Евгений Ермолин
В списке «Большой книги»…
В списке «Большой книги» мы не нашли, увы, настоящего современного героя. Героя именно нашего времени, текущего исторического момента, России, травмированной террористическим синдромом, развращенной высокими ценами на нефть, потерявшей смысл и суть общего бытия. Нет здесь значительной, противоречивой личности посреди хаоса и бреда.
Существует ли она, однако, в прозе последних лет? Нет сомнений. Хотя и в небольшом, сказать по правде, количестве.
Это и смешной престарелый любовник Владимира Маканина (книга “Испуг”), который — чуть ли не единственный — в холодном и равнодушном мире сохранил, однако, способность любить. Увы, персонаж Маканина выглядит каким-то замысловатым осколком прошлого, и вмешательство его в окрестную жизнь заведомо лишено каких бы то ни было перспектив…
Это и герой Дениса Гуцко (роман “Без пути-следа”), мигрант из Грузии в Россию, идущий от иллюзий и самооправдания — к осознанию своей вины за личные поражения и общую серость жизни, своей ответственности. Самое замечательное у Гуцко — это именно опыт преодоления героем привычной и почти повсеместной социальной униженности…
Это и персонажи романа Захара Прилепина “Санькя”. Заглавный герой у Прилепина — мальчишка-бунтарь, восстающий чуть ли не на любую власть. Это классический русский революционер чувства, остро чувствующий несправедливость мироздания в одной его отдельно взятой точке — России. Цели его почти случайны. Пафос его великолепен: в нашем падшем мире не может иссякнуть этот честный донкихотский бунт против порядка вещей. Эта готовность умереть за свою истину, а не просто так…
В самом младшем нашем писательском поколении 20-летних прозаиков — у Ксении Букши (“Аленка-партизанка”), Александра Силаева (“Армия Гутентака”), Сергея Шаргунова (“Ура!”) — поиск такого героя идет наиболее, пожалуй, активно. Не всегда успешно. Иногда глубоко волнующе (у Натальи Ключаревой, в повести “Россия. Общий вагон”, и у Марины Кошкиной, в повестях, напечатанных в “Континенте”). И — обычно — крайне воодушевляюще по своей сути. Здесь мне видятся залоги и обещания, здесь проходит главная, возможно, дорога в будущее нашей литературы.
Что ж, если есть значительный, многое берущий на себя, готовый бороться и побеждать герой в литературе, — значит, и жизнь не совсем безнадежна. Как-то вот так, на оптимистической ноте, поставим точку, пока снова не догнали нас сомнения и печали.
«Континент»