Ирина Мамаева. Настоящий писатель по определению наивен
Сказать про Ирину Мамаеву, что она «ворвалась в литературу» как-то не совсем правильно. Нет, как раз в ее случае такое определение подошло бы: она быстро стала известной, быстро издала книгу, получила премию, восхищение критиков, и далее по списку: от публикаций в толстых журналах и поездок за границу на литературные семинары до встреч в Кремле с главами страны.
Однако если лично знаешь Иру, никогда не скажешь про нее «ворвалась». Ирина —спокойная в хорошем смысле слова: тихая, лишенная дурной писательской привычки бравировать, фрондировать и вообще устраивать нелепый шум на пустом месте.
Поэтому напишем так: Ирина Мамаева в литературу вошла и там находится. Вошла спокойно, с чувством собственного достоинства и по праву заняла свое, вполне почетное место.
— Давай расскажем, кто такая Ирина Мамаева. Где родилась, как училась, кто отец, кто мама? Чем занята сегодня?
— Как скучно! Родилась в Петрозаводске в 1978 году месяца апреля числа 15. Окончила Петрозаводский государственный университет, вышла из его стен дипломированным специалистом по коровам. Заочно училась в Литинституте имени Мэ Горького. Помоталась по России-матушке, вернулась в родной город. Работала, кем придется, поняла, что ничего окромя писательства не умею. Некоторое время мимикрировала под журналиста. Ныне, как выражается моя подруга, веду богемный образ жизни.
— Когда вторая книжка будет? Как сложилась судьба первой (помимо того, что ее носят на руках критики)?
— Один раз свезло — встретила Сергея Филатова и Ирину Ковалеву… Но вторую книгу, известно, написать труднее, чем первую. Но, надеюсь, что я с этим справлюсь. Написана повесть, и сейчас я ее потихоньку дописываю до романа. Как сложилась судьба первой? Лежит на полках. Приходят люди, покупают. Причем, самый большой интерес, конечно, здесь, в Карелии. Интервью берут, сюжеты снимают. Приглашают выступать. Детки пишут курсовые по творчеству. Радостно, конечно. Пишешь же для того, чтоб читали.
— Что ждешь от литературы в новом году? И от кого именно?
— Ничего не жду. В литературе, в смысле открытия новых дарований и/или творческих прорывов от уже известных авторов, если ты это имеешь в виду, ничего не происходит уже давно. Слава богу, отделались от постмодернизма. Вернулись к традиции. Ура! Мы вернулись к традиции! А что ура-то? Впрочем, такие же процессы происходят и в живописи, и в музыке. Художники научились собирать на помойках мусор и делать «объекты», рисовать Лужкова в образе Христа. Теперь снова рисуют пейзажики. Про музыку лучше вообще промолчать. Если не знаешь, куда идти, то остается одно — имитация: бег на месте с высоким подниманием бедра.
Если же говорить конкретно, жду романа Дмитрия Новикова.
— На кого ориентируешься в современной литературе? Есть столпы? Вообще жива ли классическая русская литература? А западная?
— Я ни на кого не ориентируюсь. У меня внутри есть какой-то собственный образец, эталон. Или не внутри, а где-то там, в запредельном. Вот и пытаюсь к нему приблизиться в своих текстах.
Что касается, «классической русской литературы», то я, конечно, скажу, что пациент скорее жив, чем мертв. Но, кажется, уже пора немного расслабиться и порелаксировать. Не происходит ничего — и ладно. Период такой. Да и времена изменились. Появись Толстой и Достоевским сейчас — я им не позавидую. Эпоха в любом случае диктует свои условия. Эпоха, заметь, а не конъюнктура рынка. Нужно возвращать читателя. Приучать его потихоньку снова читать серьезные книги. Критики этого не понимают. Требуют чего-то заумного, элитарного. Для меня, кстати, похвала какого-нибудь спивающегося колхозника, который книжку последний раз в руках держал в пионерском возрасте, гораздо значимее, чем профессора-филолога. Если мою книгу смог прочитать и пустить слезу в конце какой-нибудь дядя Ваня, то еще не все потеряно.
С современной западной литературой я, к сожалению, плохо знакома, но за последний год мне в руки попадались пара хороших вещиц. Сборник рассказов Этгара Керета (Израиль) прочитала. Получила удовольствие. Это у нас считается, что нужно писать романы, а рассказы никому не нужны. А там человек в сорок лет пишет себе рассказики, их издают, переводят, потом продают в Москве. А Мамаева покупает, читает и радуется.
— Я тут с Шаргуновым беседовал. Он говорит в сущности привычную для мужчин вещь, что полноценной женской прозы не бывает, женщина гламурна по определению. Еще говорят, что женщина лишены метафизического восприятия мира. Ты как — раздражаешься на такие речи? Есть в них «момент истины», или хотя бы самое малое зернышко правды?
— Договоримся о терминах. Есть «проза» — просто хорошая проза, вне зависимости от того, кто автор: мужчина или женщина. Есть «женская проза» — бесконечное пережевывание того, что «все мужики сволочи». Есть «мужская проза» о том, что все бабы «дуры и стервы». Я бы, кстати, еще отнесла к «мужской прозе» бесконечные рассуждения о том, что «в стране все плохо, а вот я бы сделал то-то и то-то, и тогда бы…» Многие писатели-мужчины этим грешат, но читать подобные тексты и смешно и грустно одновременно. Все мы, конечно, умные, когда рассуждаем у себя на кухне…
Соглашусь с одним: хорошей прозы, написанной женщинами, меньше, чем написанной мужчинами. Равно как и других произведений искусства. Естественно, женщины в большинстве своем больше ориентированы на семью, детей, они более земные, материальные. Состояться как полноправному творцу женщине труднее в силу особенностей ее психики. Сложно абстрагироваться от чувств и эмоций, выйти в область, как ты говоришь, метафизических явлений. Сложно, но можно. Мужчине этого не понять, он творец — новатор, первопроходец — в силу природного расклада. Но — не более того. Разве это личное достижение мужчин? У мужчин свои проблемы: им постоянно нужно доказывать «я лучший, я всех порвал, как Бобик грелку!». Женщина, слава богу, свободна от этого.
А Шаргунову может посоветовать посмотреть в интернете значение слова «гламур».
— Наташа Рубанова, Василина Орлова, Аня Старобинец, Денежкина, Аня Козлова — читала ты их книги? Воспринимаешь их в качестве конкурентов (конкуренток)? Или конкуренции нет в мире литературы?
— Я должна воспринимать в качестве конкурентов только женщин?
— Я ждал именно этого ответа, и, можно сказать, тебя провоцировал…
— Ладно, спишем это на пагубное влияние Шаргунова. А что касается конкуренции, то я же говорю — у женщин нет стремления постоянно всем доказывать «я лучшая!». Ну сколько писатель книг может в год выпустить — одну? А читают люди больше, чем по одной книге в год. Пусть будет много писателей хороших и разных. И потом, как читатель я ведь тоже хочу вечерком уютно устроиться в кресле и почитать хорошую книжку.
— Кого из живых классиков уважаешь? С кем знакома? С кем хотела бы пообщаться из классиков — с живым или мертвым?
— Я, конечно, могу сказать, что хотелось бы пообщаться с Достоевским. Но чтобы с ним поговорить, нужно сначала постоять с петлей на шее. В противном случае, можно только послушать.
— Вообще твои книги должны что — радовать, огорчать, заставлять думать?
— Книги, как и авторы, никому ничего не должны.
— Что первично в творчестве? Донести мысль? Сделать сюжет? Или просто дурака валяешь?
— Поверь, дурака можно валять гораздо более простыми и менее травматичными способами. Сюжет, это просто инструмент. Остается мысль? Пусть так. Шоу сказал как-то: «Я стал известным, потому что думаю пару раз в неделю. Остальные делают это гораздо реже». Книга ни что иное как предложение задуматься.
Книга — это приглашение к диалогу. Диалог ведь не обязательно должен состояться в один определенный момент времени. Между вопросом и ответом могут пройти десятилетия, но это все равно будет означать, что диалог состоялся.
Почему люди вообще берутся писать книги? Большинство, к сожалению, воспринимает писательство, как личностную «арт-терапию». Ее девиз: «Напиши, нарисуй, сыграй — и тебе станет легче!» Отсюда литература «нон фикшн»: где, с кем и сколько автор выпил. Читатель (и диалог) здесь вообще не предусматривается. Надеюсь, по моим текстам заметно, что я к таковым не отношусь?
Я, скорее, как ребенок. Ведь писатель в чем-то похож на ребенка. Он увидел что-то и хочет немедленно об этом рассказать. Настоящий писатель по определению наивен. Это потом он постепенно становится более профессиональным, начинает от этой наивности избавляться, учитывать конъюнктуру рынка, но тогда из его прозы уходит искренность. Надеюсь, мне это еще не грозит.
— Какой бы свой текст ты хотела экранизировать? Кому роли доверила бы? Кто режиссером стал бы?
— Конечно, все. «Ленкину свадьбу», пожалуй, Лидии Бобровой. А лучше так — Ларсу фон Триеру. Это его тема. И вообще, если автор сценария женщина — режиссер должен быть мужчиной. А вот с «Землей Гай» пока не определилась. Что касается ролей, то я бы поехала в деревню, набрала бы бабок, девок, мужиков — сыграли бы. Вышел бы такой малобюджетный реалистичный фильм. У нас же заброшенных деревень полно. Разве что пару главных ролей пришлось бы доверить кому-то профессиональному.
— Какие газеты, журналы, сайты читаешь и почитаешь? И с каким чувством?
— Самое главное — это не иметь телевизора. Если у тебя нет телевизора, то читать в малых количествах можно все, что угодно. Открыла вот для себя журнал «Эксперт» недавно. Интересно.
— А с каким чувством смотришь ОРТ и РТР?
— ОРТ и РТР делают то, что и должны — обслуживают власть и бизнес. Параллельно активно кормят население колой и чипсами, в переносном смысле, естественно. Население рыгает, мучается поносом, но «хавает». А, впрочем, почему мучается? Может, кому-то это приятно.
— Надо ли политикам слушать писателей и журналистов? Памятуя о том, сколько бреда они произнесли и написали в последние 20 лет?
— Зачем политикам слушать писателей и журналистов? Нет, ну можно, конечно, какую-нибудь идейку подхватить и устроить маленькую пиар-акцию. И потом, журналисты вообще ничего сказать не могут — у них профессия такая: брать деньги и ложиться.
У писателей, к сожалению, в последнее время все чаще появляется стремление не просто высоко поднимать бедро, но и немного отводить его в сторону.
— В чем главная проблема современных молодых писателей? Писать некогда? Писать не о чем? Денег не платят?
— Писать не о чем. Свезло один раз — попали в армию или того лучше — на войну, стали свидетелем стихийного бедствия, вспомнили Отчетливо, как папка в детстве подзатыльник дал, — описали. Издали книжку, получили премию, переехали в Москву… И все. Финита ля комедия. Дальше уже нужно что-то большее, чем простое везение — все тоже умение думать, например. Заглянули в себя — а оттуда рвотные массы чипсов с колой полезли. Ну или суши с фуагра — если уже успел в Москве обустроиться.
— Кем бы ты была, если б не стала писателем?
— Если б я поэтом не был, я бы стал бы звездочетом… Психологом, наверное. Для меня это близкие профессии.
— Будущая жизнь — только литература? Что-то иное представляешь в своей судьбе?
— Талант — такое дело: Бог дал — Бог взял. Главное не привязываться к нему. Случиться может все, что угодно. Но я никогда не пытаюсь решать проблемы до того, как они наступили.
— Мечта?
— Я не мечтаю. У меня сейчас на редкость счастливый и спокойный период в жизни — от добра добра не ищут. Не все же писать — жить тоже иногда нужно. Многие этого не понимают. Не творческие люди склонны к депрессии, а депрессивные — к творчеству. Когда у человека все хорошо, он просто живет. Ему нет смысла сбегать от реальности в алкоголь, наркотики, компьютерные игры или творчество. Жизнь полна смысла и так.