Владимир «Адольфыч» Нестеренко. Раз умер — спи спокойно
Владимир Нестеренко наделен одновременно удивительной, трагичной остротой восприятия, и при этом саркастическим, а порой — злобно-саркастическим взглядом на вещи.
Синтез этот создаёт странное ощущение: иногда я не знаю точно, говорит ли Нестеренко всерьез, или откровенно дурит собеседника.
В той единственной книжке «Чужая», что издана у него (и стала одним (из двух) самых ярких моих читательских, так сказать, впечатлений за прошлый год), и трагизм, и подспудный сарказм чувствуются. И воздействует злая смесь трагизма и сарказма на самые болезненные, на самые важные человеческие рецепторы.
Понятно, конечно, что сарказм Нестеренко — не от пошлого, распространенного ныне забоскальства, а от иного совсем.
«Вот накормили нас кровавым дерьмом, — будто так говорит некто, стоящий за книгой, — И что теперь? Рыдать?.. Мы не умеем рыдать».
Одна замечательная женщина, хороший поэт, сказала мне после прочтения Нестеренко, что он безжалостный, и питается энергией других людей. Она ничего не поняла.
— Володь, книгу ты написал отличную. Завидую, право слово. Я только не очень понимаю твои побудительные мотивы. Ну, как мне кажется, ты не из тех сочинителей, которые пишут оттого, что у них наболело. Мне вообще кажется, что к литературе у тебя отношение достаточно ироничное.
— Ну, про «завидую», я уверен, что ты пошутил. Что же касается побудительных мотивов…
Вот прошли 90-е. Всё поделено, народу перебили массу, изменили общественное сознание (согласись, меньше стало людей, готовых сунуть нос в чужие дела бесплатно, из активной жизненной позиции), а ни одной толковой книги об эпохе не написано. Я не говорю о документальных каких-нибудь исследованиях, их много. Журналистские расследования, компромат, пасквили, подобное. А вот художественной, но максимально приближенной к реалиям — нет. Те, что есть, написаны с другой стороны баррикад — со стороны государственного аппарата и граждан. Слово же антиобщественным элементам, героям этих самых 90-х, традиционно не предоставлялось, хотя им тоже есть что рассказать.
Разумеется, книга эта не о «наболевшем». Я давно уже не ищу и не пытаюсь наводить справедливость, соответственно, высказываться в духе «не могу молчать» — тоже не стану. Литература для меня — развлечение. Если я могу при этом развлечь и читателя — почему бы и нет? Но развлекать я предпочитаю, как в аэроклубе — прыгаешь с парашютом, внизу, конечно, не вражеский тыл, но всё равно, немного не по себе.
— Лет двадцать назад твоя книжка стала бы культовой и массовой. Помнишь, к примеру, было такое сочинение в конце 80-х «Одлян, или Воздух свободы», не сравнимое, на мой вкус, с твоим текстом. Тогда все зачитывались той повестью.
Но собственно, тут речь не только о тебе, и вовсе не о воровской тематике. Ты, насколько я могу судить, в любом случае писатель, и ты определяешь тематику, а не тематика тебя.
Речь о том, что на отличных книжках больше не сходят с ума тысячи или даже миллионы людей. Никто не читает так, как мы читали в юности. Так вот, что такое поменялось в мозгах, не знаешь? Ты сам-то, кстати, читаешь? Читал в юности? Или не до того было?
— «Одлян» помню, конечно. Про «малолетку». Хорошая книга, ей место рядом с Шаламовым, с Солженициным, с Дёминым («Блатной»). Ею зачитывались, гражданам «открывали глаза», ведь всё это скрывалось, а здесь такой выплеск ужаса. Думаю, что «Чужая» культовой и массовой не стала бы — это сценарий, кинороман, как ещё назвать — история одной операции, таких операций было много. Я бы сравнивал скорее не с «Одляном», который является историей одной жизни, судьбы, а с «В августе 44-го» Юрия Богомолова — там тоже история одной операции, герои, некоторые реальные, «мясные», некоторые плоские, как двери. Важно, что они делают нечто серьёзное, то, за что отвечают жизнью, и не когда-то потом, «по итогам», а прямо сейчас. Здесь и сейчас.
По поводу литературы вообще. Знаешь, мне сложно судить — специального образования у меня нет, статистикой тоже не интересовался, так, по ощущениям могу только.
Страна у нас была не правильная. Люди были ограниченны жёсткими рамками, помнишь, наверно, как боролись с нетрудовыми доходами, теплицы на дачных участках ломали, чтобы, не дай Бог, не вырастил гражданин десять вёдер помидор и не продал их на рынке по спекулятивным ценам. Соответственно, жизнь была заменена эрзацем, литературой. Читало пол страны. У гражданина было призвание деньги копить, а ему не позволяли, вот он и читал что-нибудь соответственное, Драйзера, «Финансист», например, или, про проклятых королей, Мориса Дрюона, у самого то жизнь была от звонка до звонка, школа-карьера-пенсия. Изменить это было практически невозможно. Сейчас страна правильная, читают, как во всём цивилизованном мире, пять процентов, а раньше, допустим — сорок. Единственно, в цивилизованных странах эти пять процентов, что читают, — они и правят государствами, это элита. У нас же пока (надеюсь, что «пока») немного по-другому, правит обербыдло, а интеллигенция, как и в советские времена, — на побегушках.
Сейчас быть быдлом — не стыдно. Раньше свою бескультурность принято было скрывать, сейчас — нет, зачем? Деньги есть — Иван Петрович, денег нет — горбатый х-й. Жизнь ускоряется, литература за ней не успевает. Только писатель вцепился жизни в бок, вырвал кусок с кровью, переосмыслил, обобщил и т. д., — а уже жизнь другая, это уже не про сегодня, а про вчера. Ну и вообще, то, что происходит сейчас, мне напоминает предвоенное время. Всё хорошо, надои растут, шахты глубже, башни выше, — а скучновато, не о чем писать, темы нет. Вот будет война или революция — появится и литература. Так, на ровном месте, не будет ничего. Разумеется, я о той литературе, которая имеет отношение к жизни, а не о литературном новаторстве, эксперименте, — это может и на пустом месте, не зависит ни от войны, ни от надоев. Вообще, «легендарные, эпохальные» уже в прошлом. Для одного эпохальная, а для другого — нет. Так, по мелким секторам разобралось всё, кому поп, кому попадья, кому попова дочка.
Что меня касается — сейчас читаю мало, анекдот про чукчу писателя очень жизненный. Иногда читаю, как правило, «по набою» — кто-то порекомендует кого-то прочитать, вот как Котомин мне посоветовал прочитать Прилепина, я прочёл и не пожалел. В юности читал запоем, много — и классику, и самиздат, и современную. Отец приучил. Я же, например, сына не могу приучить, с огромным трудом, чуть ли не «из-под палки». Сам я читал лет до тридцати пяти — тридцати семи.
— Всё-таки, о твоей литературной генеалогии. Быть может, есть смысл определить какие-то приоритеты? Литературных учителей?
— Гоголевская «Шинель». Откуда все и вышли. Я люблю краткость, поэтому Зощенко, поэтому Довлатов, да перечислять можно до бесконечности, русская литература — это такое поле, жизни не хватит перейти. Те же почвенники, хоть и мудачьё все поголовно, но язык, русский язык, и корреляция с жизнью.
— Мы о самом Нестеренко можем что-то рассказать? Ты реально не хочешь никому показываться, нигде светиться не собираешься, или это миф такой? Где ты родился, что там было в жизни твоей, о чем можно рассказать людям любопытствующим? Родители твои — кто они? Твои университеты и прочее. «Адольфыч» — это откуда взялось?
— О Нестеренко можно говорить что угодно, его нет в природе, я не Нестеренко.
Показываться и светится не собираюсь, это не миф. Знаешь, современный мир, телевизор-интернет — это такой очень навязчивый знакомый. Не успел оглянуться, он уже залез тебе под койку, нет ли где завалившегося окурка «Беломора» или, допустим, презерватива. Приходится отстаивать своё право на частную жизнь. Я не актёр, не политический деятель, я пишу тексты, зачем мне публичность? А так, по анкетам, пожалуйста.
Родился в Киеве, в середине 60-х, учился в школе, занимался спортом, учился в институте, служил в армии, самая обычная биография, семья врачей, от зарплаты до зарплаты. Работал, кандминимумы сдавал, собирался наукой заниматься. Пока не началось. Ну, а когда всё рухнуло — я об этом и пишу, в основном. Несправедливо всё-таки, быть выброшенным на обочину в 25 лет, и не из-за того, что ты такой непутёвый, а по причинам государственного масштаба. Тогда же понял, что государство гражданину не друг, в лучшем случае — недобрый отчим, а в худшем — просто наглый паразит. Ну, не обошлось и без тюрьмы, конечно, так что университеты настоящие. Для смеха могу рассказать историю — объявили меня как-то в розыск, сгоряча, ну, думаю, перекантуюсь, пока они не успокоятся, далеко бежать не захотел, тут же, в Киеве и ошивался. Вопрос — что делать? Скучно. Никуда особо не пойдёшь, конспирация, связи фильтруешь и т. д. Некоторые, в таком положении, от скуки и для успокоения нервов на героин подсаживаются, я решил, что это слишком уж банально. Закончил магистратуру, второе высшее получил, пока два года по блатхатам скитался. Ничего, помогло немного мозг включить, а то за 90-е он практически весь в кость превратился.
А Адольфыч — это с детства. Прозвище.
— ЖЖ — это что для тебя? Ты до фига времени проводишь в Сети, как я понял. Это весело?
— ЖЖ для меня среда общения и инструмент. Ну и развлечение, конечно, хотя уже не так веселит. Создаёшь себе комфортный коллектив, возможность не читать какого-нибудь мудака очень важна, в жизни-то от них скрыться сложнее. Ну и про ЖЖ — много умных и интересных людей, поди собери их в кучу, от Лос-Анжелеса до Челябинска, например. В сети много времени провожу, надо бы меньше, а то сидячий образ жизни и всё такое прочее. Ну и гражданки. В ЖЖ как-то проще, на улице их ловить сложно, я ж уже местами седой дядька.
— Свои политические взгляды ты как-то можешь сформулировать? Россия и Украина — есть ли тут проблемы, есть ли тут надежды, что тут есть вообще? Замечательное у тебя отношение к мигрантам. Ты, кстати, что посоветуешь России — относиться к мигрантам так же, как ты относишься к тем, кто приезжает в Киев? За что ты их не любишь?
— Какие у меня политические взгляды? Примерно, как программа НБП — есть что-то, но не публикую. В общих чертах — я больше за свободу, чем за порядок, хотя понимаю, что порядок тоже должен иметь место.
Россия и Украина. Здесь не просто проблемы, а проблемы во всём. По каждому пункту у Украины и России разные взгляды, начиная с набившего оскомину «газа» и заканчивая культурной экспансией. Надежда, конечно, тоже есть, иначе и говорить не о чем, а следует вооружаться, вступать в НАТО, строить на границе укрепления, выселять этнических русских, учить детей в школах, что «Москаль — лютый ворог».
По поводу мигрантов — да ведь в самом деле идёт экспансия. Распространяться не буду на эту тему, у вас много профессиональных русских, это их поле, я на нём не играю. А про Киев без быков — спроси у москвичей, как им живётся в белокаменной. У нас ведь тот же процесс идёт — регионы не развиваются, рабсила в столицу едет, искать себе кусок хлеба. Но всему есть предел, иногда и ограничивать следует, потому что не ассимилируются мигранты. Культура в столице и в регионах отличается, и сильно. Вот приехало сто человек в Москву — через год они москвичи по менталитету (кроме людей совсем иной культуры, те ассимилируются сложнее). А в Киев сто человек приехало — они остаются приезжими и через год, и через три, — и не любят город. Это связано с некоторыми особенностями менталитета в Украине, хуторское сознание. Не люблю я мигрантов в первую очередь за то, что они мешают реально развиваться Киеву — всё-таки следует брать не числом, а уменьем, Киев был крупный центр, точное машиностроение, наукоёмкое производство и т. д. — а стал огромной деревней, где все друг друга стригут, бреют, кормят и перепродают друг другу что-то ненужное.
Советовать что бы то ни было России — занятие неблагодарное. Как метко подметил писатель Пелевин — «Россия всегда обустраивала наилучшим образом тех, кто хотел её обустроить»
— Украина — реально свободная страна? Свободнее, чем Россия? Ты как там себя чувствуешь? Как там вообще к России относятся? Русскую современную литературу, кстати, там читают? У вас там есть литература? Издательства? Почему ты здесь издаешься, а там нет?
— Украина — свободная страна, свободы значительно больше, чем в России. До 2004-го, до «помаранчевой революции» было как у вас — полицейское государство, мягкая диктатура. У нас прежде началось закручивание гаек, в 1997-м, на два года раньше вас. Кланы, пытаясь вырвать себе власть, по ходу разрушили диктатуру.
Теперь никаких преемников, никакой правящей партии, демонстрации не разгоняют, бизнес не забирают. Чувствую я себя здесь прекрасно, это моя Родина. Здесь я вообще лицо частное, местные писатели меня не знают, да и я о них не особо наслышан, но знаю, что они есть — как же так, большая страна, и нет писателей? Должны быть.
К России относятся по-разному, в разных регионах по-своему. Резкого неприятия нет, это в основном пропаганда, хотя есть маргинальные группы, которые и т. д. Всё как у вас, только у нас основная идея обычного гражданина, от которого ничего не зависит — «сами себе хозяева», а у вас «империя». Что смешнее — рабы хотят строить империю, в которой останутся такими же рабами. Лучше всего к России относятся в Киеве — мы с вами зарабатываем деньги, хуже всего — на Западной Украине, но их тоже можно понять, исторически сложилось, что Россия для них была таким же оккупантом, как, допустим, немцы.
Современную русскую литературу читают, в Киеве, например, проводят поэтические конкурсы, на них половина приглашённых — из России. У нас есть проблема двуязычия, Киев — украинский город, говорящий на русском языке, всё, что западнее — украиноязычные. Соответственно, там и меньше читают. Восточная Украина, хоть и русскоязычная, но в массе не читает ничего, не до этого, быть бы живу. Украинская литература есть, так, с налёту — три фамилии Жадан, Андрухович, Подерв`янский. Первых двух не читал, потому что не читатель, третьего же очень уважаю, это живой классик.
Есть и издательства. Почему не издаюсь в Украине? Вот иллюстрация — разговаривал с главой киевского издательства «Буква и Цифра», в кулуарах, они книгу презентовали. Он мне сказал — «Мы планировали что-то твоё издать, но …» Т.е. пока они планировали, «Ад Маргинем» издал. Я ведь не посылаю ничего в издательства, «Чужая» три года в сети висела бесплатно, нашли, предложили, я согласился. Предложили бы наши, украинские– тоже согласился бы. Так что — случай. Может, ещё предложат, у нас любят, чтобы творчество проверку прошло — на Западе или на Востоке, потом и наши созреют.
— Какие русские газеты, журналы, сайты читаешь? И с каким чувством?
— Газет не читаю вообще, мне хватает для этого ЖЖ — на что-то интересное ссылку дадут, а самому фильтровать — нет желания. Сайты тоже ни какие не жалую, в закладках браузера нет ни одного. Иногда попадаю на какой-нибудь REGNUM, почитаю про Украину… Разумеется, чувства не очень — всегда неприятно читать клевету.
— Надо ли политикам слушать писателей и журналистов?
— Надо, конечно, это обратная связь с обществом. Никто не слушает и слушать не будет — отсутствие гражданского общества даёт о себе знать. Но я бы отделял писателей от журналистов, это не одно и то же. Журналист более ценен для политика. А писатели все разные, если человек умеет гладко составлять буквы в слова, а слова в предложения, это не означает, что он что-то сказать может важное.
— Как вам нынешняя российская политическая элита? Спрогнозировать политическую ситуацию в России можете? Или, скорей, это тебе неинтересно — что тут у нас будет?
— Я не очень владею вопросом, не слежу за вашей политикой, ни к чему. Если что-то важное, мне об этом скажут по радио, или в военкомате. Вообще считаю неэтичным вмешиваться в политику государства, в котором не проживаешь. Насчёт прогноза…
Надои растут, может быть и в самом деле Россия станет относительно демократическим государством, процветающим, а может быть опять пойдёт по имперскому пути. На этом она закончится как единое государство, надорвётся. Большевики обошлись очень дорого, да война сказалась… А что у вас будет, мне интересно, чай, не чужие.
— Новая книжка когда будет? О чем?
— Осенью. В «Ад Маргинем». «Огненное погребение и другие рассказы». О жизни, о том, что нельзя возвращаться: раз умер — значит, спи спокойно. А не вставай из гробов наводить справедливость.