Обанкнотившиеся
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
На первой странице столичной газеты снимок: премированный молодой писатель Захар Прилепин с толстой пачкой банкнот в руке преисполнен гордости. Так удачливый рыболов, выхвативший из водоёма крупную рыбину, подняв свою добычу повыше, горделиво фотографируется себе на память и на зависть всем друзьям и недругам. Не могу себе представить, чтобы, скажем, Иван Алексеевич Бунин или кто-то ещё, получив Нобелевскую литературную премию, публично ликовал подобным образом. Такого быть не могло! Не могло потому, что это противно природе истинно творческого человека.
Как низко мы, литераторы, пали в нашем новом веке, если полубожественную природу художественного творчества низвели до охоты за денежными призами! По-видимому, теперь уж памятники писателям будут ставить не как Пушкину, Гоголю, Достоевскому… а просто будет фигура человека с пачкой банкнот в руке, со взором, устремлённым на эту пачку, и надписью на постаменте: такому-то, обладателю премии (или премий) с денежным содержанием таким-то…
Ну что, дедушко?
Ничего не имею против вознаграждения того или иного автора и не берусь судить, достоин ли Захар Прилепин приза, который он держит в руке. Рассказ под названием «Грех», почему-то теперь уже именуемый романом (именно за него он премирован), – очень незатейливое, но психологически верное повествование; жаль, что такое короткое. А самое главное: внешний облик автора, ставшего лауреатом, очень привлекателен: мужественное лицо, отважный взгляд. А то, как он с упорством и воинской отвагой штурмует одну за другой премиальные высоты, свидетельствует не только о решительности его характера, но и о природной предпринимательской хватке, что так ценится в наше рыночное время.
Вот он уже этак снисходительно и покровительственно похлопывает по плечу старшего коллегу, можно сказать, своего учителя, называя его по-свойски «дедушко Личутин». Не знаю, как самого Владимира Личутина, за спиной которого полувековой, исключительно плодотворный писательский труд, а меня, лично не знакомого с ними обоими, такая фамильярность коробит. Это что же, думается мне, встреться Прилепину граф Толстой, наш успешный «охотник за премиями» и его приятельски похлопал бы по плечу: «Ну что, дедушко?.. Ты-то не заслужил! А я вот…»?
Повторю: речь не о том, достоин или не достоин прилепинский «Грех» литературной премии. А о том, что… не удержусь от каламбура: грех этот прилипчив… Речь о новом явлении на российской культурной сцене, об ином облике нашей литературы, в которой поколение сорокалетних писателей сменило ориентацию – с творческой на денежную. Беда как раз в том, что эта новая ориентация выставляется напоказ, совращая невинные души начинающих авторов.
Где-то я уже читал, что именно от Захара Прилепина можно ожидать вершинного творения нашего века, равного «Войне и миру», поскольку-де он, как и Лев Толстой, воевал на Кавказе. Но тут я усомнюсь: так ли притягательно и всесильно очарование денег, что оно может пробудить в ком-то из нынешних литераторов божественное вдохновение? Без него как создать новую эпопею вровень с «Войной и миром»?
И вот – с оглядкой на столичные нравы – азартно охотятся литераторы и в провинциальных литературных угодьях, только за более мелкой «дичью»: денежное содержание областных премий – примерно месячная зарплата шофёра средней руки. Однако борьба идёт не менее пылкая, с теми же хлопотами и ухищрениями, что и в столице. Потому опять-таки постигают смущение и досада… Если не употреблять более сильные слова – «боль» и «отвращение».
Кланирование
Губернатор нашей области Д. Зеленин (ныне, слава богу, уже отправленный в отставку) слыл человеком «от бизнеса», потому куратором областной культуры назначил своего заместителя О. Пищулину, а та хорошо ориентировалась в коридорах власти, но не в литературных делах. Помнится, однажды я позвонил ей, представился: мол, писатель… Она озадачила меня вопросом: «А что вы пишете? Что-нибудь краеведческое?»
К тому времени я опубликовал в «толстых» журналах более трёх десятков романов и повестей, не считая рассказов, в столичных издательствах массовыми тиражами вышло полтора десятка моих книг. Но вот куратор наш обо мне и не слышала, потому как книг она не читала, в журналы не заглядывала и художественный текст в стихах или прозе от графоманского отличить не умела… Областная литературная премия при её кураторстве присуждалась обычно по клановому или семейному принципу.
Каждый год трое счастливцев становились обладателями желанной премии. Временами это принимало анекдотические формы: руководитель писательской организации Е. Борисов рекомендовал областному издательству рукопись мемуаров своей жены-актрисы Н.?Хониной, названных «романом», – слово это сразу придаёт сочинению солидность, потому им награждают всякий писательский «грех»! – а в областном издательстве он по совместительству был директором, потому без проволочек издавал эту книгу и так же расторопно выдвигал её на соискание премии имени Салтыкова-Щедрина; председателем комитета по премиям был опять же Е. Борисов, он и награждал свою жену под дружные аплодисменты приближённых… И вот что примечательно: оба супруга не испытывали при этом никакого смущения или неловкости.
Когда речь идёт о деньгах, люди становятся так азартны! Вдруг появился успешный чиновник В. Самуйлов, человек исключительно любезный, ставший на недолгое время руководителем аппарата при председателе областного парламента. Используя обретённый административный ресурс, он издал некую краеведческую книжку, назвав её по-женски жеманно: «Там, где растёт венерин башмачок». Автор книжки с таким кокетливым названием, безусловно, достоин похвалы, но он тотчас возжелал быть награждённым областной литературной премией. А как противостоять этому неукротимому желанию и кто посмеет? Остановить важного чиновника на этом пути было просто невозможно, потому он названную премию очень расторопно получил.
«Какое отношение имеет «венерин башмачок» к нашему великому сатирику?» – и досадовала, и веселилась литературная общественность Твери. Но что она могла, эта общественность, когда тут задействован пресловутый административный ресурс, который и определяет премиальный литературный процесс! Кто с нею считался – хоть у нас в Твери, хоть в иных российских регионах?
Поскольку триумфально-премиальное дело приняло вовсе комический и даже коррупционный характер, премию переназвали – она стала «губернаторской»: авось, мол, как ныне говорится, сменит имидж с отрицательного на положительный.
Но не тут-то было! Должность руководителя писательской организации занял расторопный В. Самуйлов, личный друг Е. Борисова. Естественным образом, используя опять же свой административный ресурс, он и стал первым лауреатом губернаторской премии. Надо полагать, вознаграждён всё за тот же «башмачок». Так что литературная и окололитературная общественность Твери имела случай снова повеселиться или негодовать. Самуйлова на посту руководителя писательской организации сменил другой чиновник… можно не сомневаться, что и он, и все последующие будут азартными «охотниками» в литературных угодьях.
Разве не так обстоит дело в столице?
…И на устах у них печать
Состоянием нашей нынешней литературы озаботилась и Русская православная церковь. Я воодушевился, узнав, что Святейший Патриарх Кирилл инициировал учреждение Патриаршей литературной премии имени св. равноапостольных Кирилла и Мефодия.
Воодушевило и то, что новый премиальный процесс будет прилегать естественным образом к празднованию Дней славянской письменности… Таким образом мы обратимся к начальному, безгрешному с точки зрения премий периоду русской литературы, а там и митрополит Иларион с его «Словом о Законе и Благодати», и автор «Слова о полку Игореве», и Мономахово «Поучение», и «Повесть временных лет»… да мало ли! Именно они, а не денежные призы должны вдохновлять.
Я предположил, что лауреат, избранный учёными экспертами и членами попечительского совета, отмеченный высоким пастырским благословением, – в храме Христа Спасителя! – при награждении непременно произнесёт пламенную речь, от которой радостно содрогнутся души и сердца сограждан. Ведь при вручении Нобелевской премии и Иван Бунин, и Александр Солженицын, равно как и другие лауреаты, произнесли каждый своё слово, и в том был едва ли не главный смысл торжественной церемонии.
Как тут не вспомнить речи И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике – тогда всколыхнулась глубоко взволнованная общественность, – таково могущество писательского Слова. Так почему же нынешние лауреаты различных премий немы и безгласны, словно печать на их устах? Получат пачку валюты – и в кусты. К тому же и учёные эксперты, думалось мне, молвят золотое слово, поднимая на щит не только лауреата, но и тех, кто мог бы им стать, поясняя широкой общественности высокое достоинство того или иного сочинения… и высшие церковные иерархи не промолчат. Всё это обретёт необходимый резонанс, пробудит читательский интерес к хорошим книгам – в этом главная цель!..
Но отбор кандидатов на Патриаршую премию проходил в течение нескольких месяцев как-то очень уж келейно, в полной тишине, и это немного разочаровывало. Ещё большее разочарование постигло, когда наступили Дни славянской письменности. То есть сам-то этот праздник был, как и полагается празднику, – люди пели и плясали, радовались, ликовали. Но вот завершение премиального литературного процесса прошло почти незамеченным. И после него тишина…
Патриаршую премию вручили писателю Владимиру Крупину, прежде пылко ратовавшему за то, чтобы литераторы вовсе перестали писать: мол, это стыдно и грешно, это от нашей гордыни окаянной – браться за перо, когда есть Евангелие! Его достаточно для духовного окормления как верующих, так и неверующих, и нечего тщиться написать что-то значимое после святых евангелистов – одним словом, грех, и всё тут!
Но вот что примечательно: новоиспечённый лауреат был награждён за вполне светские сочинения – за маленькие рассказы о том о сём, за публицистику, не очень-то и громогласную, вряд ли услышанную в обществе. Впрочем, согласно Положению о премии, было ещё одно условие вознаграждения…
«По словам Святейшего Патриарха, – отмечает председатель Издательского совета РПЦ митрополит Калужский и Боровский Климент, – личность самого автора, помимо его творчества, также должна быть достойна этой премии». И вот тут учёные эксперты с попечителями должны были «расшифровать» сказанное Патриархом, прояснить, что именно можно отнести непосредственно к Владимиру Крупину: и о его личности, и о его творениях, и о рождённых им героях. Кому из героев писателя Крупина должны следовать читатели?
Вручение премии показали по Центральному телевидению, но так коротко, так мимолётно, что я не успел рассмотреть: что это Крупин, стоя перед Святейшим Патриархом Кириллом, суетливо засовывает в карман штанов, откинув полу пиджака? Неужели премиальную пачку денег? Дай бог, чтоб я ошибся… Впрочем, это в духе нашего времени.
Я далёк от того, чтобы давать советы учёным экспертам, – они, полагаю, гораздо компетентнее меня, глубже и яснее понимают суть и значение общего литературного процесса, а вместе с тем и триумфально-премиального дела; я просто выражаю своё мнение, свою озабоченность. И рассуждаю так: может быть, эта премия изначально замышлялась как оказание материальной помощи писателю, так сказать, по его семейным и бытовым нуждам? Если награждать за то, что кто-то прилежно посещает церковные службы и строго соблюдает пост, то с кандидатурами на премию проблемы быть не может – мало ли у нас достойных православных! Но тогда какое это имеет отношение к русской литературе? Если же всё-таки Патриаршая премия должна послужить более высокой цели – как раз возрождению русской литературы, погрязшей в диких рыночных отношениях, – то в этом случае триумфально-премиальный процесс не должен быть похожим на дружеский междусобойчик литераторов, обладающих административным ресурсом или близких к наиболее видным деятелям Церкви.
Не лучше ли, думается мне, отбор совершать открыто, из более широкого круга авторов? Ведь крупную рыбу ловят там, где она водится, а не там, где удобно закидывать удочку или сеть!..
Юрий КРАСАВИН, "Литературная газета" - №37 (6338) (2011-09-21)