Алексей Шепелев. Хочу написать «Майн кампф» нео-дебордизма с названием «На кол всю попсу!»
На мой вкус, Алексей Шепелев самый необычайный, самый непредсказуемый и самый недооцененный персонаж современной молодой литературы. Нет, и книжка его шума наделала, и публикации были, и журналисты им интересуются, и премии случались — но это всё равно не соответствует масштабам оригинального дара Шепелева. Он явно заслуживает большего.
— Давай расскажем, кто такой Алексей Шепелёв. Где родился, как учился, кто отец, кто мать? Чем занят сегодня?
— Родился в самой что ни на есть глубинке, в селе Сосновка Тамбовской области. Многие даже, общаясь со мной в Москве, в это не верят — намекают, что сие, мол, «пропагандистская фишка», для имиджу. Тем не менее, это так. Там я окончил среднюю школу. В классе было четыре человека, учился хорошо, в аттестате у меня одни пятёрки (и в такое почему-то не верят!), правда, классе в 9-м начались проблемы — постоянные выговоры за «пьянку и дебош», самовольный уход из пионеров и т. п. Так называемый скандальный имидж тогда уже проявлялся…
Писать я начал, как только научился писать — не читал никаких детских книжек — я их сам себе писал! Про котов в основном — они у меня древнюю Русь от врагов защищали, бороздили космические просторы… Потом тоже вот шкодить начали, выпивать… И тогда — уже лет в 16! — я написал первый рассказ, в котором уже люди фигурировали — «Черти на трассе». (Андрей Урицкий вот в рецензии в «Знамени» написал, что именно в этом тексте автор «достиг единства игры и серьеза, пафоса и имитации пафоса, абсурда и реализма», явно посчитав, что это одно из последних моих произведений.) Впрочем, в школьные годы никто и не знал, чем я занимаюсь. Я ото всех это постыдное — с точки зрения сельских жителей — занятие скрывал.
Потом учился на филфаке Тамбовского госуниверситета. Впрочем, учиться получалось с большим трудом. Уже на втором курсе мы с моим другом Александром О\'Фроловым создали музыкально-литературное объединение «Общество Зрелища». Провозгласили искусство «дебилизма», или «радикального радикализма». Своего рода новое ОБЭРИУ или ситуционизм. Однако мы тоже мало занимались теорией, т. е. чтением книжек про предшественников, а всё больше практиковались…
В таких экстремальных условиях жизни можно было вести только экстремальный образ жизни. Собрали состав рок-группы, записали несколько альбомов — полупрофессионального, если так можно выразиться, качества — с названиями вроде «От гриба», «Начальникъ Верьховнаго Бга Озириса», пытались устраивать выступления. Короче, каждый семестр весь наш концертный состав вывешивали на факультете в списках отчисленных. В итоге О\'Фролова отчислили с пятого курса и он пошёл служить (кстати, после написал великолепный роман про армию под названием «Ничего»), а я, как истинный друг парадоксов, стал козырять весьма смешной фразой: «Если меня не отчислят, я поступлю в аспирантуру». И поступил, и даже закончил её, и защитил диссертацию по творчеству Достоевского и Набокова «Тема нимфолепсии как рецепция темы „ставрогинского греха“. Тоже было много скандалу…
В университете познакомился с Сергеем Бирюковым, президентом международного союза авангардных авторов и исследователей авангарда — Академии Зауми. Бирюков — наш учитель, но учить-то он особо ничему не учил — просто, что называется, на личном примере показывал, что неординарные авторы могут бытовать и в провинции. Мы участвовали практически во всех акциях АЗа и были, так сказать, наиболее авангардным (или арьергардным, как писала местная пресса) её крылом.
Первоначальную известность я приобрёл как поэт-авангардист, в 2000 году выпустил в Тамбове поэтическую книжку «Novokain ovo», за которую даже стал лауреатом международной Отметины им. отца русского футуризма Д. Бурлюка. В это время я перестал активно писать поэтические тексты и перешёл, как давно мечтал, на крупную прозу. Первый роман «Echo» вошёл в 2002 году в шорт-лист премии «Дебют» и был выпущен издательством «Амфора».
— Когда вторая книжка будет? Как сложилась судьба первой?
— История с книжкой (роман плюс 5 рассказов) интересная. С одной стороны тривиальная, а с другой — уникальная даже. «Амфора» никогда ведь не издавала «дебютовских» авторов. А я им сильно понравился. Сразу предложили контракт на две книжки, уже речь о переводах шла, о публикациях литературных опусов «ОЗ». Естественно, что ни на какие цифры в договорах я не смотрел. После выяснилось, что тираж всего тысяча. Знающие люди стали мне говорить, что тираж-то и не может быть меньше 4 тыс. Потом я стал получать косвенные подтверждения этому — мне писали знакомые, что покупали мою книжку в Новосибирске, в Ростове, в Испании и т. д. Продавалась она тоже по очень высокой цене — в сетевых магазинах, например, 280 р. Издатели сказали, что весь тираж разошёлся быстро, но «по не зависящим от автора причинам» они сотрудничество прекращают. Кажется, на мне и завершилась серия «ПоколениеY». Другие же издательства стали странным образом упрекать в некоем «коллаборационизме с „Амфорой“. В общем, ничего не понимаю!
Ещё на «Дебюте» Александр Кабаков мне сказал: первый роман написать дело нехитрое, самое трудное — второй. Он должен отличаться, показывать развитие автора. Я об этом долго думал, и потом всё же решился на неподъёмное дело — очень большой по объёму и более серьёзный роман. Написать его было — всё равно что построить Кремль из спичек! 500 страниц формата А4, усложнённая композиция, и самое главное — сопротивление материала — крайне тяжёлые воспоминания…
Это было в начале 2004 года, существование моё было в полном кризисе, и так получилось, что я практически уверовал в мысль, что в этом году я умру, или могу умереть. Опыт смерти сродни тому, что пережил Достоевский на плацу — только у него было очень остро, поскольку это длилось, один день, а у меня — намного слабее конечно, но зато весь год — каждый день, каждую ночь… Через два года я всё же поставил в этом тексте последнюю точку! Но, видимо, перестарался: издатели говорят, что «по гуманным соображениям» напечатать текст такого объёма не могут. Современный молодняк накропает кое-как сотню страничек — и это уже роман, крупная форма! А такую рукопись даже профи читать не решаются! Хотя от них постоянно слышно, что не хватает де нового «Это-я-Эдички» или большого социально-психологического романа. У меня вот всё реализовано, правда своеобразно, конечно. По сюжету лав-стория почти один-в-один шаргуновский «Малыш наказан», — но по воплощению…
Впрочем, самореклама уже надоела. Польское издательство вот заинтересовалось, но тоже пошло на попятную. Короче, там две части — по сути, два романа, очень рекомендую. А недавно я ещё повесть написал небольшую — «Дью с Берковой». У неё даже отчасти коммерческий такой статус. Хотя с другой стороны, были отзывы, что это прям новые «Москва-Петушки».
— Что там с группой «Общество Зрелища»? Не находишь, что это фиговое название для группы?
«Общество», как мы выражаемся, постоянно находится «в периоде полураспада». Оно существует только в момент воссоединения двух или более соавторов в творчестве. О\'Фролов живёт то в Тамбове, то в деревне, я — то в Москве, то в деревне своей… Недавно вот отметили 10-летие группы, а оптимизма, однако, мало. Я сейчас работаю (первый раз в жизни — до этого нигде не работал!) в Раменском. Экстремальный образ жизни в Тамбове довёл меня до ручки, и я уж совсем не знал, как выжить. Помог мой друг Ваня Аксёнов — пригласил к себе в Подмосковье. Тут мы с его отцом основали рекламную газету «Себе и сильно» (называется, кстати, ключевой фразой из упомянутой повести — такой постмодернистский прикол!), где я и обретаюсь.
Название наоборот кажется мне самым лучшим — из тысяч названий групп, которые я знаю. Мне нравятся серьёзные названия, в которых проступает нечто метафизическое или религиозное — «Гражданская оборона», Ministry, Current 93, NIN, Faith No More.
Если же ты имеешь в виду биографию Ги Дебора, автора трактата «Общество Зрелища», что он и его друзья покончили с собой… С точки зрения его философии, это был последовательный поступок. Думаю, противостоять этому может только христианское мировоззрение, которого мы, как ни странно, стараемся в последнее время придерживаться. Радикализм и нигилизм заводят далеко, но у нас ведь изначально было несколько иное понимание названия (хотя и деборовские коннотации не отрицаются) — что мы, творцы «явлений» искусства, и есть зрелище для общества, способное его спародировать и изменить. Это ближе к концепции реального искусства Хармса — с верой в магическую силу оного.
Литературное и музыкальное наследие «ОЗ» тоже не востребовано. Только хорошо идёт в палёных дисках и в Интернете.
— Что делает твоя биография на сайте «Гей.ру»?
— Да уж, упрёков в не понять откуда взявшемся «пидорском лобби» мне избежать не удалось! В каталогах журнала «Квир» по сей день, по-моему, среди фаллосов, смазок и тематических книг печатается и обложка моей. Тут всё просто: полное название ресурса — «Российский портал геев и лесбиянок», а у меня, как помнишь, чуть ни во всех произведениях муссируется сапфическая тематика. Я бы посотрудничал с что ни на есть женскими журналами и сайтами — у меня вот, например, есть эссе о горячо любимой группе «Тату».
— Книги успеваешь читать? Или только писать? Что ждешь от литературы в новом году? И от кого именно?
— Я люблю русскую литературу. Читаю её, но довольно мало. Непонятен мне пиетет, с которым наши читатели и издатели относятся к западной литературе. Плодят переводы, широко издают даже незначительных писателей. Меня вот постоянно сравнивают с Миллером, Буковским, Берроузом и особенно с Уэльшем. Только после этого я прочёл по одной их книжке — и совсем не в восторге. Из общеизвестных авторов я бы предпочёл сравнение с Палаником.
— На кого ориентируешься в современной литературе? Есть столпы? Вообще жива ли классическая русская литература? А западная? Да и вообще — само понятие «классическая» — оно что значит для тебя?
— Философ Подорога в книге «Мимесис» (часть 1) развивает концепцию, что есть две русских литературы: простая и «другая». Другая — это Гоголь, Достоевский, Белый, Платонов, Введенский и Хармс. Странные люди даже для писателей. В моём восприятии давно составился именно этот ряд, и себя и «ОЗ» я всегда мыслил как продолжение оного. Набокова вот чем больше я изучал, тем меньше он мне стал нравиться. Из Толстого иногда могу почитать, из Горького, Шишкова даже — всё лучше, чем современная легковесная, несерьёзная какая-то дребедень или заведомый закос под Запад.
Однако современную я тоже очень люблю.
— Кого-то знаешь из нового поколения русской литературы? Новикова, Гуцко, Сенчина, Шаргунова, Кочергина, Орехова?
— Я зарекался покупать книжки «Амфоры», но постоянно нарушаю это правило. Когда вот с Крусановым хряпал в питерских коммуналках водочку, я и не знал, что он такой крутой писатель. Недавно купил его «Ночь внутри» за 29 руб. и поразился. У нормальных писак на такое несколько томов уходит, — а у него сага на 120 страничек и никак не в ущерб содержанию! Или, например, очень сильно понравился роман Олега Постнова «Страх».
Не брезгую и Пелевиным с Сорокиным. По мне, это выдающиеся авторы, остроумные в широком смысле этого слова.
Из молодых прозаиков, на мой взгляд, интересны малоизвестные. Наташа Ключарёва (роман «Россия: общий вагон», опубликованный в «Новом мире»), Марианна Гейде, более известная как поэт, Витя Iванив из Новосибирска, О\'Фролов тот же.
— Вообще твои книги должны что — ошарашить, обрадовать, заставить подумать? Или вообще ничего никому они не должны?
— Мне понравилась фраза Василия Аксёнова, что настоящая литература должна будоражить. Точное слово. Или Чупринин приводил такую формулу от современного читателя: чтоб цепляло, но не грузило. Я стараюсь сделать так, чтоб цепляло сразу, был интерес, драйв, а грузило-то уже исподволь, где-то в подсознании, когда-то потом всё всплывало и влияло.
— Что первично в творчестве? Донести мысль? Сделать сюжет? Или просто дурака валяешь?
— С набоковской позицией, что писатель никому ничего не должен, не согласен. Писатель, в моём представлении, должен быть не от мира сего, но в мире — фигурой влиятельной. Только влияние его творчества на умы (в том числе, на собственный) не столь однозначно, как, допустим, у мыслителя, политика, журналиста или рекламщика. А тех, кто «чисто валяет дурака» или для кого «литература — тире — хобби», надо из неё гнать поганой метлой!
— Какой бы свой текст ты хотел экранизировать? Кому роли доверил бы? Кто режиссером стал бы?
— У меня сразу была идея экранизировать «Echo». Мои тексты и пишутся как кинематографические, отчасти даже под влиянием манеры Тарантино. Роли самих себя мы бы и сами исполнили — других таких колоритных персонажей не найти, и навыки есть — ведь добрая половина записей «ОЗ» суть не совсем музыка, а своего рода радиоспектакли. Нужен молодой талантливый режиссёр, и чтобы я был сорежиссёром или как-то участвовал в процессе. Это была бы «Лолита» нового времени — и одновременно «Бойцовский клуб».
— Какие газеты, журналы, сайты читаешь и почитаешь? И с каким чувством?
— Стараюсь не читать и тем паче не почитать.
— А с каким чувством смотришь ОРТ и РТР?
— ТВ смотрю постоянно, только ночью, конечно же. Для меня это главное изобретение человечества, максимально возможная «вторая реальность». Интернет с его свободой — пока раздутый пшик. По 1-му смотрю «Теорию невероятности» и программу «Время».
Последнюю из эстетических соображений: мне нравится Екатерина Андреева. По РТР все ведущие отстойные.
— Надо ли политикам слушать писателей и журналистов? Памятуя о том, сколько бреда они произнесли и написали в последние 20 лет?
— Смотря каких. Гениев они всё равно не поймут, а журналисты, как правило, всё опошляют.
— В чем главная проблема современных молодых писателей? Писать некогда? Писать не о чем? Денег не платят?
— Писатель писателю рознь, особенно когда молодой. И люпус эст — тоже ведь проблема.
— Будущая жизнь — только литература? Что-то иное представляешь в своей судьбе?
— Литературу не могу планировать — как и жизнь.
— Мечта?
— Лет 10 тому у меня было такое изречение: если в 20 лет ты не гений, значит ты не гений! Теперь, приблизившись уж к тридцатнику, могу с боязнью, но тем не менее и с иронией, перефразировать его: если в 30 ты не рок-звезда…
— Политические взгляды есть у тебя? Как тебе нынешняя политическая элита? А спрогнозировать политическую ситуацию можешь?
— В. Сорокин (цитирую): «А что такое политика? Если бы была партия, которая гарантировала мне хотя бы через пять лет искусственные крылья, например, или жабры, тогда — другое дело! А что может партия гарантировать? Ведь Россия — непредсказуемая страна». Меня больше интересует внутренний мир людей и как он проявляется внешне — культура. Была идея написать своего рода «Майн кампф» нео-дебордизма с названием «На кол всю попсу!», но все теории в руках большого количества людей на практике приводят к плачевному результату, так что ограничимся пока менее однозначными текстами.