыль.
Замечательный язык романа, живой, богатый.
Не пишется мне что-то более подробно. Наверное, эмоции должны улечься.
Захар Прилепин. «Обитель»
Пожалуй лучшая книга на русском языке, которую я прочел в последние 10 лет. Правда надо признаться что читаю я уже не так много. Все-таки когда становишься взрослым — нужда в чтении прозы ослабевает.
Стихи да. Стихи можно.
А проза — вроде бы уже и так ясно что тебе может сказать тот или иной автор. Ты уже и сам за любого сможешь сказать, хоть приблизительно, хоть бы даже и точно его же словами. Слава богу начитался за жизнь…
А когда я стал читать «Обитель», меня прихватило изнутри, как в детстве — я мог зависнуть вечером и вместо телека или интернетов — читать… Моя б воля — если бы на работу не ходить — я бы вообще читал ее ночами. С фонариком. Чтобы без перерыва.
Иногда я срывался и бежал вперед по тексту, пролистывая страницы, чтобы узнать — «а Фанфана убьют?!!!» — не убьют! Слава богу… Можно вернуться назад. Прочесть все со вниманием. С радостным чувством узнавания (наконец-то встретились!) русского языка. Того — точно уж русского языка, — который один только лишь и есть — тело и дух русского текста.
Книга очень хороша. Захар Прилепин знает многое о тяжкой необходимости жизни.
А чего не знает, так то за него досказывает талант его.
Он искренен в этом своем таланте. Он не боится его. Не кокетничает с писательством, а старается соответствовать своему предназначению.
И, похоже, давший Захару Прилепину писательский талант, радуется, глядя на него.
Ну в общем, хорошая получилась книга.
Прочитал «Обитель» Захара Прилепина — отличная книга! Захар просто живой классик!
Захар Прилепин. Обитель
Вот, открыла для себя нового писателя. То есть он, конечно, не новый — просто для меня новый.Не люблю читать то, что все читают и хвалят. Гарри Потттера разлюбила тогда, когда его стали везде рекламировать и снимать по нему кино. (А полюбила тогда, когда случайно наткнулась на никому тогда неизвестную книгу неизвестного автора, и прочитала запойно, и тут же дочери подсунула).
Но это так, к примеру.
А тут привлекла тема — Соловки. Я там была несколько лет назад. Монастырь уже был восстановлен, кругом стройка, работа кипит. Гиды- искусствоведы в платочках. Рассказывают не только об истории монастыря до революции, но и про те 20 лет, что здесь был СЛОН. И тут же музей… Одежда из мешковины, письма, вышитые обрывками ниток на портянках (бумаги и ручек не давали), посуда из консервных банок…
Потрясла история про карцер на Секирной горе — холодная церковь, куда сажали людей без одежды, и они там замерзали за несколько дней… Кроме двух человек, выживших — потому что молились.
Прилепин как-то так сумел рассказать об этом лагере, что ему сразу веришь. Как будто он там был. Потому что те, кто там был, про свою жизнь никому не рассказывали. И, прочитав Прилепина, понимаешь — почему не рассказывали.
Скажете — ну вот, Солженицын же писал про «Один день Ивана Денисовича»!
Но у Прилепина «Обитель» заканчивается на том, с чего начинается «Один день» — с описания человека, сумевшего встроиться в лагерную систему, чтобы выжить как-то. То есть Горяинов в конце становится незаметным, потухшим, пережидающим заключение. Таким, как Иван Денисович.
А перед тем — он все еще нес на себе отпечаток вольной жизни. Был и озорным, и остроумным, и сильным, и мечтающим о женщине. Веришь, что такой человек смог и с блатными подраться, и в комиссаршу влюбиться, и попытаться сбежать с ней, а потом — пережить холодный карцер на Секирке. (кстати, одна из самых сильных сцен в книге — описание нескольких дней в этой церкви, особенно молитвы в конце!)
А потом — «укатали Сивку крутые горки» — Горяинов потух. Силы кончились. И он стал просто выживать.
Короче, всем читать!!!
И обязательно выбраться на Соловки — хотя бы на один день. Чтобы все себе зримо представлять.
Мы плыли туда из Кеми, и там потрясал уже вид причала, с которого отправляли баржи с заключенными. Сохранились огромные сараи на берегу, где заключенных держали по нескольку дней до отплытия на Соловки. Они стоят в зоне прилива, и два раза в сутки их притапливало море. Люди вынуждены были стоять по нескольку часов в холодной воде.
Зачем? Чтоб не было сил на побег.
Ну, и еще другие подобные «прелести».
Вобщем, буду теперь Прилепина читать.
Захар, я плачу над твоей «обителью»… Может я натура эмоциональная, но, к сожалению, не сентиментальная. Роман Захара Прилепина «Обитель» меня тронул до глубины души. Я выплакалась, наконец. Это не просто бабьи слезы, наверное, это слезы искреннего сострадания, которое нужно каждому. Соловки, конец 20-х годов. Последний акт драмы серебряного века. Уверена, что книга никого не оставит равнодушным.
Прочитала «Обитель» Захара Прилепина
Соловки. Лагерь в бывшем монастыре. До ГУЛАГа.
Если сравнивать с Солженицыным, то лучше не сравнивать.
В Обители нет ни разоблачения строя, ни раскрытия секретных материалов, ни обличения злодеев.
Здесь жизнь. Просто жизнь. Отношения. Дружба. И даже любовь. Хотя и строй советский, и злодеи есть.
Просто поражена была как автор способен повествованием изобразить тонкие душевные переживания, физическую боль, страдания от невзгод!
Литературными приёмами передается любое физическое состояние.
Чем хуже становится герою, тем тяжелее и вязче слог. И сам переживаешь физически.
А если светло и солнечно, если герой доверяет и душой отдыхает, то и слог простой и лёгкий.
До сих пор под впечатлением.
Конечно, рекомендую читать!
Странно. Но «Санька» я так и не смогла дочитать. Совсем не нравилось. Была уверена, что этот автор ваще не для меня. Попробовать ещё раз что ли?
После Обители начала читать «Театральный роман» Акунина (вроде как я его не читала… или забыла). Ощущение было как если бы мне после шоколадного трюфеля предложили погрызть самолётный леденец. Не в обиду Акунину, конечно.
Разного уровня чтиво. Лёгкий Фандорин для отвлеченного чтения.
Обитель. Захар Прилепин
Мысли, которые у меня возникают после прочтения этой книги, — Захар Прилепин бесспорно Большой Писатель, свой значимый след в русской литературе он безусловно оставит.После таких книг понимаешь, что величие нашей литературы незыблемо, и современный период её не так беден, как многие преподносят.
Было бы здорово, если он продолжил работать в этом новом для него жанре.
Читается на одном дыхании.Это не Солженицын.Это всецело художественная литература.Но, блин, как это цепляет и оставляет отклик внутри!
Для меня лично было трудно сначала представить быт лагерников Соловков.Я рекомендую как визуальную иллюстрацию к книге фильм 1927–1928 годов режиссёра Черкасова, там есть всё — и лисий остров, и многое другое, что обрисовано в произведении.
Все персонажи книги вызывают живой интерес.Желание выйти за рамки книги и изучить отдельно биографии.
Но, конечно, остаётся много вопросов по прочтении… Они касаются и реальности существования ряда лиц, и вообще их поступков, значимости для них различных событий. «А почему Артём поступил так-то, а что для Гали был Артём и почему о нём так мало в её дневнике…», и так далее, и так далее. Но тут уже читатель пусть сам додумывает для себя.
День Захара Прилепина
После прочтения «Обители «Захара Прилепина захотелось почитать о нём. В инете нашла его интервью в «Караване». автобиография в кратком изложении, просмотрела записи видео интервью и так обрадовалась, что у нас есть, родила таки земля русская нового богатыря в литературе и настоящего мужика по жизни…
Захар Прилепин — Обитель
Интересно: долго я еще буду ходить вокруг да около этой книги?! Начинаю писать — и бросаю, напишу несколько строк — и стираю…
Надо же: испытать такие сильные чувства, создать ради такой книги специальный тег «гениально» — и не находить в себе силы выдать хоть сколько-нибудь связный текст!.. Удивительно. Или, наоборот, вполне оправданно?!
Слишком сильные эмоции.
История СЛОНа мне знакома больше, чем просто понаслышке: несколько лет назад мы там проводили многодневный трудовой лагерь. Для нас делали много экскурсий, в т. ч. и специальных — так сказать, для узкого круга. Мороз по коже шел от этих рассказов, документов.
Мороз по коже шел и сейчас, когда читала книгу.
Очень многие факты, о которых слышала там, на Соловках, встречала и на страницах романа: они шли не отдельным блоком, а были по крупицам вкраплены в общую канву романа, в диалоги, небольшие зарисовки. И это была одна из причин, по которой могу сказать: автору ВЕРЮ.
Вторая причина: общий стиль, общий вектор размышлений…
Нет категоричности, которая чем старше я становлюсь — тем безумней меня раздражает.
Нет чернушности и смакования страшного (поверьте, те ужасы, которые описываются, — это далеко не все ужасы, которые происходили там: слава богу, их описание не стали самоцелью для автора).
Да, присутствует некая…романтизация ситуации, какая-то сказочность, фантастичность. Некоторые повороты событий немного режут глаз: невероятная везучесть и избранность главного героя, это путешествие на катере туда-обратно — не знаю… не очень это легло на душу…
Но. Я простила эти переборы автору — простила за всё то большое и важное, что я получила от его книги.
Во-первых, могу сказать, роман невероятно увлекателен и динамичен.
Во-вторых, невероятно атмосферен, ёмок и кинематографичен.
Эти два пункта сделали для меня чтение книги чуть ли не аттракционом: каждый вечер, обессиленная после тяжелого трудового дня, я погружалась с головой в какие-то американские горки, в какие-то сногсшибательные центрифуги, в которых меня швыряло и мотало вместе с героями книги. Ни персонажи, ни я не могли даже предугадать, куда нас всех забросит на следующих страницах романа.
Всё это — явные плюсы книги.
Но плюсы какие-то развлекательные что ли… Даже, может, не делающие чести самому роману и его автору.
Но к этим плюсам добавляется глубина, содержательность и некая провокационность книги. Они и дополнили, довели образ произведения до моей оценки «гениально».
Герои романа живые до самой буковки, которой они описаны. Меня зацепил каждый персонаж: уголовники, каэры, священники, чекисты — все оказались в центре страшного месива под названием «репрессии тоталитарного общества», все стали жертвами сталинского молоха и…чего-то еще…заложенного, видимо, в каждом из нас…
И, следя за судьбами каждого из героев, ты втягиваешься в мучительные размышления на тему «что такое добро и что такое зло», на тему «где в нас заканчивается территория воздействия системы и начинается твой личный выбор», «что такое человек и на что он способен: ради выгоды, ради идеи, ради ближнего, ради самосохранения — на что способен, а также: что способен вынести»…
То, что мы знаем и читаем про Соловецкий лагерь, — Зло. Абсолютное Зло. Читаем и содрогаемся. А когда узнаём о задумке этого лагеря как о мощном ресурсе по перевоспитанию падших, заблудших и неведающих?! И ведь не только задумка — попытка реализовать ее: перечень инфраструктуры, которая должна была стопроцентно работать на улучшение, излечение, перевоспитание, — поистине внушителен. Тут тебе и школы, и театры, и музей, и библиотеки. И труд, который, по одной из версий, даже из обезьяны человека сделал, но в любом случае, как минимум, облагораживает каждого.
Меняется после прочтения этой информации отношение к лагерю или нет? Оправдывает это хоть сколько тех людей, которые занимались реализацией этой «благой идеи»?!
…Я только что готовила свой завтрашний урок по «Собачьему сердцу» Булгакова. Выстраивала траекторию наших завтрашних рассуждений и размышлений. Предполагаемый вывод, к которому буду стараться вывести ребят, заключается в осознании невозможности НАСИЛЬНОГО облагораживания общества в целом и человека в частности. НЕВОЗМОЖНО путем хирургического вмешательства осчастливить, облагородить, возвысить, перековать. Никого и ничто. Такие мечты и планы обречены на провал.
Провалом закончились задумки профессора Преображенского.
Провалом закончились задумки швондеров.
Провалом закончилась задумка Эйхманиса, первого начальника, буквально создателя Соловецкого лагеря особого назначения.
На мой взгляд, роман интеллектуально-честен. Аналитика происходящего в стране и в лагере, просматривается в диалогах персонажей и подается нам в преломлении их убеждений/образованности/общего уровня культуры. У каждого есть своя правда, каждый по-своему ищет истину.
Роман «Обитель», на мой взгляд, не дает ответов.
Мир, описанный в нем, стал для меня обителью сомнений, страхов, бессилия, разочарований в себе и в рядом живущих, поисков, надежд — то есть всего того, что присуще человеческой жизни.
А ответы мне и не нужны были — не их нужно искать в романе, написанном молодым человеком.
Не знания он нам показывал в своей книге, как мне кажется, — вопросы и многоточия ставил.
Другие книги Захара Прилепина не читала. И читать, думаю, буду только то, что появится у него после «Обители»…
А эту книгу уже начала рекомендовать всем читающим людям. Она стоит того.
Захар Прилепин — Обитель
Мысли, которые у меня возникают после прочтения этой книги, — Захар Прилепин бесспорно Большой Писатель, свой значимый след в русской литературе он безусловно оставит.После таких книг понимаешь, что величие нашей литературы незыблемо, и современный период её не так беден, как многие преподносят.
Было бы здорово, если он продолжил работать в этом новом для него жанре.
Читается на одном дыхании.Это не Солженицын.Это всецело художественная литература.Но, блин, как это цепляет и оставляет отклик внутри!
Для меня лично было трудно сначала представить быт лагерников Соловков.Я рекомендую как визуальную иллюстрацию к книге фильм 1927–1928 годов режиссёра Черкасова, там есть всё — и лисий остров, и многое другое, что обрисовано в произведении.
Все персонажи книги вызывают живой интерес.Желание выйти за рамки книги и изучить отдельно биографии.
Но, конечно, остаётся много вопросов по прочтении… Они касаются и реальности существования ряда лиц, и вообще их поступков, значимости для них различных событий. «А почему Артём поступил так-то, а что для Гали был Артём и почему о нём так мало в её дневнике…», и так далее, и так далее. Но тут уже читатель пусть сам додумывает для себя.
Захар Прилепин — Обитель
Истина — то, что помнится.
«Обитель» — большой и очень серьёзный роман. Возможно, даже не на одно прочтение. Когда сначала надо прочувствовать, а потом осторожно снять верхнее эмоциональное покрывало и посмотреть, что под ним спрятано. И главное — с какой целью. Хотя о последнем, честно, думать не хочется, хотя и думается постоянно. Как она писалась, эта книга? с кем обсуждалась в процессе? насколько она правдива? Это если смотреть с одной стороны.
А с другой — другие вопросы. Кто настоящий герой романа, например. Или: что не так с Артёмом Горяиновым? мог ли он вообще быть тогда, Артём, если от и до списан с самого обычного парня дня сегодняшнего? и как тогда сам Захар к этим, сегодняшним, относится?
Между тем сама «Обитель» поднимает вопросы иного порядка. Почти по Достоевскому. О душе человеческой, о битве за неё, о слабостях её и возможностях. О том, насколько все мы мясо и где заканчиваемся как люди. Сколько можем вынести до того, как всё в наших лицах станет мелким, стёртым, а сами мы превратимся в червей, разрубленных лопатой, так что наше прошлое начнёт жить само по себе и навсегда отделит нас настоящих от тех, кем мы были когда-то (здесь неточная цитата). И есть ли среди нас те, кто всё-таки может выстоять, сохранить себя и вернуться — пусть потом хоть «чёртом бешеным» называют.
«Обитель» рассказывает о Соловках 20-х годов, о первом советском лагере особого назначения, об истоках ГУЛАГа. Рассказывает просто, без надрыва, по возможности смягчая острые углы, — на разные голоса. Бывшие белогвардейцы, нэпманы, учёные, священники, актёры, поэты, музыканты, чекисты, крестьяне, блатные — в «Обители» говорят все. О себе говорят, о России, о жизни вне и внутри лагеря. Не роман идей, конечно, но с претензией на оный. И слышим мы их благодаря рассказчику. Его ушами, если уж на то пошло. Поэтому, пусть и не сразу, но всё равно задаёмся вопросом: а можно ли ему доверять? можно ли верить на слово?
Поначалу кажется — да. Артём Горяинов с первых страниц вызывает симпатию. К нему быстро привыкаешь, он создаёт впечатление положительного героя: образованный, тонко чувствующий, вступается за заключённого, избиваемого десятником, даёт в морду обнаглевшему блатному, в лазарете делится едой с соседом по палате… Но чем дальше уходит повествование, тем больше отдаляется и Артём. Шаг за шагом, рота за ротой — и вот он не герой уже, а просто человек, изо всех сил пытающийся выжить. В этом умении Артёму не откажешь, это он лучше всего умеет — приспособиться, выкрутиться, спастись любой ценой, завести дружбу с кем надо, из строя выйти в нужный момент. Водку пить с начальником лагеря, смотреть на него широко раскрытыми глазами, верить ему как самому себе и гордиться своим к нему приближением — может. С чекисткой спать — тоже, тем более когда у неё власть, когда она способна перевести в тёплое место, где и хлеб есть, и баня по субботам. Окровавленные сапоги чекистам мыть, трупы закапывать — и это тоже при необходимости. Он даже на Секирке, со смертниками, умудряется выжить. Везунчик, одним словом. Везунчик, за которого переживаешь, даже зная уже, что не без изъянов парень, не без червоточин.
Поэтому и не врубаешься долго в финальные сцены. Пока не поймёшь, что автор-то от своего героя далеко не в восторге. Что не любит он таких, как Артём, не прощает — и шансов на спасение не даёт. Да и о каком спасении может идти речь, когда Артём отца убил «за наготу», читай на Бога руку поднял, а потом святому на фреске глаза ложкой выковырял и каяться — отказался. Нет, он автору не интересен. Сам по себе не интересен, но вот эта черта его — способность ко всему притереться, с любым соприкоснуться — необходима. Автору нужен проводник по соловецкому лагерю, и на эту роль Артём подходит больше чем кто бы то ни было.
Он и к Эйхманису, начальнику лагеря, проводит. А Эйхманис-то как раз Прилепина и интересует. Эйхманис и его идея государства в государстве. Утопическая мечта выплавить из отбросов общества и врагов народа новый человеческий образец. Урок по лепке из глины и обжигу. Высокая идея, прямо по Горькому. Не случайно Эйхманис у Прилепина так здорово, ярко прописан. Им ведь любуешься, несмотря ни что. Понятно, что ничего хорошего из этой идеи не выросло. Понятно, что и Эйхманис в «Обители» — не тот, что в истории. Хотя бы уже потому что фамилию носит «литературную». Настоящего звали Эйхманс.
Прилепин, без сомнения, опирается на факты и архивные документы. Правда, обращается с ними не как историк, а как художник в первую очередь — использует для наполнения романа живой кровью, наделяет своих героев чертами и поступками реальных исторических персонажей (о прототипе Бурцева — вольнонаемном Воньге Кочетове и вырезке из доклада А. М. Шанина ему посвящённой, кажется, только ленивый не писал), тем самым как бы сообщая читателю: я пишу о том, что было на самом деле, но пишу роман, а не документальное исследование. Просто помните об этом, не берите на веру всё написанное, думайте, сопоставляйте, ищите и делайте выводы. Сами. И не судите с разбегу. Потому что «Обитель» — не летопись соловецкого лагеря. «Обитель» — её художественное осмысление.
P. S. Я люблю книги Прилепина. И за то, как именно они написаны — не в последнюю очередь. За слова и за слово. За умением работать с русским языком, оживлять его, расцвечивать ёмкими метафорами, наполнять запоминающимися деталями и образами. И даже за встречающиеся иногда языковые ляпы люблю. Потому что всё это вместе даёт тексту возможность дышать, быть, помниться. «Обитель» тоже так написана — чтобы с первого раза и на память.
Пытка З.Прилепиным
Закончилась моя двухнедельная пытка Прилепиным. Точнее его «Обителью». Почему пытка, об этом нужно рассказывать в лицах.
Посмотрела недавно программу «Наедине со всеми», прониклась интересом к автору, нашла его книги в Интернете. Долго выбирала, что же взять из его уже многочисленного наследия, и решила остановиться на «Обители». Не пожалела дополнительный полтинник, чтобы заказать аудиоверсию романа. И хорошо, что не пожалела, но об этом потом.
Если сказать, что роман объемный, это не сказать ничего. Я давно уже не читала романы подобной величины — не даром автор питает искреннюю любовь к Л. Н. Толстому. Размах тот же. По ходу моего постижения, иначе не назовешь, этой книги менялись мысли, чувства. Одно могу сказать совершенно откровенно: если бы я не слушала, а читала, то точно бы на середине закрыла эту книгу, как закрыла в свое время «По ком звонит колокол» Э.Хемингуэя и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. Эти книги вытягивали из меня, что называется, все жилы. И «Обитель» тоже вытягивала.
Но давайте о хорошем.С первых глав книги поняла, что вещь — стоящая. Написано качественно, с большим уважением к слову и с большим умением из этого слова плести затейливые узоры. Мне даже сначала показалось, что актер как-то мало выразительно читает. Это потом я думала: «Как он вообще дочитал это все до конца?». Я бы так не смогла.
Постепенно книга затягивала в какую-то бездонность, в глубину. Местами было чертовски страшно и почти постоянно беспросветно. Эта беспросветность и душила пуще всего.Ведь ты понимаешь, что никакого хеппи енда не будет, что из этих пут не вырваться никуда и никогда. Но была в этом слоге какая-то мистика.
Каждый раз, когда я мучительно, почти мазохистски слушала очередную главу, думала:
— Это последняя. Я больше не могу. Вот дослушаю ее и брошу. Буду заниматься своими делами и забуду этот страшный сон.
И каждый раз, когда глава заканчивалась, она заканчивалась на таком моменте, что просто необходимо было узнать, что же там будет дальше. И я включала следующую, чтобы повторить себе то же самое.
В этой книге много размышлений и о самой революции, которая по событиям и времени была совсем недавно, и о зарождении концентрационных лагерей в России. Почему-то сейчас никто не говорит о том, что у нас они появились еще раньше, чем в фашистской Германии. Интересно, мы, часом, не давали им курсов повышения квалификации в этом деле?
Но больше всего на протяжении этого долгого и мучительного слушания не оставляла идея свободы человека — физической, нравственной, любой. Не знаю почему, может быть, потому что сейчас живу за океаном, вижу свободных людей и понимаю, как долго мы были обделены этим. Да что греха таить, и после распада СССР мы ее как-то и не приобрели в массовом масштабе.
Даже сейчас, когда роман дослушан, меня не отпускают мысли, им навеянные. Автор в романе еще долго не отпускает тему — все идут там эпилоги, приложения, послесловия — могу представить, как его тоже загрузила эта тема. Сколько было переработано исторического материала, чтобы так достоверно описать — снимаю шляпу.
А всем, кто будет читать или слушать «Обитель», хочу порекомендовать — запаситесь мужеством!
«Обитель» Захара Прилепина — махина, которая обрушивается всей мощью, правдой, удивительным языком, искренностью.
Одна его «Обитель» дает ответы на сотни вопросов. При самом страшном, даже последней строчкой.
Наша «Обитель»
Когда я прочитал «Санькя» Захара Прилепина, мне стало ясно, что русская литература может выйти из постмодернистского парка аттракционов на улицу, туда, где протекает реальная жизнь. Когда я прочитал вполне заслуживающую Нобелевскую премию по литературе, а не только полученный ей русский Букер, «Обитель», я тихо порадовался тому, что живу одновременно с гением так, как как жили современники Толстого и Достоевского. Может, они с ними и не общались, но какой-то свет до них не мог не доходить, правда же?
В приложении к «Обители» Прилепин упоминает, что ему не по душе советская власть, но совсем ненавистны те, кто ее, как правило, яро критикует. Вот, даже сложное отношение можно описать, мое же отношение у Прилепину описать очень просто — я считаю его лучшим современным русским писателем, а «Обитель» — лучшим современным русским романом. И, чтобы не сомневаться в этом, я игнорирую и буду игнорировать всю прилепинскую общественную деятельность, такую же бестолковую, как общественная деятельность любого настоящего писателя (кроме Чехова, который про нее помалкивал).
«Обитель» — большое произведение, говорить про него можно много — про Бога и судьбу России, про ГУЛАГ, про большевиков, про любовь, про жизнь и смерть, про все на свете — это настоящий роман. Я же остановлюсь на одном — на языке Прилепина. Как он его сформировал, как достиг такого уровня? Кто-то писал, что Солженицын первичен, а Прилепин вторичен, но как неудобно и тоскливо читать Солженицына и как просто и легко читать Прилепина! Словно присутствуешь при реальной жизни, герои живые, Прилепину удается все — и высокое и низкое (думаю, с возрастом высокое возьмет верх), грустное и смешное, вся палитра в его свободном распоряжении. Кажется, вот, зашел автор в тупик, ан нет, выпутался и как ловко и поучительно! По душе мне и его отстраненная позиция, никуда он нас не гнет, не зовет, показывает жизнь такой, как она есть — решай, читатель, сам. Литературный уровень Прилепина в «Обители» потрясающий, критики его так не напишут.
Кому-то может не понравиться прилепинский дразнящий натурализм, описания физиологии и жестокостей, но по нынешним временам, признаемся себе, это наиболее целомудренное из возможных честных описаний ада на земле.
И, да, дневник Галины тоже он написал.
Среди нас большой мастер, литературный гений, и будем молиться, чтобы ему не отстрелили его такую талантливую лысую башку где-нибудь в ЛНР.
Пусть пишет дальше!
Со сменой работы появилось время для чтения, чему я несказанно рад. И первым, что ухватил, давно отложенную книгу Захара Прилепина «Обитель». Впереди самый финал, еще не дочитал. Но уже сейчас скажу: я хочу эту книгу в бумаге! Обязательно куплю. Не буду говорить об исторической правде или художественном вымысле автора, я не настолько хорошо знаю историю Соловков. Но книга глубокая по чувствам, большая по энергетике и очень лиричная, несмотря на страшную тему соловецкого лагеря особого назначения. Понравилась…
Со сменой работы появилось время для чтения, чему я несказанно рад. И первым, что ухватил, давно отложенную книгу Захара Прилепина «Обитель». Впереди самый финал, еще не дочитал. Но уже сейчас скажу: я хочу эту книгу в бумаге! Обязательно куплю. Не буду говорить об исторической правде или художественном вымысле автора, я не настолько хорошо знаю историю Соловков. Но книга глубокая по чувствам, большая по энергетике и очень лиричная, несмотря на страшную тему соловецкого лагеря особого назначения. Понравилась…
Только что дочитала Прилепина «Обитель». понравилось.
Про что книга? Про всё — и про жизнь, и про смерть, и про любовь, конечно. Хотя, нет, на самом деле и не про любовь вовсе, и не совсем про смерть, и уж точно не про жизнь. Потому что в Соловках не живут, а выживают. И любви там нет и быть не может. Разве что любовь к жизни, к воле, к теплу. Наверно, роман про человека. Про то, как его меняет жизнь и смерть. одежда, когда вместо рясы палача одевают лохмотья заключенного. Только что, только день назад ты был хозяином жизни, и не только своей! Упивался, наслаждался этим чувством, почти Бог в отдельно взятой Соловецкой стороне.но, вот только моргнул.и раз — ты по ту сторону решетки, два — и на обед баланда да кипяток, три — на выход. Что он чувствует? О чём думает? Сожалеет? Нет. страх да удивление — как же так.
А что главный герой повествования? Он изменился? Вроде как любил да всю любовь холодным ветром и выдуло. Подлым не был и не стал. Был мальчишкой, убившем отца (потому что голый, а вовсе не потому, что женщина и стыдно.) Пережил взлёт (который только может быть для заключенного), страсть бешенную забытой и брошенной женщины, холод дикий северный на самом дне, в карцере. И вроде и не хотел ничего — ни заговоров, ни побегов, ни борьбы. жить хотел, есть досыта да спать в тепле. Не был подлым, стал просто равнодушным. Домотать бы срок.
Страшное было то время. Хотя, историю России почитать — любой век был страшен, неспокоен. Очень хочется, чтобы хотя бы сейчас нас не накрыла очередная волна зла. Хочется верить во всё тоже светлое будущее.
Дочитала прекраснейшую книгу! Прекрасный роман Захара Прилепина «Обитель». Я просто растворилась в чтении! История одного человека в истории целого мира двадцатых годов в Соловецком лагере. Что может человек выдержать эмоционально, духовно и физически. Минутные человеческие радости, тонущие в ужасах долгих лет этого места. Читать обязательно! Высший балл такой литературе! Я бы еще читала (увы, роман дочитан. Но он долго еще будет жить в моих мыслях.
Захар Прилепин «Обитель»
События романа начинаются спустя несколько лет после гражданской войны в соловецком монастыре, переоборудованном в соловетский лагерь особого назначения (СЛОН), содержащий каэров (контрреволюционеры), вперемешку с политическими и уголовниками.
Компания собралась разношёрстная. Одна половина не могла читать и писать, зато другая говорила на трёх языках. Большинству этих людей пришлось перенести несовместимые с жизнью, да и вообще, с самой реальностью испытания. Ведь разве может реальность допустить прорывание в себя такой боли? Это не укладывается в рамки миропонимания.
Прилепин показывает нам боль: физическую и моральную, которые настолько сильны, что поочерёдно ломают друг друга, генерируя при этом, в своём бешеном танце, боль трансцендентную, меняющую саму реальность, как прожектор индивидуальных восприятий.
Однако автору удалось не петь в одни ворота, он дал возможность высказаться как лагерникам, так и строителям бездушной системы, ломающей их жизни. И всё получилось вроде бы как отстранённо, автор лишь допускает, что «Человек темен и страшен» хоть «мир человечен и тепел».
Прилепин сумел весьма сочно и явно обрисовать образы лагерной жизни — словно бы сам там находишься. Уровень цвета и эмоций порой так зашкаливает, что реализм становится магическим. Герои живые и предельно ясные.
Напряжение строго дозировано. Здесь нет моментов, где хочется поскучать, что-то пропустить, или отложить книгу и заняться чем-то другим. Если книгу и откладываешь, то лишь для того, чтобы отдышаться и на время абстрагироваться от общего тяжёлого эмоционального фона, чтобы потом, чуть набравшись сил, опять нырнуть в него с головой.
yulya_sakura, 29.06.2017
«Обитель» Прилепина
750 страниц за два дня… Вы же понимаете, что я не могла об этом не написать?
Роман читается на одном дыхании.
Но книга сильна не только сюжетом, не только лагерной темой.
В центре романа — Артём Горяинов, человек далеко не идеальный: он способен на трусость, мстительность, злую иронию; многие поступки его отнюдь не добродетельны; погружаясь на самое дно, он лишается способности сострадать («Человек человеку — балан»). Артём — не жертва доноса, он осуждён не за убеждения или необдуманно сказанное слово. Он отбывает срок за убийство отца.
Обида на отца кажется неотделимой от обиды на Бога. Обожание и ненависть, нежелание думать, вспоминать — и непрерывный диалог. Стремление отвергнуть, отринуть, отрицать — и горечь вины.
Мотив вины — всеобщей, экзистенциальной — заимствован Прилепиным из литературной традиции 20 века. Нет невиновных, каждому есть за что каяться, но лучше о своей вине молчать, не вспоминать о ней, а то «душа надорвётся».
Особенно сильными показались несколько сцен, как раз таких, где «надрывается» душа. Одна из них — сцена покаяния в церкви на Секирке. Колокольчик, несущий весть о смерти, доведённые до исступления грешники, уродливые гады, которые лезут отовсюду, подгнившие рыбины, сыплющиеся из живота Артёма, — вот где он, пресловутый босховский размах.
Другая — предшествующая ей: малец с голубиными лапками, голосящий «Кулёшика, ам!», снова — колокольчик, чекист, который не может разобрать фамилию на листке, молитва Василия Петровича, идущего на расстрел.
Вслед за классиками мировой литературы Прилепин показывает, что ад — внутри самого человека, внутри каждого человека. Не надо думать, что зло совершают какие-то плохие люди, что оно разлито где-то вовне. «Каждый человек носит на дне своём немного ада: пошевелите кочергой — повалит смрадный дым».
Прилепин — мастер гротеска. Пиры в лагере: палец с грязным ногтем придерживает белый, разнежившийся лепесток шпика, разговоры о символистах и каторжный труд, поэт — карточный шулер, два лица Василия Петровича, Осип, собирающийся жить в тюрьме с мамой, и Артём, для которого мысль о встрече с матерью мучительна, Христос, раскачивающийся словно на качелях в гробовой тьме, — на каждой странице находится подтверждение однажды прозвучавшей фразе о том, какое странное место — Соловки. Картины вывернутой наизнанку реальности, а также портреты юродствующих и близких к сумасшествию людей получаются у Прилепина по-настоящему яркими.
В романе много в хорошем смысле «узнаваемых» эпизодов, таких, которые делают книгу Прилепина частью литературной традиции. Диалоги героев — о добре и зле, о Боге, об истории, о литературе — напоминают философские споры героев Толстого, Шолохова, Пастернака. Символические сны героя («Самые важные вещи понимаются на пороге сна») порой трудно отделимы от напоминающей страшный сон яви. Есть и образ привлекательного злодея — Эйхманис, и тема любви к человеку, облеченному властью, сильному, харизматичному. Восхищение перед ним, пусть и невольное. Тайное желание понравиться ему, поговорить с ним, объясниться, быть услышанным, понятым.
Тот случай, когда, чем привлекательнее, тем страшнее.
Страшно сильная книга.
Уважаемый Захар, была на встрече с вами и Варламовым в Экс-ан-Провансе, и вы очень любезно согласились с нами сфотографироваться. К чему это я? По свежим следам, хотела бы выразить вам радость от прочитанной за два вечера «Обители». Понимаю, что в отзывах у вас нет недостатка, но что же делать.
По линии отца мои предки из духовенства и, представьте себе, один из них поменялся местами с молодым священником, на которого выпал 10 номер и, следовательно, расстрел. Удивительно. Но, разумеется, это не главная причина, по которой ваша книга хороша. Она просто родная, в каких-то даже мелочах — как там у Василия Петровича сказано: »… взрослый мужчина, не способный на подлость или, в крайнем случае, убийство, выглядит скучно»? Точно. Ну, не буду, как говорят французы, «держать вас за ногу». Спасибо за появившийся у меня интерес к тому, что пишется на русском языке сейчас. Ваш приятель Быков действовал на меня противоположно…