Захар Прилепин. Я пришел из России
О Захаре Прилепине мы рассказывали не так давно, 22 сентября, представляя книгу рассказов "Ботинки, полные горячей водкой". Не хотелось бы повторяться, отметим только, что Прилепин — как луч света в темном царстве современной русской прозы. И личность — очень интересная, героическая (в том смысле, что имеют в виду, говоря о "героях нашего времени"), без тени пошлости и позерства, без мерзости гламура и анти-гламура, без всего того, что так отвратительно в нынешней действительности.
Сборник эссе «Я пришел из России» откроет читателю Прилепина-публициста, и я уверен, это будет не менее интересно, чем знакомство с его прозой («Санькя», «Грех», «Ботинки...»).
Без лишних рассуждений – слово автору. Эссе «Наш современник, дай огонька» - когда нибудь признают лучшим очерком «нулевых». Хотелось бы дать его целиком – а еще лучше перепечатать во всех газетах и разместить на всех информационных порталах, да только... вряд ли это случится.
«Приезжая в деревню, читаю подшивки старых журналов. С мазохистским удовольствием – «Огонек» за какой-нибудь 1989 год. С некоторым недоумением – «Наш современник» начала 1990-х.
Публицистические прогнозы и того, и другого издания никакого отношения к реальности не имеют.
В России, которая, как известно, может слинять за три дня, предсказывать умеют только поэты. Верней, и они не умеют, но поэтический словарь позволяет построить речь так, что из нее можно извлечь противоположные смыслы.
Мы говорим: «Будет диктатура». Или говорим: «Будет застой». Или: «В России ничего не изменится». Но потом мы идем по следам своих предсказаний и сами себя немного стесняемся: следы ведут вообще не туда...
Мне долгое время хотелось собрать авторов того злобного «Огонька» и спросить: «Ну, вспоминайте быстрее, что именно вы имели в виду, когда говорили, что мы будем жить вот так и еще вот так. Вспоминайте, вспоминайте! А то я сейчас вас ударю ножкой от стула. По ноге. Что? Не смущают меня ваши седины. Я же по ноге».
Потом я остыл, передумал. С тем же успехом можно собирать авторов «Нашего современника», задавать им те же самые вопросы.
А потом, спустя годы, и у меня спросят то же самое. И разве я найду, что ответить...
Россия слиняет в три дня, оставив нас наедине со своей милой глупостью...
Но что, в конце концов, еще может случиться, если и так уже все есть?
Застой уже есть. Диктатура уже есть. Свобода при этом тоже есть. Мир есть. Война есть.
И ведь, что самое интересное: можно в каждом случае заменить плюс минусом – и прогноз погоды останется прежним.
Застоя нет. Диктатуры нет. Свободы при этом тоже нет. Мира нет. Войны нет.
Здесь появляется возможность порассуждать о том, что Россия потеряла очертания. Не культурные, не геополитические, не эстетические, а вообще – очертания. Не поймешь, где у нее лицо, как в него смотреть, и туда ли ты смотришь, если хочешь узнать цвет ее глаз, или, быть может, вообще не туда, и здесь тебе ничего не скажут, ничем не подмигнут.
Но и об этом мы не станем говорить, потому что Россию лучше всего видно, когда смотришь мимо нее...
И все предсказываешь, когда речь ведешь о другом...
...тем временем в журнале «Огонек» сменятся еще три главных редактора... Тиражи толстых журналов упадут до пятисот экземпляров, но потом снова начнут расти. До семисот и выше.
Писатель Алексей Иванов будет писать по одному очень хорошему роману в пять лет. Критик Андрей Немзер прочитает еще две тысячи романов... Алексей Балабанов начнет экранизировать русскую классику. Возможно, Чехова. 150-летие со дня рождения Чехова отметят достойно, но экранизацию Балабанова покажут только поздно ночью...
... Все хорошие писатели получат все возможные премии, и поэтому несколько премий отдадут Вячеславу Пьецуху.
Татьяна Толстая больше ничего не напишет.
Михаил Касьянов напишет мемуары. Борис Немцов будет вести программу на телевидении. Павловскому станет совсем скучно...
Гаррос и Евдокимов снова объединятся в тандем, но выступят под псевдонимом (роман будет называться «Вектор взрыва») и обманом получат второй «Нацбест»...
Анна Русс станет совсем известной...
Александр Кабаков станет добрее...
Юрий Поялков будет как Юрий Поляков. Александр Проханов будет как Александр Проханов, а Пятой империи не будет. Но если он очень захочет, он ее разглядит...
Ничего не случится с Шендеровичем...
Каждый год будет выходить тысяча книг разных авторов, пятьсот пластнок разных исполнителей и сто фильмов разных режиссеров...
Русского рока больше не будет. Авторской песни не будет. Хороших песен протеста не будет. Будут иногда появляться отдельные хорошие песни – сами по себе, из ниоткуда.
Кроме того, из ниоткуда будут появляться хорошие фильмы. Кстати, Павел Лунгин, что бы вы ни говорили, снимет некоторые из них.
Возможно, выяснится, что Владимир Епифанцев чуть ли не гениален...
Приезжая на дачу, я буду разжигать печку все тем же «Огоньком», все тем же «Нашим современником». «Огонек» горит хуже. Я очень серьезно написал эту фразу. Никакого второго смысла в ней нет. Сами проверьте, как он горит. Сразу гаснет. Бумага такая потому что.
Никакой истории, кроме этой не случится. Да, собственно, и не случалось здесь никогда. Если б не Великая Война, приходящая к нам каждое столетие, вообще, нечего было бы вспомнить.
Но Великой Войны у нас больше не будет.
Не будет, не будет, не будет, не будет...»
(2007)
Марк ГурьевDelfi.ru - 9 октября 2008