От главных российских городов до провинции не так близко, как представляется при взгляде на карту. Стоит проехать последнюю заставу — и начнется Русь нестоличная. Странная, подчас космически непохожая на ту, что внутри МКАДа. И литература там — не во всем понятная столичным аборигенам.
Законы развития искусства стары как мир: приток свежей, по-хорошему «варварской» крови нужен для сохранения жизнеспособности. Переутонченность чревата вырождением и гибелью. И Рим периода упадка, и предреволюционная Франция, и русский Серебряный век активно вербовали гениев-самородков из провинции.
Среди современных российских писателей поколения «от 30 до 40» есть сформировавшаяся когорта авторов нестоличного замеса: тех, кто перебрался в столицы или вовсю издается в московско-питерских издательствах. В их повестях и романах — другая Россия. Та, которая хранит память и знание о какой-то древней, доподлинной жизни. Эта проза бывает шершавой и раздражающей. Читать ее не всегда приятно и комфортно. Она содержит скрытую, но настойчивую полемику со «столичностью».
Новые почвенники — не обязательно люди от бороны и плуга. Ужение рыбы и ружейная охота не входят ныне в их джентльменский набор. Но они могут ощущать в себе крестьянские корни, как, например, нижегородский прозаик Захар Прилепин. Его проза стала настоящим открытием последних лет. Одна за другой у него вышли три книги. Две первых — в Ad Marginem. В прошлом году «роман в рассказах» Прилепина «Грех» издал «Вагриус». Вещь при кажущейся растрепанности вышла очень зрелая и художественно сильная. Простая русская история: провинциальный парень отслужил в горячей точке (в книге есть сильнейший «чеченский» рассказ), женился, живет в областном городе, который он духовно перерос — ибо пишет прозу и стихи, достойные и столичной печати…
Однако на жизнь Захарка (так зовут героя) вынужден зарабатывать грубой мужской работой. Оружие его — автомат, кулаки, лопата. Мир жесток и циничен, всюду алчность и бессердечие. Выжить можно, только отвечая ударом на удар. Герой Прилепина постоянно готов к драке, к отпору, к возмездию. Он прям и целен во всех проявлениях своей натуры — в любви к жене и двум маленьким детям, в ненависти к лощеным пижонам из ночного клуба, в бою с бородачами-кавказцами и в запое с корешами… Невеселая, наводящая на раздумья — но ни единой секунды не депрессивная проза. У Прилепина есть дар «заразительно» (по слову Д. Быкова), выпукло, чувственно описывать простые движения человеческой души. И тогда неказистая, непафосная, полная сумрачных тайн русская жизнь вдруг показывает читателю свою светлую и чудесную сущность.
Если герой Прилепина обитает на полпути между деревней и столицей, то постоянный персонаж прозы Романа Сенчина — это молодой писатель родом из сибирского рабочего городка, окончивший Литинститут и «зацепившийся» за Москву. Его, героя этой прозы (то есть во многом самого Сенчина) хорошо издают, привечают в редакциях, в премиальных жюри и на форумах молодых литераторов, возят на зарубежные книжные ярмарки. Он, казалось бы, вот-вот окончательно покорит Москву. Но он ощущает себя другим, и в этом — неразрешимый экзистенциальный конфликт. Хмурый, угловатый, так и не выдавивший из себя провинциала — таков обобщенный сенчинский герой, например, в новом сборнике «Вперед и вверх на севших батарейках».
Герой повести «Проект», прозаик-вундеркинд, прогремевший с дебютной книжкой в 18 лет, поднимает бунт против индустрии литературного бизнеса, взявшей его в плотный оборот. Уроки литагентов не пошли впрок юноше из Сибири; проект «наскальное письмо» («искренность, непосредственность, неотесанность») потерпел крах… В рассказе «Чужой» неказистая и деградирующая «малая родина» вызывает все меньше ностальгических чувств у тридцатилетнего писателя — его уже засосала московская литературная «трясина». Но, в сущности, он и в столице ощущает себя чужим. Двойственность такого существования невыносима… Наконец, в романе, давшем название сборнику, Сенчин жестко и графично показал мир молодого писателя, завоевавшего, казалось бы, толстожурнальную и издательскую Москву, но запутавшегося в личных и житейских передрягах. Герой пытается быть типичным обывателем — и не может. За чернухой и безнадегой, мизантропией и самокопанием у Сенчина скрывается искренний, пристальный интерес к «маленькому человеку», мимо которого судьба пронесла пригоршню удачи.
А вот в романе прозаика из Кишинева (кстати, лауреата премии «Дебют» 2004) Владимира Лорченкова «Все там будем» герои-молдаване бредят совсем не Москвой и даже не Питером, а… Римом. Жителям обнищавшего за постсоветские годы села Ларга Италия представляется раем, куда дружно надо отправиться на заработки — благо что языки двух этих народов родственны. Но жизнь показывает, что далеко не все пути ведут в Рим… Лорченков написал карнавальный, трагикомичный, полусказочный роман-сатиру о людях, забытых правителями где-то на краю развалившейся империи. И поставленных перед непростым вопросом — отправляться ли в странствие за призрачным счастьем или обустраивать жизнь на родине. Это притча о великой миграции на просторах бывшего СССР и Восточной Европы; необычный извод этой знакомой до боли темы. И на место Рима, в сущности, можно подставить любой крупный столичный город.
Андрей Мирошкин,
«Культпоход» №4, 2008